Коренастый дворник в ватнике и разбитых кирзачах нехотя долбил наледь на ступеньках загса. С глухим стуком расплющенный конец толстого и кривого лома кромсал лёд и фальшивый мрамор ступенек заодно. Время от времени дворник прекращал своё занятие и, опираясь на инструмент, принимался угрюмо разглядывать меня.  Мудацкую шапочку-петушок с непременным  «sport» по бокам он натянул на брови, придав щетинистой морде своей выражение злобной дебильности.

Я уже минут сорок торчал возле серой двухэтажной коробки из стекла и бетона, беспрестанно куря и тихо закипая. Наташка, сука, дрянь, в своём репертуаре. Женаты девять лет. Год встречались до этого. Но ещё тогда ясно стало, что проще зайца курить научить, чем Наташку – пунктуальности. Встречи надо было ей назначать за час до нужного времени. Но и в этом случае она умудрялась опоздать. И Лёшку в сад таскать, а потом и в школу приходилось именно мне – когда этим пробовала заниматься она, ребёнка выгнать обещали.
Хорошо ещё, не холодно сегодня. Сыро, конечно, и ветрено, но для начала марта ничего, терпимо.
    
Народу у загса не было вовсе. Желающих жениться в такое время не нашлось. За время моего ожидания прошло лишь три пары на развод – одна бездетная, те освободились быстро. Те, что с детьми – чуть позже, но тоже не задержались.
Жрать захотелось.
Сходить в кафешку напротив, что ли… Сто грамм накатить для тепла, под бутерброд. Хуй его знает, сколько ждать ещё эту…

Дворник спустился на пару ступенек и снова застучал своим инструментом. Серое крошево льда брызнуло в стороны.
- Суки! – прекратив долбить, неожиданно произнёс дворник и снова посмотрел на меня.
    
«Вот этот ещё… Дятел, блядь. Ему-то хуйли от меня надо?» - я щелчком отправил окурок в грязный сугроб сбоку от крыльца и смутился. Сугроб был просто усеян бычками, и из них не меньше десяти – моих.
«Сам виноват. Урны нет, а куда бросать?..»
Стало смешно за мысленные оправдания. Пошёл этот дворник на хер

Отойдя на несколько шагов от крыльца, хотел было закурить по новой, но лёгкие уже ныли и во рту скопилась горькая срань. Сунул пачку обратно в карман. Запахнул пальто и от скуки принялся разглядывать сотни раз уже читаный лозунг.
Жёлтые металлические буквы на фасаде загса складывались в знакомые с детства слова:
«СЕМЬЯ ЕСТЬ САМОЕ МАЛОЕ, НО И САМОЕ ЦЕННОЕ ЕДИНСТВО В КОНСТРУКЦИИ ЗДАНИЯ ВСЕГО ГОСУДАРСТВА. А. ГИТЛЕР»

- Развлекаешься? – раздался сзади голос, который не спутать ни с чьим другим.
- Извиняться, как и приходить вовремя, ты так и не научилась, - бросил я через плечо и направился к крыльцу.
Дворник, держа лом на манер патриаршего посоха, и не подумал посторониться.
«Ну, гад…» - пальцы сами собой сжались.
- Максим, постой! – окликнула меня Наташка.
- Что ещё?
    
Пауза.
- Помоги Алёше, - совсем тихо сказала она.
Я обернулся.

За три месяца, что Наташка провела у своей матери, она не изменилась ни сколько. Да и чего ей меняться? Три месяца – не тот срок. Одета разве только получше – шуба новая (шиншилла или как там этих крыс-хорьков называют), сапоги на каблуке высоком. На шее, в распахнутом вороте – массивная ювелирка. Тоже новая. Ту, что подарил когда-то я, она сняла.
«Сука… Блядь…»
    
- Ну, смотрю, кадра ты нашла себе и впрямь ничего. Сразу видно – попала в хорошие руки! – улыбка вышла у меня кривая.
«Сука! Сука! Сука!»
А ведь нет – изменилась. За всей косметикой, сколько её не лепи на рожу, эту серость мертвенную не скрыть. Как и мешки под глазами. Киряешь потихоньку, милая?.. Нацепила тёмные очки – это в марте-то!
И чего только этот хер в ней нашёл…
А сам-то?..
А сам-то я с ней сегодня развожусь.

