Языки – дело нужное. С соседкой-японкой попиздеть, таджика обматерить, с черножопыми рэпчик почитать – в общем,  полезное и иногда даже профитное умение. Только вот многие бросаются изучать языки слепо и без души, и, как следствие, опускают руки после первого слова, прочитанного в самоучителе по арамейскому.

Йобаные интеллихенты, решившие выебнуться перед дружками фразой-другой из нескольких языков, должны руководствоваться несколькими важными параметрами при выборе мовы. Языки мира тупо можно разделить на три основных группы (ща будет немного терминологии, но вы не пугайтесь, это просто). Первая группа – изолирующие языки. В изолирующих языках смысл сказанного определяется позицией слов. Примером подобных языков может быть инглиш или мандарин (кетайский по-нашему). Mother loves father – «мама любит папу». Субъект на первом месте, объект на последнем. Father loves mother – слова те же, но значение абсолютно противоположное. Изолирующие языки интуитивно считаются самыми простыми для освоения: выучил ебучий синтаксис (порядок слов в предложении) – и берись, бля, за словарь и зубри по десять слов в день. Уже через месяц будешь пиздеть по-американски не хуже ниггеров из какого-нибудь Южного централа.

Вторая по сложности группа языков – аттэншн, ещё один термин – агглютинативные. Это что-нибудь типа турецкого или финского. Почему сложные? Во-первых, эти языки сохраняют относительно жёсткий синтаксис. Во-вторых, при изучении этих языков приходится учить склонения и падежи. Собсно, склонения и падежи существуют во всех языках, но в изолирующих они чаще всего передаются предлогами. I give a book to my friend – «я даю книгу другу». Объект в предложении – мой друг. Он в дательном падеже, потому что я ему даю книгу. А то, что это именно он в дательном падеже, показывает предлог to. А вот в турецком этого самого предлога to перед объектом не существует, он приклеивается (агглютинируется) к нему с конца. Ben (Я) arkadashina (другу) kitap (книгу) vermek (даю). Друг в именительном падеже – arkadash. И тот факт, что книгу дают именно ему, а не мне, показывает суффикс -na. Понятно, что объект и субъект местами просто так не поменять: Arkadashina ben kitap vermek – криво сказано, но турки всё равно поймут, что книгу дают другу, а не вам.

Ну, а теперь настала очередь самой злоебучей группы языков – флективных. Примером таких мов могут быть наш великий и могучий и арабский. Флективные языки – родственнички агглютинативных, то есть отношения между объектом и субъектом передаются суффиксами, приставками и прочей подобной хуетой. Для того, чтобы оценить злоебучесть русского языка, достаточно проанализировать следующие пары слов: «друг» - arkadash, «другу» - arkadashina, «друзья» - arkadashlar, «друзьям» - arkadashlarina. В турецком всё просто: дательный падеж передаётся суффиксом -na, множественное число – суффиксом -lar. Приклеивай эти суффиксы друг за другом и передавай всю глубину своей метафизики барменам из Анталии. А вот в русском такая хуйня уже не проканает. В русском есть один конкретный суффикс для множественного числа в дательном падеже (плюс не забываем о мужском роде!) – «-ям». Для сносного общения на улицах Анкары достаточно выучить шесть суффиксов для шести падежей и один суффикс множественного числа, то есть всего лишь семь суффиксов. В русском же придётся учить шесть суффиксов для шести падежей единственного числа и ещё шесть суффиксов для шести падежей множественного числа. Короче, с русским бедные америкосы ебутся десятилетиями. Некоторые для того, чтобы подрочить на Достоевского в оригинале, некоторые для того, чтобы побаловать будущую жену из какой-нибудь Сызрани.

По чесноку, всякие лингвисты и эрудиты, бля, должны знать парочку языков из разных групп. Например, французский и венгерский. Один практически изолирующий, другой агглютинативный. Теоретически подобный подход позволяет при надобности быстро выходить на другие языки. Ну, поебался с венгерским с десяток лет, просёк фишку. Зато потом будет легко выучить финский или татарский.

