Стою и смотрю на своё отражение в зеркале. Я ищу изменений, подспудно желая, чтобы они проявились, и одновременно боюсь увидеть их. Нет, не сегодня. Я не вижу протянувшихся от крыльев носа к углам рта, глубоких жёстких морщин. И цвет глаз не изменился от светло-серого к багрово-красному, или какой там должен быть? В копне волос пытаюсь нащупать две маленьких костных трубки, наполненных кровью. Ничего нет. Опускаю глаза, и разглядываю свои босые ступни. Пальцы ещё не срослись, не ороговели, хотя, эпидермис постепенно модифицировался в мозоль. Но это не то. Не то.

Нужно подстричься. Волосы свалялись жёсткими паклями. Они лезут в глаза и щекочут веки. Подумал, что мне необходимо подстричься и побриться. Не знаю, не понимаю – зачем. Не отдаю себе отчёта. Просто подумал. К чему?

В постели у меня за спиной шевельнулась простыня. Я услышал это обострившимся за последнее время слухом. Это проснулась моя жена. Моя ли?  Вчера она пришла поздно ночью, ничего не говоря, разделась и легла рядом со мной. Я не спал, я всё слышал, но не сказал ни слова. Постарался не шевелиться и показать всем своим видом, что я сплю. Она поверила, а может и нет. Да и имеет ли это значение?
Я долго лежал к ней спиной, с открытыми глазами, и смотрел в окно. Мягкие белые хлопья медленно вращались за окном, танцуя в свете уличного фонаря. Как тогда. Тогда…

***
Тогда тоже шёл снег. Такими же мягкими хлопьями. Я вышел на балкон, глотнул свежий морозный воздух, и закурил. Достал мобильный и набрал номер:
- Привет.
- Приветик, ну наконец то. Я уже думала, ты не позвонишь.
- Чего это?
- Я жду. Ты не звонишь.
- Да Сашка не успел уроки сделать. Пришлось помочь. Ты же знаешь, у него с математикой проблемы. Да ещё ноет всё время.
- Чего ноет?
- Живот у него болит.
- Дай ему «Но-шпу».
- Дал уже. – Соврал я.
- Ты скоро приедешь?
- Скоро. Взять что нибудь?
- Ты знаешь.
- Знаю. Скоро буду, пока.
- Пока, целую.

Да, я знаю. Татьяна любит Мадеру. «Фул Рич».  Вот только где найти её в это время, ума не приложу. Зачем я спросил? Можно было и без Мадеры обойтись сегодня. Но, раз обещал, нужно найти.
В балконную дверь постучали. Сашка. Он прижался к стеклу носом, который смешно расплющился, и был похож на поросячий пятачок. Я швырнул окурок с балкона, и открыл балконную дверь.
- Ты чего, малыш? Решил уже?
- Не получается, пап. Помоги.
- Как ты достал меня. Нельзя же быть таким тупым, в самом деле!?
- Я не понимаю…
- Хорошо, сейчас приду.

Прочитав в двадцать пятый или в тридцатый раз условия задачи сыну, рисую на тетрадном листке какие то замысловатые схемы, автомобили, ящики с яблоками, грузчиков... Может так дойдёт? Хотя, понимаю, что уже и сам запутался вконец, и запутал ребёнка. Начинаю выходить из себя. Злюсь, хватаю со стола линейку, и со всей силы бью Сашку по руке, теребящей ластик.
- Ты слушаешь меня или нет?
Линейка разлетается на части, Сашка отдёргивает руку и испуганно смотрит на меня. Замечаю, как на его кисти розовеет полоска моего гнева.
- Слушаю. Слушаю я, но не понимаю ничего.
- Блять! – В сердцах говорю я и резко выпрямляюсь. Боковым зрением вижу, как мой сын вздрогнул, и инстинктивно загородил лицо рукой.
- Что ты дёргаешься? Я тебя бью что ли? – Спрашиваю я.
- Ударил же.
- Знаешь, всему есть предел. Даже твоей тупости.

Я не часто бью его. Фактически не бью. Иногда, больше для демонстрации, достаю ремень. Битьё не даёт результатов, с ним – точно. Плевать он хотел на боль, на унижение. Сильный и своенравный. Ничем его не сломать. Чёрт! Столько времени потеряно. Мадера эта ещё, будь она неладна. Я сдаюсь, в который уже раз, быстро пишу Сашке решение задачи и язвительно спрашиваю:
- Надеюсь, переписать мозгов хватит?
Сашка кивает.
- Слава богу. – Картинно взмахиваю руками. – Только аккуратно. Понял?
- Понял.
- Я уеду на время. Если будет звонить мама - я у Клюева. Всё понятно?
- Всё.

