На планете синтеза белкового,
Жмурясь в ультрафиолете зла,
На себя пеняю бестолкового:
"На хрена меня ты родила,
Мама дорогая, мама родная,
На хрена толкнула в этот бред,
- Понимать, что ты живешь с уродами?"
А другого на планете нет.
Или есть, но там, где родословная
Не дает сойти с Олимпа вниз.
Беспросветно все, и снова - словно я
Клоун, и опять пойду на "бис",
Исполнять никчемные желания
Смертных и с короной на гербе.
Мама, ты же знала все заранее...
Господи, возьми меня к себе…

Толстый город жмурится в закате,
Надевает желтые очки,
А простые, скромные ребята,
Прячут свои "Кольты" в "бардачки".
После стрелок и других эмоций
Будут им и ласка и приют,
А пока что надо чуть покоцать,
Надо выполнять, чего дают.
На такой работе не стареют,
И не ждут до пенсии два дня,
Может в эту стрелку и подстрелят,
Так что,- остальное все фигня.
Надо же, почти в живот...прикольно...
А чуть-чуть повыше бы прошел...Доктор,
Вы не делайте мне больно.
Доктор, и без Вас мне хорошо,
Только тем, что дарит мне больничная,
Белая, стерильная среда…
Извините, Доктор, за циничное,
Я не сдохну, Доктор, правда, да?
Желтый крест тускнеет на цепочке,
Свежий холмик обновит пейзаж,
И кому-то пригодятся почки,
А кому-то просто "Отче наш..."

Девушка любила апельсины,
Девушка любила мармелад,
Я дарил ей овощи красиво,
И дарить ей фрукты был я рад.
Не холодной благостной порою,
Где течет сама-собой судьба,
Где душа чиста от "геморроя",
И амуров меткая стрельба
Пригвождает к жертвенному ложу,
Не дает привстать ни на глоток,
И Любовь, как злая сука гложет,
И змеей впивается в висок,
Выпуская яд всеподчинения,
Раскрывает черный капюшон,
И уходят в сумерки сомненья,
И уже навек...навек влюблен.
Падаешь в придуманное счастье,
Думаешь, что это твой предел,
Господи, я вновь крестовой масти,
Господи, я сам того хотел.

Долбанет звезда в скоплении газовом,
Распугав скучающих богов,
И  в кондоме, счастьем одноразовым,
Завиляет хвостиком Любовь
Сонмищем хвостатых одноклеточных,
Рвущих латекс из последних сил.
Я махаю персиковой веточкой,
Отгоняя наглых дрозофил,
От моей клубнички свежесорваной,
Никому ее я не отдам,
Пусть слывет последнею оторвою,
Согрешу, и снова Аз воздам.

Выхожу один я на дороженьку,
Путь во мраке, синь да пелена,
Что забыл ты здесь, бухой Сереженька,
Здесь тебе не светит ни хрена.
Пить с ворами - дело беспросветное,
Паспорт, деньги, телефон, ключи...
Клофеллин стрелою арбалетною
Пригвоздит к асфальту. Помолчи.
Замаячит сверху что-то серое,
Вывернет карманы и уйдет.
Вспомню, наконец, что все же верую,
Поднимусь и побреду вперед.
"Шеф, приехали, вот это здание,
Где-то на четвертом этаже..."
А Господь взирает со вниманием.
Господи, да я пришел уже!

Напои меня рассолом помидоровым,
И огурчик, и каемочка в грибках,
Это здорово, ей Богу, это здорово,
Эта малость будет радовать в веках,
И не просто рядового алкoголика,
Хоть порою лучший друг мне бомж,
Но горит под сердцем света толика,
Высветляя, в скопище Сереж.
Просто так, да и во славу Божию,
Троеперстьем тело освятить,
И по новой грешному Сережею,
Надо каяться, чтоб душу причастить.
Что ж вы в храме - то меня пинаете?
Здесь же Аз с Омегой всем подряд…
Вы своих усопших поминаете,
И не знаете, что рядом те стоят,
И глядят на это с укоризною,
Но прощают, жертв и их убийц,
И куда же мне с моею тризною…
Батюшка, за что же мордой вниз?!...
Лучше уж останусь я пропоицей,
Чем вариться в массовом бреду,
И отныне никогда на Троицу,
Господи, я в дом твой не приду.