- Помоги мне с Алёшей, - вновь попросила Наташка.
Я перевёл взгляд на сына.
Алёша стоял сбоку от неё и чуть позади, опустив голову. С правой руки он снял варежку, теперь она болталась у рукава на резинке. Медленно и словно механически Алёша поглаживал красноватыми пальцами ворс Наташкиной шубы.
- Здравствуй, Алексей! – сказал я.
Рука сына замерла. Пальцы согнулись и ухватились за мех.
Сын поднял голову.
- Здравствуй!  - из-за расширенных зрачков глаза Алёши казались тёмными кляксами.

- «Релаксидин»? – не отводя взгляда от сына, спросил я Наташку.
- Семь дней, как и положено, - мне показалось, Наташка всхлипнула. – Ему трудно из-за него ходить. Помоги нам со ступеньками.

Я заметил припаркованный на другой стороне улицы белый, правда, забрызганный грязью «лексус». Пару минут назад его там не было.
- Твой?
Наташка помотала головой:
- Его… Он не захотел выходить. - Наташка вдруг взорвалась: - Ты поможешь мне или так и будешь торчать как придурок у входа?! У меня куча дел, между прочим, сегодня ещё! Пошли давай! Опаздываем ведь…
- Уж не по моей ли вине? – у меня заходили желваки. –  Час почти тебя жду здесь! У меня таких вот тачек нету! – кивнул я в сторону «лексуса».
- Что ж не купишь? – сузила глаза Наташка.
«Сука…»
    
- А ну-ка проходите или туда, или сюда. Мне убирать надо! – вдруг подал голос дворник. - Орать при ребёнке то... Совсем охуели!
Дворник зло стукнул ломом. Вместе со льдом, мне показалось, откололся немалый кусок ступеньки.
Слова сердитого люмпена, как ни странно, успокоили нас. Подхватив Алёшу, я втащил его на крыльцо.  Наташка, забежав вперёд, открыла дверь.
***

Внутри было светло и уютно. Может, даже и тепло, но мне, продрогшему, было незаметно.
Наташка сняла с сына пальто и шапку, передала мне. Я автоматически взял, и теперь стоял, оглядываясь, куда их пристроить. Сложил их на стол с образцами бланков и заявлений.
Гулко шагая, приблизилась служащая.
- Так, Быстрицкие – вам на одиннадцать назначено? Где вы ходите?! Документы давайте и проходим быстро в четвёртую комнату, второй стол!
Жена, стянув с себя, наконец, тёмные очки, торопливо чмокнула сына в лоб. Повернула его ко мне.
Лицо Алёши было абсолютно спокойным. Казалось, он даже слегка улыбался.
Я потрепал его волосы и погладил по затылку.
- Проходим, проходим! Не задерживаем регистрацию!
Толстая седая тётка в зелёном костюме увела Алёшку в конец зала и они скрылись за дверью с надписью «Детская». 

- Документы все взял? – буднично спросила жена. – Справки, выписку с работы?
«Заботливая, бля», - мне почему-то показалось странным, что вот эта стоящая передо мной напудренная баба в шубе и та, которой я много лет назад выводил краской на асфальте под окном “Ната, я люблю тебя!” – один и тот же человек. И ещё более странно – она до сих пор, юридически, моя жена. И пробудет ей ещё целых несколько минут.