Ну, слава богу. Иду в прихожую, снимаю с вешалки куртку. А в голове только одно. Мадера. Ну, и ещё Татьяна. Уже собираюсь отпереть дверь, как в прихожей появляется Сашка:
- Пап, у меня что то колет.
Это уже невыносимо. Неужели так трудно понять, что у взрослых есть своя, личная жизнь.
- Где. – Спрашиваю.
- Вот тут. – Говорит сын, и тычет себя пальцем в бок. – Ой! Опять кольнуло.
- Что ты как маленький. Пойди таблетку прими.
- Какую?
- Когда же ты уже станешь самостоятельным? – Спрашиваю я и прохожу в комнату. Достаю из аптечки лекарство, и даю ему.
- Вот. Водой запей.

Выскочил за дверь, и не дожидаясь лифта, побежал вниз по ступенькам. Нехорошо как то, неспокойно на душе. Уже сидя в машине, набираю номер подруги моей жены и нашего «домашнего» доктора, Люды Лузгиной, но в этот момент на мобильный идёт входящий от Тани. Принимаю вызов.
- Приветик, ну ты где?
- Еду уже.
- Я уже заждалась.
- Я понимаю, прости. Скоро буду.
- Уроки доделывал? – Смеётся Таня.
- Ну, типа того. – Отвечаю. – Танюш, я уже в машине. Сейчас Мадеру возьму и лечу к тебе, милая.
- Я жду. Пока.
- Пока. – Отвечаю я уже коротким гудкам в трубке.

Блять, где её сейчас искать то, Мадеру эту. Попытаюсь по дороге. Если нет, придётся сделать небольшой крюк к «Центральному». Там точно есть, но всё таки, наверное лучше по дороге поискать. Два-три магазина есть. 
Выворачиваю со двора и через «две сплошные», на Линейную. Слева посигналил фарами, какой то правдолюб.  Ладно бы ещё ехал быстро. Плетется по насту, как паралитик. Сигналит ещё, гнида. Дела у меня. Иди в жупу! Машина первые метров двадцать идёт юзом, затем выравнивается, и я пристраиваю её в небольшую колею, начавшую образовываться после сегодняшнего снегопада. Что то я хотел? Мадера. Ну, это понятно. А! Люде позвонить. Доеду до магазина и оттуда.…  В этот момент, дисплей моего мобильного, лежащего на пассажирском кресле, загорается холодным синим цветом.
- Ало. Что такое случилось?
- Пап, можно я завтра в школу не пойду?
- С чего бы это? – Спрашиваю я, в душе радуясь, что завтра можно подольше поспать, а не тащиться ни свет, ни заря в школу. Жена, конечно, не одобрила бы, но… она далеко сейчас. И вообще, кто придумал в такую рань начинать занятия.
- Очень живот болит. Колет прям. – Жалобно говорит Сашка и дышит учащенно в трубку.
- Сына, успокойся. Водички попей, а лучше всего – ложись спать. Уснёшь, и всё пройдёт. Хорошо?
- Хорошо.

***
Нужно позвонить Люде. А вот и магазин. Паркуюсь в небольшом «кармане».  Врываюсь в светлое помещение торгового зала. На ходу набираю номер.
- Алё, привет Володя.
- Здравствуй Людочка.
Рыскаю глазами по полкам, заставленным пёстрыми бутылками с брожёным виноградом разных сортов. Каберне, Мерло, Херес, Кагор, снова Каберне…. Твою мать! Можно было хотя бы расставить нормально…
- Ты чего молчишь?
- Что? – Спрашиваю я, и вдруг понимаю, что держу свой мобильный возле своего уха.
- Чего молчишь, спрашиваю?
- А… это… Сашка что то жалуется на живот. Ну, болит живот, вобщем.
- Где именно болит, в каком месте? – Спросила Люда.
- Да разве поймёшь? Везде.
- Рези есть?
- Слушай, Люда. Откуда я знаю, есть там рези у него, или нет. Не у меня же болит! – Срываюсь я.
- Так спроси.
Хватаю за рукав проходящего мимо продавца, и не убирая телефон от уха, спрашиваю его:
- Мадера есть? Уже, какая ни будь?
Парень трясёт головой и пожимает плечами.
- Что? – Спросила Люда.
- Я не тебе.
- Живот у него пощупай. – Слышу я её голос в трубке, уже выскочив на улицу.
- Хорошо, сейчас.
Сказать, что я не дома, просто не могу. Это будет неправильно. Так просто не должно быть.
Открываю машину, плюхаюсь на сидение. Правой рукой щупаю пассажирское сидение и спрашиваю:
- Тут болит? А тут? Не болит?
- Ну, что? – Нетерпеливо спросила Люда.
- Да не знаю я. В центре болит. А как болит, хрен разберёшь.
- Лекарства давал ему, какие ни будь.
- «Но-шпу».
- Что то ещё?
- Нет.
- Ну, я тебе так ничего не могу сказать. Знаешь что? Вызови скорую.
- Спасибо за совет.
- Перезвони мне, хорошо.
- Хорошо.

