Атуна укеле!
- Читай
- Креативы
- « предыдущий креатив
- следующий креатив »
- случайный креатив
- Солдаты! Вы пришли в эти края, чтобы вырвать их из варварства, нести цивилизацию на восток. И спасти эту прекрасную часть света от ярма Англии! Мы собираемся вести бой. Думайте! Думайте, что эти памятники с высоты сорока веков смотрят на вас!
-Маленький он какой-то, этот корсиканец.- тоскливо заявляет Дюбрейе, будто это играет какое-то значение. Маленький. Большой. Пикардия дает нам прекрасных лавочников и карманников. Рачительных толстых хитрованов. Жаку - из таких. Великолепный образчик, находящийся в постоянной готовности продать тебе что-нибудь. Или украсть.
Мы с ним стоим в первом ряду Нельского полка и слушаем корсиканца. Нельский полк! Зеленые отвороты у черных мундиров. И презрительный жест, стоивший многим записным комедиантам зубов и свернутых набок носов. Правая рука на сгибе левой. Нельская башня и плывущие мимо трупы.
-Ряды ровнять! Ряды ровнять! Или вы все хотите умереть от поноса в старости? –сержанты, такие сержанты. Что у нас, что у неприятеля, проступающего в пыли у пирамид. Ведь есть же у них сержанты? Об этом я не успеваю подумать, потому что лихие всадники уже летят к нам во весь опор.
–Хочешь умереть от поноса?- завтрак сержанта унавоживает знойный воздух запахом чеснока и еще чего-то тошнотворного.
-Хочешь?- повторяет он.
-Нет, сержант! –бодро отвечаю ему и отрываю зубами бумажный узел заряда, потому что по рядам уже несется: «Заряжай!». Он суетливо убегает вдоль строя, а я плюю ему в след жеваной бумагой: побегай еще тут. Глупая бравада, глупая. Встающая в пару резцов в иное время. Но не сейчас. Сейчас на нас несутся мамелюки. Визжащая, поблескивающая сталью и яркими одеждами масса. А справа, у Дезе, они уже прорвали ряды и, возвышаясь над кипящей массой пехоты, рубят наотмашь.
-Дерьмище! – громко объявляет Дюбрейе и оно начинается. Жаку – глашатай неприятностей, и если что говорит, то мы в это непременное вляпываемся. Чего стоит тот случай с часами нашего героического капитана. Старик орал как боров, которого холостят.
Военная тюрьма далеко не сахар. Хотя, никто не ответит: лучше ли стоять в первом ряду Нельского полка у пирамид, чем долбить камень у дороги. Никто. И я молюсь святому Антуану, потому что у меня нет никакого желания умирать.
Мы даем залп по нестройной конной лаве и приседаем, давая выстрелить шеренге, что стоит за нами. Искры вспархивают в желтый воздух, и конница врывается в наши ряды. Отступаю в сторону и бью байонетом вдогонку пронесшегося конного. Он тонко визжит на одной ноте, потому что я попал ему в поясницу. А Жаку отбив, нацеленную в его голову саблю, колет лошадь противника, достать штыком до всадника ему не позволяет рост.
-Дермище! – как заведенный орет он и лупит упавшего мамелюка прикладом. Лупит и лупит, пока тот не перестает шевелиться.
-Дермище! – повторяет достойный сын Пикардии и смотрит мне в глаза. В его взгляде больше дикого, оставшегося человеку от тех мелких хищников, что, вероятно, были нашими предками. Радужки почти нет, и весь глаз его, оставляя небольшой серый контур, залит огромным, пустым зрачком. Вокруг нас пыль и свалка, сквозь ржание лошадей и треск выстрелов прорываются стоны. Мимо Нельской башни опять плывут тела. Только в ней уже нет трех королев, и призраки Бланш и Марго не бродят по мрачным камням.
Мне кажется, что проходят века, прежде чем мы выплываем в реальность, но это лишь пара минут. И атака отбита. Мой раненый еще визжит, слабо перекатываясь по песку. А появившийся ниоткуда сержант добивает его.
- Вперед! – орет он мне в лицо.- Или ты хочешь умереть от поноса?
Умереть от поноса я не хочу. Я вообще не хочу умирать сегодня. И завтра тоже не хочу. И бегу, бегу, бегу рядом с Дюбрейе. По песку под жарким египетским солнцем, от которого наши шейные платки давно мокры, а под киверами пылает огонь.