Однако мы живём не в Мире полудня, поэтому при изучении языка основной мотивацией служит не развитие интеллекта, а какая-нибудь бытовуха: ну, тёлку выебать или бабла подзаработать. И вот здесь-то и нужно врубать мозг на полную, чтобы и время не потерять, и в дураках не оказаться.

Ну и вот, значит, мечутся люди, хотят быть образованными, знать несколько языков. Как правило, первый иностранный язык очень красноречиво свидетельствует о мотивациях индивидуума. Вот есть, например, люди, записывающиеся на курсы английского языка. Вот они, пресловутые 95 %, йобаный закон Парето в действии. Блядь, даже имбецилы из ПНД говорят на этом языке, его никто специально не учит. Говно же иногда побурливает и начинает пиздеть о том, что не у всех есть склонность к изучению языков. Нет такой вещи, как склонность к языкам, есть только усидчивость и трудолюбие. Изучение языка (вообще, изучение чего угодно) требует времени и труда. Многие ебланы искренне считают, что, записавшись на какие-нибудь курсы нейропсихического подсознательного языкового программирования, они начнут пиздеть с интуристами после десяти уроков. Хуй там. Язык – это грамматика, шаг за шагом, плюс тупо зубрёжка слов. И, блядь, самое главное – это практика. Выучил сто слов? Найди какого-нибудь хуеплёта из Австралии и обменивайся с ним письмами или общайся по Скайпу. А без практики язык быстро зачахнет, да и ты сам интерес к нему потеряешь.
о- английском сразу говорят, ни один уебанский имбецил не учит этот язык. твоих мотивациях и интеллекте вообще. ну из какой-н
Или вот, например, тьолки. У наших баб одна мотивация – свалить за границу и жить роскошной жизнью томных светских львиц в каком-нибудь Париже или Венеции. Французский, в общем-то, охуенный язык. Во-первых, эстетика, самая главная мотивация. Твои дружки-обрыганы читают Гарри Поттера, а ты, бля, Мопассана, попивая при этом свежепривезённый пино нуар Nuits-St-Georges. Во-вторых, это один из языков ООН, к тому же в дипкорпусе тоже любят попиздеть на этом языке. Но вот ведь невезуха, тёлка-то язык выучит, потратит на него пять-шесть лет. А там, глядишь, целлюлит на спине, жыр со всех сторон прёт. В общем, теряется товарный вид. И вот она продаёт свой «Запорожец» и прёт в Париж на ловлю прынца. А в Париже одни черножопые да чурки, страна в кризисе, всё население на пособиях живёт. Жесть, короче. Есть ещё Валлония, но знающие люди говорят, что Шарлеруа – это йобаный пиздец похлеще Тамбова. Ну, а в Люксембурге и в Женеве ты со своим французским на хуй никому не упала, тут уже нужно иметь скиллы в финансах, точных науках и прочей хуйне, которую на экономфаках не преподают.

Есть ещё эстетки, изучающие итальянский. Та же хуйня. Мадам готовит себя к ежедневному шоппингу в Милане, однако чаще всего приходится соглашаться на роль официантки в Неаполе и подносить пиво ниггерам с заветным паспортом в кармане. Более того, в отличие от французского, на котором говорит полмира, на итальянском говорят только в Италии.

Испанский – язык пламенных мачо, обитающих в дворцах Гранады, но чаще всего только во влажных мечтах хрупких барышень. Перед тем, как браться за изучение этого языка, нужно вспомнить, что на этом языке общаются исключительно упоротые католические нищеброды. Испания – одна из беднейших стран Еврозоны, местное население только и делает, что бастует, требуя пособий. Хуле, богатая Франция своим примером не даёт покоя. Ну да, на испанском тоже говорит полмира. Только вот французский мир – это зажиточные Квебек, Швейцария, Люксембург, а испанский мир – это Западная Сахара, Перу и Гондурас. Охуенные места с точки зрения жаждущего экзотики бэкпэкера, но тёлкам я бы порекомендовал оставаться дома.