Разлетелись голуби шершависто,
Чтобы не попасть под мой каблук.
Александр Сергеевич, пожалуйста:
Пару строчек или просто букв,
Что Вам стоит с пьедестала вечного
Разогнать ленивых толстых муз,
Для меня, бухого и беспечного?
Только очень не старайтесь - я боюсь,
Что не справлюсь с мессианской должностью,
Что напьюсь восторгом ваших уст,
И нутро из человечьей подлости,
Мне не даст того...но я добьюсь,
Я добьюсь сидишного звучания,
Ваше имя мне не даст соврать,
И любая девочка в зачатии
Будет эти строки повторять:
"О, my baby, ты мое проклятие,
Ты моя любовь и смерть моя,
Мы с тобой живем не по понятиям,
Но зато уже почти семья,
О, my baby, ты мое наитие,
Наважденье и плохой финал,
Но когда ты сверху, как покрытие,
Мне не страшен и девятый вал,
В галерейных сумеречных залах,
Помнишь, в Третьяковке был такой,
Нет, не помнишь...мама...мало...мало...
Ой-ой ой -ой-ой-ой-ой-ой-ой!!!
Господи, как больно и как сладостно,
Ты мой милый, ты любимый мой,
Смерть моя и жизнь моя и радость!" Но...
Кто-то должен жертвовать собой.
Умирая в таинстве соития,
Растворяясь в космосе из тел,
Я прошу у Господа события,
О котором думал и хотел -
Подарить планете мегатонное,
Чтобы распустились все цветы,
Ты прости, Господь, за монотонное,
Счастье человеческое, Ты…
Не смотри на нас в грехопадении,
Мы не приспособлены любить,
Ты прости народонаселение,
Мы не станем так Тебя гневить,
Как гневил Сергеич сотоварищи,
Жизни хрупкой обрывая нить,
Я все помню, и поверь, тогда еще,
Уповал, что сможешь всех простить.

Я свой собственный мучительный Освенцим,
Выгораю крематорием души,
И на пальцах не осталось заусенцев,
И не надо "нет", не потуши,
То, что тлеет где-то там, под сердцем,
Не дает покоя и в ночи,
И что толку, что единоверцем,
Вглядываюсь в таинство свечи.
Не судьба остаться незатронутым,
Брошенным в незримый океан
Крошева юродивых и тронутых
Разумом. Сжимающих стакан,
Ищущих на дне его признания,
Ждущих откровения пути,
Я не человек...напоминание…
Господи, помилуй и прости.

Наживу врагов на три столетия,
Растеряю в пьянках всех друзей,
Поменяю слог на междометья,
И уйду я глупых карасей,
Искушать утрами мокротравными
На навозных розовых червей,
И согревшись белою отравою,
Буду думать,- что ж я не Андрей?
Тот умел ловить и то и это,
А Учитель, Тот вообще воскрес,
У меня же не клюет все лето,
Да и хрен с ним, главное -  процесс.
Надо мной давно смеются многие,
Надо дать спокойствия душе,
И тогда больные и убогие
Натрясут мне горести и вшей.
Помогу последнему из выродков,
Прикоснусь к проказе и чуме,
И к моим безумным, диким выкрикам,
Поплетутся здравые в уме.
Нарисую им полотна белые,
Напою их хмелем на крови,
И взмолюсь на Небо: "Так ли делаю?"
Если так, то Ты благослови.

Проклиная жизненные кратеры,
Вырываясь из житейских сфер,
Я иду в Собор Такой-то Матери,
Где гнездовье сонмища химер.
Храм затянут шелестом и стонами,
И моя молитва так проста,
И слова плывут между иконами...
Слава Богу - это так… мечта…
Несмотря на явное безбожие,
Разложу закуску в алтаре,
И слетятся твари мне в подножие,
Как сухие листья в сентябре.
Я сегодня в храм приход отпраздную,
Колбасу швыряю, не скупясь,
Кушайте родные безобразные,
Я б налил, да слишком много вас.
И химеры с жалобными рожами
С нетерпеньем ждут чего-нибудь,
И хотят всегда дружить с Сережею,
Принявшего все пицот на грудь.
Хорошо, что все мечты в забвении,
Хорошо, что наконец-то здесь
Я стою в последнем поколении,
И плывет под купол "…Даждь нам днесь".