Пыль мешает видеть, и мы спешим к Нилу, просто, без цели. Как по направлению к чему-то. Скомандуй нам кто-нибудь : «Назад!», мы с тем же щенячьим задором бежали бы в пустыню. Но сейчас, наша цель Нил и деревенька, лепящаяся к берегу. От нее брызжут в стороны всадники,
-Дермище! –опять орет Жаку и машет мушкетом, его постепенно попускает.
-Заткнись,- сердце мое заходится и трепещет, а дыхание прерывается, заставляя кашлять на бегу. И он, наконец, замолкает. А затем останавливается, потому что весь Нельский полк останавливается.
-Заряжай! –протяжно поют из пыли. Я выдергиваю бумажный цилиндрик и машинально , как и учили, откусываю узел, высыпаю порох в ствол, подаю пыж, пулю и трамбую все шомполом. Руки совершенно не дрожат, хотя в теле по-прежнему ревет кровь.
Под деревней мы стоим долго, и я постепенно успокаиваюсь. Дюбрейе подмигивает мне и улыбается, на его перепачканном лице зубы неестественно белые.
-Говорят, у турков полно золота?
-У египтян, Жаку..
Но ему все равно. Мысль Дюбрейе уже работает в этом направлении, он видит себя сгибающегося под тяжестью громадного мешка. Да что там говорить: он видит себя владельцем трактира, уважаемым, толстым (хотя он и так толст) и довольным жизнью. У него жена, дети, геморрой и он умрет от старческого поноса! Вот оно – счастье солдата. И это главное. Умереть когда– нибудь, но не сейчас.
-Ба, Антуан, - ревет мой товарищ, мундир его расходится на медных пуговицах, являя миру грязную рубаху,- это не важно! У них есть НАШЕ золото!
Он радуется собственной нехитрой шутке и смеется, задрав голову в пыльное небо, под тяжестью сорока веков.
Наше золото! Мы входим в деревню через полчаса, растекшись по улицам в поисках чего-нибудь полезного. Не знаю как другие, а мы с Дюбрейе, рождены под несчастливым расположением звезд, а может его мамашу, боднула корова, когда та ходила с маленьким Жаку в утробе. Или мою мамашу. Или мамашу сержанта, который, как и мы, мечется по деревне. Весь наш улов, после тщательных поисков, состоит из сморщенного черного улыбчивого старика, который тыкает Дюбрейе в грудь
-Атуна укеле!- доверительно шепчет он ему.
-Атуна укеле!- повторяет он.
- Золото, папаша! Золото! – выходит из себя Жаку. И получает в подарок мешок подозрительных орехов, таких же сморщенных, как и их прежний владелец. Дюбрейе свирепеет, под слоем пыли на его толстых щеках проступает царственный багрянец. Он бьет старика наотмашь, и тот валится мешком. А я замечаю что-то болтающееся на тощей шее, что-то, похожее на большую рыбную чешую на шнурке.
-Что это?
Старик разражается длинной и совершенно непонятной тирадой. Затем он произносит то же самое, старательно растягивая слоги, объясняя мне что-то, как кретину. Я качаю головой. На мое счастье, во двор заглядывает сержант, ходивший до армии на торговых судах. Он совершенно расстроен добычей состоящий из двух кувшинов найденных в уборных. Их предназначение слишком очевидно, и это делает грусть начальства еще темней.
- Дюбрейе! Бонне! – орет он и мы вытягиваемся перед ним. – Нашли что нибудь?
-Орехи, сержант, - поясняет Жаку.
Орехи его совершенно не интересуют. Впрочем, как и чешуя, на которую я положил глаз. Его интересы более практичны, и он допрашивает старика, приветственно бормочущего: Атуна укеле!
И как ни странно добивается результата. Ведь у него есть два универсальных переводчика, у нашего сержанта – два кулака, размером с голову крупного младенца. Они побывали во многих переделках и покрыты вязью шрамов, оставленных зубами рекрутов-бедолаг.
Добытое трудами взаимопонимание дает нам две новости: деревня бедна и то, что болтающееся на шнурке украшение – чешуя с одного из укеле демона нижнего мира Ра Кхана, побежденного кем-то из древних героев. И амулет этот одаривает владельца вечной жизнью. Хотя я и сомневаюсь в этой чепухе, тем не менее, отбираю блестящую безделицу у старого гриба. Зачем ему вечная жизнь? Неужели он хочет умереть от старческого поноса?
