Нет, я не назвал бы это ностальгией. Тосковать можно по тому, чего любил. А холод любить – противоестественно. С ним можно лишь смириться.
Понимаю, как можно любить зиму, скажем, алтайскую – пышную румяную красавицу с густыми ресницами запорошенных еловых лап.
Говорят, что можно любить даже ханты-мансийскую зиму – суровую, трескучую, но хотя бы чистую. Но московская зима…
Стылая промозглая мерзость – не снег и не дождь, а некий микс из худших их качеств. От нее не спасают даже шкуры убитых плюшевых животных. Повальный грипп, ОРЗ, испорченная обувь… Сквозняки, воняющие бензином и угарным газом. Серый снег, серый свет, серый мир, нависшие чугунные тучи, от которых хочется повеситься, и так четыре-пять месяцев подряд. Отродясь всего этого терпеть не мог.
Но когда температура воздуха неизменно равна температуре тела, как здесь – в конце концов начинает хотеться распахнуть некое окошко и вдохнуть морозного воздуха. Надышаться прохладой хоть на пять минут.
И тогда мы едем в «Айс-бар». Фактически, это просто большой холодильник: внутри -7С, стены, стойка бара и скамейки изо льда, а терпеливая продрогшая тайка подает суровые напитки – в ледяных же стаканах.











Хлопнешь неразбавленной водки, скривишься соответственно, закусишь стаканом – и поневоле вспомнишь родину. И тогда можно сесть жопой в сугроб (для полной аутентичности) и, по традиции мрачно, думать о судьбах отчизны. И о сыновней к ней любви, сиречь патриотизме.









Конечно, не мне бы, жалкому самуйскому эмигрантишке, рассуждать о таком святом и высоком чувстве, как русский патриотизм. И тогда начинаешь припоминать высказывания великих русских людей, лучших мыслителей и авторов своего века, чьи идеи и слова составили золотой фонд русской (и мировой тоже) культуры и литературы. И приходишь в тихий ужас…
Еще Александр Иванович Герцен (Яковлев) задавался вопросом: почему любовь к родине нужно распространять на всякое ее правительство, и где границы патриотизма? Усмехался ему в ответ Иван Андреевич Крылов: «…иной во власти, растопырив рот, кричит – я первый патриот! …а смотришь, помаленьку то домик выстроит, то купит деревеньку».
Петр Андреевич Вяземский в письме к Ивану Сергеевичу Тургеневу высказывается еще резче: «Неужели честному русскому можно быть русским в России? Разумеется, нельзя; так о чём же жалеть? Русский  патриотизм  может заключаться в одной ненависти к России, такой, как она нам представляется. Этот  патриотизм  весьма переносчив. Другой любви к Отечеству у нас не понимаю».
В эту же канву ложится и Федор Михайлович Достоевский, искренне желавший поражения России в Крымской войне 1853-1856 гг.
И вспыльчивый Михаил Юрьевич Лермонтов, предпочетший абреков соотечественникам: «Прощай, немытая Россия – страна рабов, страна господ. И вы, мундиры голубые. И ты, послушный им народ. Быть может, за стеной Кавказа сокроюсь от твоих пашей – от их всевидящего глаза….»