Боже мой, какое все красивое,
Этот снег и даже эта грязь,
Это небо непомерно сивое,
Эта человеческая мразь.
Хорошо, что Вы не улыбаетесь,
Хорошо, что все у Вас внутри,
Как и я, Вы повседневно каетесь,
И твердите: "Черт вас всех дери!"
Мне приятно это Ваше рвение,
Я гляжу на Вас сквозь призму линз,
И я жду, когда-то с умилением,
Вдруг услышу: "Мне Вас мало...please."

Подари мне лунное затмение,
Свет в окошке, как ориентир,
Это просто недоразумение,
Ты не женщина, ты мой вампир.
Поддаюсь приказу еле слышному,
Упиваясь этой полутьмой,
Выпиваю на пол литра лишнего,
И теряю связь с самим собой.
Нарисуй мне белое безмолвие,
Я в него в ознобе завернусь,
И твои глаза моими полные
Преумножат сумрачную грусть.
Сквозь твое дыхание и стоны,
Понимаю, что совсем пропал.
Где-то между синим и зеленым,
Впереди зияющий опал.

Ты не будешь плакать междометьями,
Потому что это не предел.
И однажды, где-то в Шереметьево
Я скажу тебе, о чем хотел.
Ты, как прежде, будешь пить шампанское,
Я на водку буду налегать,
И не важно подданство гражданское,
Потому что с нами "вашу мать".
Взлеты, приземленья и падения
Обозначены одной чертой,
И плевать, что вечно невезение,
Просто я теперь всегда с тобой.
Пьяный экипаж летит уверенно,
Вьется смех веселых стюардесс,
Господи, у нас грехов намерено,
Но и мы поднялись до небес.

А дождинки капали и капали,
Приближая время НОЛЬ и время ИКС,
И грачи уже на юг удрапали,
Напоследок трахнув прочих птиц.
А бычки все плавали и плавали,
Раздражая мудрый унитаз,
Не хотят тонуть, и ладно...мало ли,
Чем еще одарит вечер нас.
Водку пьем паленую-паленую,
Оскорбляя бабушкин хрусталь,
Снова печень в пьяный мозг влюбленная,
Пробормочет: « Мне себя не жаль..."
Вспомню, как из позапозапрошлого
Раздирающее:  "Холодно душе!!!",
И опять из комика киношного,
Превращусь в мужчину. И уже,
Посылаю я все к матери - проматери,
Погружаюсь в ауру волос.
Пепел с водкой на уставшей скатерти.
Господи, зачем опять всерьез?

Грусть - тоска в созвездии Уныния
Накопилась на мою беду,
Черный "Parker" из кармана выну я,
И начну карябать лабуду.
Паутинную, витиеватую,
Глупую, тупую, как стакан,
И в моей башке набитой ватою
Зарезвится радостный "канкан".
Грусть-тоска исчезнет снисходительно,
Не такая уж она и тварь,
И горит в ладони восхитительно,
Морем нам подаренный янтарь.
Никогда об этом не забуду я,
Огонек спасет от темноты,
Я сижу вполне счастливым Буддою,
Жаль, что рядом нет тебя... Но ты...

Следующая станция Отрадное...
Надо просто выйти и пойти.
Время в направление обратное
Повернет. Прости меня, прости,
Что могу проехать эту станцию,
Не звоню и в трубку не дышу,
Что погиб в последнюю экспансию,
Я дурак, прости меня, прошу.
Все давно и просто предугадано,
Невозможность хоть на миг вдвоем,
И она включает ночью Гайдна,
И неслышно плачет о своем.
Господи, я сам оденусь в черное
Вечного, немого полотна,
Забери мирское, все, покорный я,
Только бы не плакала она.