Ну вот, с европейскими языками разобрались. Значит, изначально знаем изолирующий английский, плюс учим чуть менее изолирующий французский для души. Французский помогает разобраться в похожих итальянском, испанском и португальском. Английский даёт доступ к флективному немецкому. Венгерский – тоже европейский язык, но на нём никто, кроме венгров, не говорит. Финский – то же самое. Можно выучить баскский и потом писать заумные статьи в журналы по компаративной лингвистике, но тогда придётся мириться с нищебродской зарплатой доцента на какой-нибудь инязовской кафедре.

На инфаках бедных студентиков часто вынуждают учить два языка по критерию географической отдалённости друг от друга, чаще всего один европейский и один азиатский. Например, глава нашего МИДа говорит на английском и сингальском. У реальных пацанчиков мотивации на сингальский, думаю, не хватит, поэтому нужно выбирать что-нибудь экономически более целесообразное. Grosso modo, в Азии существует несколько языковых групп. Самая крупная в территориальном плане – тюркоязычные народы. Все тюркские языки – агглютинативные, то есть чуть сложнее, чем английский, но не так страшно, как русский. К сожалению, исторически так сложилось, что все носители этих языков говорят на русском: в Средней Азии по вполне очевидным причинам, в Турции – тоже все понятно. И даже среди венгров найдется пара-тройка коммуняк с богатым лингвистическим опытом.

Далее следуют семитские языки, проще говоря, арабский и иврит. Начнём с того, что это флективные языки, то есть будет архиебически сложно. С ивритом всё понятно, этот язык идёт вместе с обрезанием, лысой женой и службой в ЦАХАЛе, в общем, для эстетов. Арабский – один из официальных языков ООН, весь Ближний Восток и Северная Африка калякают на арабском, но, с другой стороны, на нём общаются исключительно упоротые нищеброды-мусульмане (cf испанский). В общем, никакого интереса. Но алфавит выучить стоит, не такой он и сложный. Поможет в Пакистане или в СУАР.

Ближневосточные нищеброды соседствуют с не менее убогой Индией и прочими странами Юго-Восточной Азии. Наверняка где-нибудь в самом тёмном углу Ленинки сидит замшелый ботан и упорно учит лоло-бирманские языки, но в жопу такую экзотику, Наша мотивация – бабосы. Ну, здесь всё ясно: выделяем фломастером на карте контуры Восточноазиатских тигров и начинаем анализировать ситуацию. Южная Корея, Тайвань, Сянгон и Сингапур. К ним можно добавить Малайзию, тоже небедное государство. На наше счастье, все эти страны в той или иной мере используют (или использовали) путунхуа (кетайский по-нашему). Всё население Тайваня говорит на мандарине (или на диалекте Фучжоу, но всем похуй), Гонконг пиздит на кантонском и на том же самом мандарине. Экономически активная прослойка населения в Сингапуре и в Малайзии – тоже китайцы. Ну, а в Южной Корее знание китайского является атрибутом любого образованного человека.

Мандарин – изолирующий язык, наверное, самый изолирующий из всех существующих: нет суффиксов, формально отсутствует спряжение глаголов по временам (есть только настоящее время). Синтаксис в простых фразах напоминает английский: субъект – действие – объект. Короче, лафа, взял учебник, полистал – и вперёд пиздеть с китаёзами. К сожалению, мать-природа распорядилась иначе и наградила кетайцев иероглифами и тональной фонетикой. Иероглифы требуют забрёжки, причём именно тупой и длительной зубрёжки. Считается, что каждый иероглиф составлен из радикалов, каждый из которых имеет определённое значение («рот», «человек», «солнце» и прочее). Теоретически комбинации этих радикалов должны передавать приблизительное значение иероглифа, но в реальности эти сочетания нихуя ничего не значат. Китаёзы выдумали иероглифы одновременно с шумерами, которые в свою очередь изобрели клинопись. У потомков шумеров, финикийцев, хватило ума избавиться от иероглифики и перейти на алфавитное письмо. Ну а наши узкоглазые соседи почему-то решили следовать дедовским традициям и оставили всё как есть. Кое-где упростили, кое-где подрисовали пару штришков. Вот, все эти бесконечные серии упрощений донесли до нашего времени иероглифы, не несущие в своём начертании никакого смысла.