- Идиот! – неизвестно почему заключает начальство и отбывает на поиск новых уборных и медных кувшинов, в каждом их которых может быть заключен джин, исполняющий любые желания французского солдата. Надо только подобрать к нему подход. Пусть даже и с помощью универсальных переводчиков.
Солнце медленно тонет в пыли, пока мы бредем к лагерю мимо занявших переправу гренадеров Мерсье. Я думаю о вечной жизни, и мысли мои текут медленно, прерываемые недовольным бурчанием Дюбрейе. Он копается в своем морщинистом улове и на что–то жалуется, поглощая добычу. Я его не поддерживаю, у меня теперь вся жизнь. Ослепительная и яркая. Я молюсь неведомому богу Атуна Укеле, и мне становится легко. Я радуюсь тому, что у меня теперь что-то есть, помимо возможности убивать и быть убитым. Узнав об этом, Дюбрейе хохочет, хлопая себя по толстым ляжкам. Все, что нельзя сожрать или выпить – выше его понимания, и он великодушно угощает меня орехами. Но я отказываюсь.
Наутро брюки славного сына Пикардии топорщатся, вызывая насмешки. Определенная часть его тела восстала против хозяина, и не поддается ни на какие уговоры и мольбы. Жаку наливается кровью и рассматривает остроумцев, потешающихся над его несчастьем.
Наша палатка ходит ходуном от наплыва любопытных. Самые смелые предлагают пострадавшему верблюдиц и осликов, что везут наши припасы. И Дюбрейе старательно гоняется за шутниками, напоминая сатира – бархотку, преследующего пастушков. А затем с проклятиями убегает в деревню на поиски коварного старика. Дом того естественно пуст как сума нищего и Жаку ничего не остается, как понуро вернуться, чтобы потом, затаившись в тенях палатки, долго молиться Сан-Бернадетте.
Ближе к полудню он появляется на свет совершенно изможденный, и мы долго спорим с ним: что означает это таинственное «Атуна укеле»?
Дюбрейе твердо стоит на том, что это проклятье, наложенное на него зловредным колдуном, а я со смехом доказываю обратное. Это жизнь, дорогой Жаку! Вечная жизнь!
***
-Атуна укеле, - шепчу я, наблюдая, как наш сержант поучает вновь прибывших в лагере под Алессандрией.
-Вы свиньи! – ревет он, - грязные свиньи, рожденные в свинарнике. Но я должен вернуть вас вашим матерям!
Альпы сонно перебирают синими тенями, но сержанту не до красот.
- Я должен вернуть вас вашим матерям целыми и невредимыми. И все потому, что у меня тоже есть мать! – заявляет он, грозно вращая глазами. И врет дважды: первый раз о своем долге, а второй – о матери. По-моему он выпал из-под хвоста, какого-нибудь медведя в Беарнских горах. При этом, родитель, узрев произведенное, по всей вероятности сошел с ума. Я делюсь этими соображениями с Дюбрейе, и тот довольно ухает.
- А ведь я вернусь домой целым и невредимым, Жаку.- твердо говорю ему я, и показываю амулет- У меня есть укеле!
-Дерьмо! –стоит на своем доблестный сын Пикардии.
Об этом мы спорим с ним и под Маренго, где к всеобщей радости, наконец, убивают нашего сержанта. Злые языки утверждают, что из пяти пуль попавших в него две вошли в спину. Но я в этом сомневаюсь, в полку кроме нас с Дюбрейе, одни новобранцы. А они, как известно метко кладут лишь в штаны. И то, при обстреле из пушек.
Впрочем, надеюсь, что сержант попал в свой особый сержантский рай, где Господь наделяет каждого новоприбывшего полуротой гнусавых деревенщин, путающих право и лево. На обед там подают горы чеснока и каплунов, и вино – самое, что ни на есть, мерзкое. То, в котором удобно мыть сапоги, за отсутствием воды.
-Хочешь умереть от старческого поноса? –предлагает сержант, а новобранцы пожимают плечами. Им уже все равно, ведь они все мертвы.
Под Сан-Джулиано, австрияки основательно кладут нам, бросаясь в штыки. И Дюбрейе заводит обычную песню.
-Дерьмище! – орет он, парируя удар усатого пехотинца, - Дермище, Антуан!