***
Во втором, находящемся по дороге к дому Тани магазине, Мадеры тоже не оказалось. Этого стоило ожидать. Придётся ехать в «Центральный». Уже на выходе – звонок. Сын. Перезваниваю с безлимитного, одновременно смахивая рукавом наваливший на лобовое стекло, рыхлый снег...
- Пап…
- Ну, что ты, малыш? 
- Пап, очень болит.
- Ложись маленький, я скоро буду.
- Я не маленький. – Обиделся Сашка.
Специально так сказал. Знаю, что ему не нравится. Если есть эмоции, значит не всё так уж плохо.
- Ну, хорошо, хорошо. Большой.
- Ты когда приедешь?
…
- Пап.
Я сижу в машине, и смотрю на лобовое стекло. Последствия моих быстрых манипуляций по удалению снега рукавом куртки, приковали моё внимание. Я пытаюсь понять, что именно так заинтересовало меня, но не могу. Какой то белый круг, линии, проходящие сквозь него…
- Пап.
- Да.
- Пап, ну когда?
- Что – когда? – Задумчиво переспросил я и потянул носом. В салоне появился запах палёной проводки. Надо будет завтра Пете сказать, что бы посмотрел, в чём дело.
- Когда ты приедешь?
- Скоро.
- Через час?
- Послушай. Я не знаю. Или ложись спать сейчас же, или… или когда я приеду, ты пожалеешь, понял? – Я уже сорвался на крик в конце фразы.
- Понял.

Блять, ну почему, когда появляется редкая возможность сделать что то для себя, просто для себя, все вокруг начинают сходить с ума. Всем я нужен, все…
Я вдруг понял, на что похожи узоры на моём стекле. Посередине, большой жирный крест, чуть скошенный на бок, с коротким основанием и непропорционально длинной верхней частью. Ну, не такой, как обычно мы привыкли видеть, а наоборот, как будто перевёрнутый вверх ногами. И солнце, или звезда...  Крест как раз проходил сквозь звезду, и основание его являлось её пятым лучом. Всё это было похоже на какие то пиктограммы. Я в них не разбираюсь, вот жена точно бы сказала, что они значат. Я провернул ключ в замке зажигания, и включил «дворники». В одно мгновение с лобового стекла исчезли все узоры. Снова зазвонил телефон.
- Пап…
- Что?
- Ты когда приедешь?
- Иди, искупайся, и ложись спать, хорошо? А я скоро приеду.
- Хорошо.

***
Пробиваюсь через небольшую группу подростков у полки с винами. Ищу глазами заветную бутылку. Вот она! Хоть что то позитивное за сегодня. Телефонный звонок от Люды застал меня уже на кассе.
- Ну что? Как дела?
- Нормально, вроде.
- Скорую вызывал?
…
Кассирша подняла на меня свои коровьи глаза и протянула:
- У вас пять рублей будет? Мне сдачу нечем дать.
Я отмахнулся, мол, сдачи не нужно. Схватил чек, пакет с бутылкой Мадеры, и выскочил на улицу.
- Что? – Спрашиваю. – Ало!
- Я говорю, скорую вызывал?
- Я не слышу. Ало, Люда. Я перезвоню.

***
Уже на подъезде к Таниному дому мне позвонил Сашка.
- Папа, меня вырвало.
…
- У меня сильно болит, пап. Ты когда приедешь?
- Где болит? – Задал я вопрос, который уже давно следовало задать, но было некогда это сделать в погоне за Мадерой.
- Вот тут. – По-детски непосредственно ответил сын.
- Где тут, малыш?
- Слева. Очень болит. И всё время тошнит. Папа, когда ты приедешь?
- Скоро. Мне нужно позвонить. – Сказал я и нажал на сброс.