А вообще-то иероглифы – это хуйня по сравнению с тонами. Научиться читать надписи на мандарине реально, а вот начать говорить – охуительно сложно. Собственно, сами китайцы не брезгуют переспрашивать и повторять одну и ту же фразу по двадцать раз, так что всё в норме. Тут нужно заметить, что путунхуа со своими четырьмя тонами кажется бесконечно простым языком по сравнению с кантонским, в котором умельцы различают восемь тонов. Ну и хуй с ним, с кантонским. В Гонконге всё население свободно изъясняется на английском, а в Гуанчжоу нормальным пацанчикам делать нечего.

Китайский – даже если вы на нём не говорите – позволяет выйти на японский. Япония – третья по величине экономика планеты, так что язык вызывает живой интерес. К тому же японцы все такие модные, производят наруту, дорамы и прочую хуету для косплеев. Японский язык слегка флективный, то есть формально чуть сложнее путунхуа. К счастью, Япония отделена от Кетая морем, поэтому японцы избавлены от тлетворного влияния тоновой фонетики. Произношения в японском не требует никаких изъёбств, говори хоть жопой, тебя всегда поймут.

Однако японский считается самым сложным из всех языков, представляющих экономический интерес. А эта сложность связана с историей развития этого языка. В общем, жили-были древние японцы. Сидели себе на островах, жрали свои суши и изредка устраивали междоусобные войны, чтобы совсем уж не охуевать от скуки. Между собой они пиздели исключительно на протояпонском. И тут на тебе – приплывает к ним посольство из Китая. Шёлка понавезли, ваз, блядь, всяких. А главное, они привезли с собой письменность, ёбаные иероглифы. Ну, не изобретать же колесо второй раз, правда? Вот и япоши не напрягались, а просто переняли иероглифы для своих нужд. Само собой, каждому китайскому иероглифу было подобрано соответствующее японское слово. Вода? «Мизу». Человек? «Хито» и так далее. Китайцы по очевидным причинам были технически и культурно более развитыми, чем японцы, поэтому последние часто ездили в Китай на учёбу, ну прям как мы при Петре Великом. Студентик поживёт-помучается у китаёз, а потом возвращается домой и ведёт себя как гламурное кисо, только что вернувшееся из шоппинг-тура в Нью-Йорке. Мамка ему стакан воды, а он в ответ «А у нас в Китае принято говорить шуэй. Как жили Вы, мамаша, в говне, так и помрёте». В конечном счёте студентов этих недорезанных стало так много, что японцы уже употребляли два разных произношения для одного и того же предмета: одно китайское, пригламуренное, а другое японское, для быдла.

Баба – она и в Японии баба, какой с неё толк? Тёток там растили для ёбли и для деторождения, не более. Нахуя самоходной пизде грамота? Однако местные тёлки однажды взбеленились и решили послать нахуй мужиков с их ебучими иероглифами и изобрели слоговый алфавит, хирагану. Стишки на нём писали, знания всякие передавали. Изобретение было оценено по достоинству и хирагану начали использовать для обучения грамоте детей и быдла.

Потом, значит, начали понаезжать европейцы: англичане, голландцы, потругальцы. Эти, в свою очередь, привезли с собой христианство, хлеб, штаны и прочую поеботину, никогда не существовавшую ни в Китае, ни в Японии. Ну не существует в китайском иероглифа для обозначения йоркширского терьера, хоть ты тресни. Пришлось адаптироваться в очередной раз и изобретать отдельный слоговой алфавит для обозначения неяпонских и некитайских объектов и явлений.

Вот и живут сейчас японцы со своими иероглифами, которые читаются то по-китайски, то по-японски (это как фэншуй ляжет, зависит от случая), двумя алфавитами и в меру флективной грамматикой. Даже пиндосы охуели от таких дел и всё вынуждали японцев избавиться нахуй от иероглифов и упростить себе жизнь. Японцы отказались, мол, культурное наследие, без этого никак.

А какая мораль из всей этой истории про языки? Что нужно учить, чтобы не промахнуться и не потерять время? По личному опыту скажу, что нужно учить С. Или С диез, это кому как. Ради хорошего программиста работодатель и суахили выучит, и на койсанском с тобой пощёлкает.

À tchao, пацанчики!

Tweet