- Пошли давай! Твой, небось, заждался уже! – я направился к двери с цифрой «4».
- По крайней мере, меня есть кому ждать, - следуя за мной, прошипела Наташка мне в затылок.
- Не волнуйся, не пропаду.
«Сука…»

- Постой, а вещи Алёшины… - Наташка растерянно остановилась у стола с образцами. – Надо же куда-то их…
- Пошли, я сказал! Без нас разберутся… - я потянул её за рукав.
- Вот только давай тут без этого! Руки убери, я сказала! Не трогай меня, гад!
- Кому ты нужна, на хрен!
- Да уж кому-нибудь!..
Выйти, что ли, забрать у дворника этого лом…

Другая служащая – молодая стерва с дурацким пучком на макушке профессионально-внимательно проглядела наши бумаги, сверила номера паспортов и, держа в руках Алешкино свидетельство о рождении, посмотрела на Наташу:
- Быстрицкий Алексей Максимович, тысяча девятьсот девяносто восьмого года рождения, пол – мужской, социальный статус - RSQ-2, прошёл необходимый семидневный реабилитационно-подготовительный курс с применением «релаксидина» и к дальнейшей процедуре готов?
Бросив на меня быстрый взгляд, жена, чуть помедлив, ответила:
- Да.
- Ваше решение о расторжении брака с гражданином Быстрицким Максимом Александровичем, тысяча девятьсот семьдесят пятого года рождения, пол – мужской, социальный статус - FTS-4, остаётся в силе?
Жена кивнула.
Стерва сдвинула брови:
- Полагается отвечать «да» или «нет».
- Да.

Теперь очередь дошла до меня:
- На основании поправок восемь и сорок три к Гражданскому и Семейному кодексам Российской Федерации ваше решение не оказывает влияния на ход бракоразводного процесса и от вас требуется безоговорочное выполнение воли стороны, проявляющей инициативу…
- … в целях защиты и укрепления социального статуса женщины, - закончил я за неё.
Стерва позволила себе улыбку:
- Приятная осведомлённость. Знание законов…
- …путь к правовому обществу. Кончайте с этой хернёй. Давайте закончим со всем этим.

Стерва взглянула на Наташку. Та пожала плечами.
- В таком случае напоминаю вам ещё раз, что в соответствии с Законом о защите детства  и поправкой пятьдесят восемь Семейного кодекса Российской Федерации развод родителей считается недопустимой морально-психологической травмой ребёнка, делающей невозможным его полноценное существование в качестве будущего гражданина. В соответствии с указанными Законом и поправкой, к объекту статуса RSQ-2 будет применена государственная программа форсированного завершения жизненного цикла с целью предотвращения страданий и чувства неполноценности в результате отрицательного изменения социального статуса. Прошу поставить свои подписи  на прилагающихся документах.
    
Наташка протянула руку. Стерва услужливо вложила ей в руку чёрную папку.
Золотым курсивом на папке было вытеснено:
«Разрушение института семьи означает конец любой высокоразвитой человеческой цивилизации. А.Гитлер».
Пять или шесть листов – удивительно невзрачных, тонких и блеклых, заполненных мелким шрифтом с перечислением множества статей и положений, мы подписали, почти не глядя.

***
Ни открывать, ни придерживать дверь для Наташки я не стал. Наоборот, прошёл быстрым шагом через вестибюль и, выйдя на крыльцо, хлопнул позади себя дверью.  Торопливо закурил и жадно вдохнул дым.

Дворника на крыльце уже не было. Лишь его гнутый лом торчал из загаженного сугроба.

Из «лексуса» меня заметили – водительская дверь приоткрылась, но я был один, и из машины никто не вышел.
Скрипнула пружиной загсовская дверь – не глядя на меня, по крыльцу спускалась Наташка.
На последней ступеньке она остановилась. Обернулась. Плотно сжатые губы. Снова в очках.

Терминаторша.

Из «лексуса» посигналили.
- Паспорта новые, сказали, через неделю готовы будут. Чистые. Без штампов и без… - плечи Наташки чуть вздрогнули. - Десять лет… Как не бывало. Как будто и не было ничего.
- И никого… - в три затяжки я выкурил сигарету и полез за новой.
«Лексус» просигналил снова – настойчивей.
- Максим… - сказала бывшая.
- Ждут тебя, - ответил я.

Tweet