Я соглашаюсь с ним, сцепившись с другим австрияком. Но надеюсь выжить, ведь у меня есть вечная жизнь, отобранная у старика. И она болтается на моей шее, оберегая от всяких солдатских неприятностей. Штыки слепо рвут воздух, а пули путаются в траве. Я жив и на мне ни царапины. А наш полк теряет половину людей. И мимо Нельской башни опять плывут тела.
***
Дермище! Вооруженные этой молитвой как знаменем, мы, после многочисленных стычек и боев прибываем в Бородино. И там гибнет Дюбрейе. Русские поливают нас картечью с Шевардинского редута. Один из снарядов ударяет в Жаку и отбрасывает его назад, раздробив таз. Ужас! Ужас носится над нами. Дюбрейе стонет, кусая губы в кровь. И затихает быстро. Пикардия теряет свое потомство. Благословленная земля лавочников и карманных воров. Коровы бодают матерей на сносях, и сыновья их, простые Жаку, Антуаны, Александры- теснятся у ворот рая, напирая на бородатого ключника.
-Все твои солдаты решили сегодня победить! И они победят!- заявляем мы и побеждаем русских moujikes. А затем вступаем в Москву, чтобы сбежать из этого проклятого Господом города зимой.
Жаркие искры угасшего пламени, вот кто мы есть сейчас. Великая армия тает, и я теряю Нельский полк или полк теряется где-то. Я бреду, бреду. По застывшей снежной дороге, размышляя об этом проклятом «Атуна укеле», и о том нужна ли мне вечная жизнь, если она еле теплится под конским потником, в который я кутаюсь?
На исходе второй недели отступления, наполненном постоянной ходьбой и страхом теней с гиканьем вылетающих из леса, я вижу отдыхающую смерть. Она сидит на обочине и улыбается мне, застывшими голубыми как небо глазами. Я пытаюсь улыбнуться ей в ответ, но замерзшие губы не слушаются, и тогда я просто дарю ей свой амулет. Пусть носит, ведь я уже не хочу умереть от старческого поноса. Тонкие струйки пара ее дыхания, плетут свои сложные узоры, а я салютую смерти! Живи! Вив морт!
И шагаю дальше. Два дня, три…. Греюсь в покинутых усадьбах. У костров случайных товарищей. У одного из которых, встречаю мартиникосов маршала Богарнэ.
Мы долго сидим, отогревая озябшие ладони пока благословленное тепло не проникает глубже в промерзшее тело.
-Что такое «Атуна укеле»?- спрашиваю я. Они молчат, и лишь один из них начинает улыбаться.
-Что такое «Атуна укеле»? – повторяю я. На что мой собеседник хохочет. И мне приходится расстаться с четвертью своего огромного состояния, лежащего в зарядной сумке: двумя сухарями, чтобы получить ответ.
-Это древний язык, - поясняет он, - и очень нехорошие слова.
Мы молчим некоторое время, а потом он переводит.
- Эти слова означают : отстань от меня, член обезьяны! – он грызет мои сухари и смеется вовсе горло, поблескивая зубами и белками глаз. Я улыбаюсь ему и плотнее кутаюсь в попону. Холод ночи пробирается под нее и достает до тела.
А через пару дней, когда набрякшее красным солнце стоит над верхушками темный елей я, впервые за много недель, вижу свое отражение в зеркале. Кто-то слишком жадный, или слишком расчетливый, лежит поодаль, выставив из снега спину в пехотном мундире. А я смотрюсь в его бывшее имущество, вернее в остаток пожелтевшего зеркала в темной раме, которое этот бедняга протащил много лье.
- Атуна укеле! –говорю я сам себе, и улыбаюсь обветренными губами этому заросшему редкой бородкой незнакомцу, чьи глаза ввалились в темные ямы глазниц,- Атуна укеле!
И смеюсь, смеюсь… Над собой и своими богами, над сорока веками и вечной жизнью. Смеюсь, своему отражению, снегу и теням, вырвавшимся из леса. Они несутся ко мне по снежной целине. Видны их лохматые шапки и бородатые лица. Я не хочу умереть от старческого поноса! И вынимаю последний заряд из сумки. Атуна укеле!
—
Граф Подмышкин
, 10.02.2012
фсё время забываю подписацца, 10-02-2012 15:22:23
ку
19847452ехали медведи на велосипеде, 10-02-2012 15:23:16
ответ на: фсё время забываю подписацца [1]
киндзадзу насмотрелся чатланин?