Но жестче всех выступил чемпион в сверхтяжелом весе – Лев Николаевич Толстой. Развивая афоризм поэта Сэмюэля Джонсона «Патриотизм – последнее прибежище негодяев», в своей статье «Христианство и  патриотизм » (1894 г.) классик пишет: «Патриотизм  в самом простом, ясном и несомненном значении своем есть не что иное для правителей, как орудие для достижения властолюбивых и корыстных целей, а для управляемых — отречение от человеческого достоинства, разума, совести и рабское подчинение себя тем, кто во власти. Так он и проповедуется везде, где проповедуется патриотизм. Патриотизм есть рабство».
Мрак, жуть и адовы стенания. Если среди Русских с большой буквы царит столь трогательное единодушие – куды ж нам-то бечь?
Одно утешает: в палитсре этих типов наверняка бы забанили пожизненно. (уж я не поминал злоязыкого охальника Салтыкова-Щедрина, но здесь как нигде уместно будет его бессмертное «за невосторженный образ мысли»)
Хорошо хоть, что цитата нерусского Джонсона, звучащая в подлиннике как «Patriotism is the last refuge of a scoundrel», имеет двоякое значение. Слово «refuge» (прибежище) иногда переводится как – спасение, утешение. Кстати, отсюда идет и другое английское слово, «refugee» - беженец, эмигрант. Вот как лихо все закручено! Поэтому не станем рубить с плеча всякие гордиевы узлы и делать поспешные выводы. Чай, мы не Толстые, не титаны духа. Лучше честно поищем аргументы «за» и «против».
Патриот – он какой? С ручками, с ножками, и что-то такое он сильно любит, аж жизнь готов отдать за. А анти-патриот – он, надо понимать, это же что-то сильно ненавидит: зубом скрежетаэ, ручонки в кулачонки стискивает, вплоть до поджимания пальцев ног в ботинках (с).
Так что любить и что – ненавидеть, чтобы прослыть реальным кабаном?
Землю? Земля состоит из кремния, азота, окислов железа, прочих элементов. Ну, еще закопано в ней некоторое количество кальция в отеческих гробах… Я всегда относился к этим вещам вполне материалистично, ведь рядом там лежат и нефть, и каменный уголь – тоже в прошлом живые души, и все эти папоротники склонялись же к своим динозаврам, нежно шелестя – так что теперь, возрыдать? Ну, шумят там березки из древесины, звенят ручьи из аш-два-о, кличат в поднебесье журавли, вечные эмигранты… Глупо было бы ненавидеть всю эту химию с органикой, оно же ни в чем не виновато.

А потом ведь, пусть и по прихоти случая, но именно среди этих берез все еще бродят лучшие твои воспоминания. И мамины рыжие кудри, летящие по ветру. И потом другие еще пряди-локоны, связанные уже не с сыновними чувствами. И вся милая детская чепуха, все эти поцики-кастрики, и горячая земляника из оврага, нанизанная на соломинку… И, наверное, даже самый закоренелый злодей ненавидеть это не сможет, как не пыжься.
Народ? Тем более нет. Взятый по отдельности, почти каждый – отличный человек, только очень уж уставший и озлобленный. А вытащи его хоть на тот же Самуи, хлопни пару раз по щекам, поднеси стакан вкусного – сразу он очнется, встрепенется, очи долу возведет: господи, хорошо-то как! Где ж глаза мои были? Отчего я такой мрачной скотиной жил?
Вот и получается – некого ненавидеть. Разве что…
Представьте, что некто организовал некую территорию как бычий загон. Загнал туда всякой твари по паре, хороших и разных, и благословил: плодитесь и размножайтесь, но только в качестве быков, не иначе.
Оказавшись там хотя бы на день, самый сказочный павлин и то запачкается дерьмом, потому что дерьмо повсюду: быкам положняк серить под себя, а убирать не положняк. А потом включатся законы социального дарвинизма, и даже самые зайки-голубки (кого затоптать не успели) пойдут обрастать рогами и копытами, взмычат ненавистливо, начнут яриться да землю рыть. И буде там березка, сломают и березку. И буде там ручей, засрут и его, битых бутылок накидают. Потому что быки. Модус вивенди такой.
И если патриотизм подразумевает любовь и к текущим организаторам этого загона – то я, слава тебе господи, не патриот.
Осталось объясниться: что именно НЕ вызывает патриотизма?
…Месяц, два в Тае – и с радостным изумлением обнаруживаешь вдруг: необходимость меряться рогами и хуями (тачками, домами, часами, силиконовыми сиськами); эта проклятая раковая опухоль, до того сжиравшая 9/10 твоей жизни и сил; этот уже и привычный, но все же ненавистный горб; вся  жуткая дурнина – изошла, отвалилась, исцелилась чудом, как стыдная болезнь. Гавайка, бермуды, тапочки… У всех. И всегда. И хватает.
Больше нет нужды гнаться за Джонсами-Ивановыми, чтоб все не хуже как у них. Не нужно копить на большой джип, если у тебя маленький хер. Езди на том, что есть; пользуйся тем хером, который богоданный – май пен рай! И будет тебе и уважение, и дружба, и общий позитив, и простой свежий хавчик, после которого даже зубы незачем чистить. Тут даже те, которые вовсе без хера и джипа, живут – и не сказать, чтоб умываясь слезами.
Хочешь быть богат? Коррупция плохо уживается с абсолютной монархией, поэтому – не ищи, где что спиздить, откатить, распилить. Зато открыть свое дело – проще простого, и никаких наездов не будет, работай. Если ты совсем уж помешался на европейской системе ценностей – ну, мути бизнес в Гонконге или Сингапуре, ходи в костюме, сиди в офисе – зато будешь богат. Сможешь дать своим детям элитное образование, чтоб они со временем тоже сели в престижный офис, провели там всю жизнь, много заработали и смогли дать твоим внукам элитное образование, чтобы те… Ну, понятно.
Если будешь чуть поумней – придумаешь чо-нить аутентичное… да хоть тайских риджбеков разводи: в припизднутом западном мире эти забавные псы котируются как статусный аксессуар, килограмм риджбека стоит почти как килограмм серебра… и за это наше вам большое спасибо, хехе.