Я набираю номер Люды. Она тут же берёт трубку.
- Люда, у него болит левый бок. И всё время рвёт.
- Ты что, скорую не вызывал?
- Вы… вызывал… вот… жду.
- Ты объяснил им, в чём дело? Володя – это не шутки, понимаешь?
- Да.
- Я сейчас сама перезвоню. Номер квартиры у вас какой, я не помню.
- Да. Пятьдесят первая. – Говорю я, и в который уже раз за сегодня, пересекаю две сплошные. В зеркале заднего вида вспыхивают яркие огни, я ощущаю сильный удар и скрежет металла. Выскакиваю из машины, хватаю, зачем то пакет с бутылкой Мадеры, и оскальзываясь на снежном укатанном насте, что есть силы бегу. Бегу как можно дальше. Повернув в проулок, несусь двором на параллельную улицу, затем влево, под  арку, и выскакиваю на проспект. Голосую. Никто не останавливается. Тогда я выхожу на проезжую часть и раскидываю руки в разные стороны. Первый же водитель притормаживает прямо передо мной, открывает окно и что то кричит мне, размахивая руками. Я быстро запрыгиваю на переднее пассажирское сидение.
- Ты куда прёшь, орёл? Охуел что ли?
- Мне на Линейную нужно. Срочно. Я заплачу.
- Да мне похуй!
-Я прошу вас. Там ребёнок. Ему плохо. Я заплачу сколько скажете.
Водитель недоверчиво оглядел меня, затем сказал:
- Пятьсот.
Я достал из кошелька пятисотку и положил на торпедо.
- Прошу вас, побыстрее, если можно.
- Ну да. В такую погоду только рысачить. Ладно.

***

Скорая приехала почти сразу за мной. Сашка лежал на кровати, весь мокрый. Простыня и подушка были залиты какими то желто-зелёными пятнами. Запахов я не различал. Саша часто дышал и разговаривал с кем то. С кем то, но не со мной. Я попытался приподнять его. Он повис у меня на руках, как ватная кукла. Я снова положил его на кровать, и бросился в спальню. Схватил градусник. Не понимая, зачем. Это было первое, что пришло мне в голову. В этот самый момент в дверь позвонили.
Остальные события того дня я помню достаточно отрывисто и смутно. Скорая. Больница. Часы, проведённые в приёмном покое. Бесконечные звонки жены, Люды, Тани, родственников. А через несколько часов, в длинном коридоре больницы я увидел его. Он шёл в мою сторону, уставший и обречённый. Мне даже не нужно было слышать то, что он мне сказал. Я понял это по его виду, еще тогда, когда он вышел из приоткрывшейся двери в самом конце коридора. Отливающие металлическим звоном слова; острый аппендицит, перитонит, интоксикация… и самое главное, слова, которые навсегда врезались в мою память:
- Было уже слишком поздно. Мы потеряли очень много времени.

Я вернулся домой под утро. На входе споткнулся о пластиковый пакет. Достал из него бутылку Мадеры и долго вглядывался в её багровое нутро, переливающееся за стеклом. Затем вошёл в детскую, посмотрел на пустую, смятую постель. Размахнулся, и что есть силы метнул бутылку об стену у изголовья кровати. Бутылка разлетелась на сотни осколков, усыпавших пол, постель, и прикроватный коврик. Светло-бурое пятно мгновенно пропитало обои, вырисовывая на стене страшного вида пиктограммы и знаки. Я лёг на грязную постель, и уткнувшись лицом в подушку, выл до самого вечера, вдыхая запах пропитавший испачканные простыни, смешавшийся с приторно – горьковатым запахом калёного ореха.

***
Я закончил осматривать своё лицо, руки и ноги. Повернулся в сторону постели. Моя жена проснулась, и наши взгляды встретились. С тех пор прошло уже три года. Я ничего ей не сказал о событиях того вечера. А она ничего не спрашивала. Первое время ей было всё равно, она не интересовалась ни диагнозом, ни историей болезни, ни причиной смерти Саши. А потом она всячески старалась отгородиться от этого события. Воздвигла непробиваемую стену между «до» и «после». А я продолжал молчать, пока, наконец, моё знание не стало выжирать меня изнутри, превращая в то, чем я стал сегодня.

Мы не отрываясь смотрим друг другу в глаза.
- Кровь. – Вдруг сказала Ира.
- Что?
- Кровь. У тебя на лице кровь.
Я повернулся к зеркалу и заметил, что из-под копны волос, от правого виска, наискосок к подбородку протянулась тонкая красная ленточка. Я стёр её ладонью, попробовал на язык. Приторно-сладковатый запах Мадеры. Я коснулся макушки, провёл ладонью к левому виску, затем к правому, и вдруг, наткнулся пальцами на нечто мягкое и липкое, появившееся рядом с макушкой, над правым ухом. Вот ОНО…
Из-за спины послышался голос Ирины:
- Володя, ты бы вызвал электрика. Опять этот запах. Как будто проводкой палёной пахнет…
- Да. Хорошо.

2008 vpr

Tweet