На спине. Раскинув руки в стороны,
С признаком блаженства на лице,
Сплю, пройдя дорожкою проторенной,
Выпив литр настойки на це-це.
Удостоился прихода Смертушки,
Хоть душа ее и не звала,
В образе вполне приличной девушки,
Погрозила пальцем, и ушла.
Без косы, без балахона черного,
С черепашьим гребнем в волосах,
На меня смотрела обреченного,
С материнской нежностью в глазах.
Редко сон бывает злою шуткою,
Если надираешься с утра.
Смерть была б красивая. Бррр. Жутко как.
Слава Богу, видно - не пора.

День взорвется муторно и пусто,
Утро рвет будильником звеня.
Девочка с большим красивым бюстом
Полюбила глупого меня.
Выбираюсь из оков Прокруста,
Проклиная скорбный свой удел.
Девочка с большим красивым бюстом
Так хотела, да и я хотел.
Дохлым тараканом из под дуста
Вылезаю, чтобы снова жить.
Девочка с большим красивым бюстом
Не смогла меня растормошить.
На корню загубленное чувство,
Я с тоской и утром визави.
Девочка с большим красивым бюстом,
Дай тебе Господь большой Любви.

Я давно сдружился с Невозможностью,
Поломал глаза - что там вдали?..
Это не раскопки в вечной пошлости
- Даже сам Сергеич с Натали
Мучился в переизбытке похоти,
Слава Богу, вовремя дала,
И пошли у них легко ли - плохо те,
Их вполне семейные дела.
Ну, а если б Натали артачилась,
Он бы в безнадеге весь истлел,
И в программе школьной нынче б значилось:
"То, чего Сергеич не успел."
По причине вечных ипохондрий,
Карт и возлияний сверх всех мер,
И утрами сразу рюмки по три,
И пером в бумагу, как Гомер,
Ничего не видя, кроме этой,
Тощей, выше на пол головы,
Мы б его еще сильней за это...
Только все ж дала ему. Увы...
Если Вы запали на фемину,
И другие все для Вас не те,
Вспомните Сергеича Наину,
И финал о женской красоте.
Если не взрывается над вами,
В первый раз космическая даль,
То спокойно двигайте ногами,
И скажите: "Мне совсем не жаль".
Первый взгляд, он дарит все и сразу,
Только ты не шарь по сторонам.
И бриллианты затмевают стразы,
Господи, я знаю, это нам!

Хилый месяц из-за тучи вышел,
Невзирая на ущербный вид.
Я уже в кондиции и слышу,
Как звезда с звездою говорит.
Мне приятна тишина квартала,
Я в привычном мутном полусне,
Что-то мимо окон проскакало,
На горячем розовом слоне.
Вентилятор дует на процессор,
Месяц пролезает между штор,
Скоро виртуальная принцесса
Взглянет на меня сквозь монитор.
Там, где королевство террабайтное,
Где в Нирване нежится домен,
На тебя смотрю офигевая я,
Позабыв про ревность. И измен
Шлейф невидимый, зато в полмили,
Зацепился за ворот проем.
Мы с тобой о всей фигне забыли,
Потому что наконец вдвоем.
Сорок лет. Нелепые авансы.
В адресной строке всё тот же сайт.
Дай тебе Господь из web-пространства,
Ну, а мне твоих пять килобайт.

По квартире снова запах хвои,
Значит, всё - уходит этот год,
В нем мы познакомились с тобою,
Или было все наоборот.
Хорошо, что все уже случилось,
Новый год сотрет былую грусть,
Поменяет Бог свой гнев на милость,
А не поменяет, ну и пусть.
Все пройдет, зазеленеют кроны,
Зашумят, и мглу развеет синь -
Где-то между синим и зеленым,
Никогда о большем не проси.
Все опять негаданно - нежданно,
Слева аритмичные толчки...
И в счастливом унитазе плавно
Закружат "Парламента" бычки.
Под Димона и под бой курантов
Оболью шампанским  всех и стол,
Фейерверк качнет наш дом бризантом.
Господи!  Спасибо, что увел
В свой архив сей год… наелись этим
Високосным, четным! Пли! Виват!
Затыкайте уши малым детям,
И ору я в небо:
« ВААААШУУУУУ    МАААААААААТЬ!!! »

Tweet