А если близок тебе Торо, Руссо и прочее дауншифтерство – пожалуйста, станем травой и цветами… Сколоти лодку, ставь в море сети, корми семью крабами – и будь загорелым и стройным, веселым да беспечным.
Тут не придумаешь затеи глупее, чем дарить своей женщине драгоценности. Куда в них идти, в каком паноптикуме пальцы топырить? Зато, избавленный от этой нужды, сможешь дарить куда больше… внимания – помните еще про такого зверя? И ей, и детям, если есть у вас. И себе, конечно – чистить и дальше собственную голову, в которую двадцать лет утаптывали сапогами свой кислый навоз политики и аналитики, политтехнологи и маркетологи, имиджмейкеры и копирайтеры, «звезды» и прочая нечисть…
Теперь объект локализован, не так ли? Прицел – обоснован?
Да ли, нет ли – sapienti sat. Надоело…
(это трудно передать словами. Читателю же воздуха этого не передашь – чтоб донес, чтоб расслышать верно. Но будем стараться)
Ну и живи там, там и сдохни! – ща взревут мои ослики, заверещат суслики, заскрежещут мои пауканы.  Да я, тащемта, и живу. Может, и сдох бы не без удовольствия – хоть здесь, хоть где еще, лишь бы от вас подальше. Если бы не беспокоили эти приступы квази-ностальгии.
Вот пришлют, скажем, фотки из-под Весьегонска, из села Слобода. Человек, как говорится, просто шел мимо детской площадки – и застыл, как пыльным мешком трахнутый, а потом схватился за фотоаппарат.



















Мне кажется, надо сильно ненавидеть детей, чтоб построить такое. Или – плевать на них в принципе. Мне кажется, здесь играют плохие дети, которые потом становятся злыми взрослыми. Те, которые выстраиваются в очередь на посадку в самолет (!), и дерутся (!!!) за свое место в этой очереди, словно в лайнере кресел меньше, чем продано билетов, а взлететь он может в любую секунду. Те, которые, сев в престижный офис компании с государственным участием, делают «сильные маркетинговые ходы» - например, поощряют (за долю малую) массовую рассылку таких вот СМС:

 









Спасибо, Родина.
Предложение действительно выгодное. И хотя я воздержусь от покупки, но спасибо уже за то, что помнишь обо мне. Не забываешь даже здесь.
Я тоже часто с нежностью вспоминаю Тебя.
Помню благородных Сотовых Операторов Твоих, и их дополнительные способы заработка тоже помню.
Помню надменных Барыг Твоих, что забивают стрелку в центре зала, в грохочущей преисподней Метро Твоего.
Помню краснолицых Мусоров Твоих, что работают на пару с драгдилерами.
Помню Главного Врача Твоего, в припадке мудрости запретившего петрушку, зато одобрившего круглосуточную продажу «Яги».
Помню Народных Артистов Твоих, барыжащих героином. И тоже – рука об руку с властью.
Я ничего не забыл. Я не злопамятен, но память реально хорошая. Хотя…
Все вышеперечисленные отчетливо вспоминаются мне с рогами, копытами и раздвоенными хвостами. Аберрация памяти или растаманский глюк?
И, не в силах ответить на этот вопрос, вытаскиваешь жопу из сугроба и пулей вылетаешь обратно – в вечную тропическую парилку, к милым улыбчивым тайцам, которые скорее согласятся потерять бабло, но никогда не потеряют лицо. Аж прям чем-то заволакивает глаза…



Только не подумайте, что – слезами восторга. И уж тем более – не ностальгической слезой. Просто между минус семью градусами и плюс тридцатью пятью – очень большая разница, резкий контраст.
Объектив запотел моментально.

Tweet