19847461Спрайт, полстакана., 10-02-2012 15:24:03
два
19847465raulle, 10-02-2012 15:32:05
лохматые лица и бородатые шапки
19847514MECTHЫЙ, 10-02-2012 15:35:31
Рачительных толстых хитрованов©
19847528хехе про самарских таксистов
ЖеЛе, 10-02-2012 15:41:10
ниачом...
19847553ЖеЛе, 10-02-2012 15:42:18
вроде бы интересно написано (паскольку йа ниинтересуюсь историей - матчасть щетаю афтаром изучена)...
19847559а в целом - никак...
ЖеЛе, 10-02-2012 15:43:06
ну и канешно "тёмный елей" заинтрегавал...
19847560MECTHЫЙ, 10-02-2012 15:43:58
ответ на: ЖеЛе [7]
на его толстых щеках проступает царственный багрянец©
19847568это тибе не банальне - посерев лецом
ЖеЛе, 10-02-2012 15:44:11
снова бездельничяешь наработе?...
19847570гугугу...
ЖеЛе, 10-02-2012 15:47:34
и чево бы чотче не прописать фабулу?...
19847584бля...
единцтвенное за сёдня, что можно пачитать, и то недоделано...
MECTHЫЙ, 10-02-2012 15:47:46
понос выколол глаз бль
19847585MECTHЫЙ, 10-02-2012 15:49:00
байонетом бить нельзя ващето
19847588mishkovars, 10-02-2012 15:51:04
О-то графф... блеать...
19847594MECTHЫЙ, 10-02-2012 15:51:22
мартиникосы -чочо за неведома жуйня??
19847595MECTHЫЙ, 10-02-2012 15:51:57
омериканцы -любители мартини?
19847596MECTHЫЙ, 10-02-2012 15:54:00
кулаки в переделках
19847600хехе
ГеленЮрген, 10-02-2012 15:56:19
Напесал заебись, но как вышесказано - нихуя не доделано, блядь.
19847609Оставляет ащущенье, что где-то наебали...
MECTHЫЙ, 10-02-2012 15:59:35
ответ на: ГеленЮрген [18]
ага ..............и маскву тащемто сожгли а не питер бгг
19847619Пяткин, 10-02-2012 16:04:15
ответ на: MECTHЫЙ [13]
а разве это не штык ?
19847628svolach, 10-02-2012 16:12:21
ого, сколько букв
19847651MECTHЫЙ, 10-02-2012 16:12:23
ответ на: Пяткин [20]
не только штык
19847653напейсал бы багнет - без бозару понятно
Боцман Кацман, 10-02-2012 16:16:28
ну хорошо чо тут
19847662Череззаборногаперекидышкин, 10-02-2012 16:25:02
не дохуя ли поноса...\задумалсо\
19847680ехали медведи на велосипеде, 10-02-2012 16:27:45
ответ на: MECTHЫЙ [19]
севодня мец настоящий будет?
19847688Marcus, 10-02-2012 16:29:54
Добротно писано. Весьма я бы даже сказал хорошо. Хотя концовка немного смазана ИМХО.
19847700Ожидал какой-то мистики, а тут просто пафосный суицид. Но 6* ставлю, конечно.
хуедрын, 10-02-2012 16:41:35
много букф.
19847736Пока фтыкал,пару раз успел заснуть.
MECTHЫЙ, 10-02-2012 16:41:40
ответ на: ехали медведи на велосипеде [25]
па абстоятельствам
19847737низнаю
если мну унисет бабайка - ждите втарова
хуедрын, 10-02-2012 16:43:09
но в опщем то нехуйова,хуле...
19847746Скотинко_Бездуховное, 10-02-2012 16:44:43
афтар умеет литературно излогатццо
19847754фсё время забываю подписацца, 10-02-2012 16:48:49
— Имущество забираете, да еще обрез последний? Кулак должен быть с обрезом, так про него в газетах пишут. Беспременно чтобы с обрезом. Я, может, им хлеб насущный добывать буду, а?
19847763геша, 10-02-2012 16:56:10
заебись
19847772MECTHЫЙ, 10-02-2012 17:01:32
гешо павелся на "блестящую безделицу"
19847782efimvolny, 10-02-2012 17:01:52
"это играет какое-то значение." - наверно имеет какую-то роль в написаном.
19847783MECTHЫЙ, 10-02-2012 17:20:42
пусть будет -типо в тему
* 124489373 :: 50,7 kb - показать19847810
Cрач, 10-02-2012 17:28:11
господа где пятничное серево?
19847830fгagmеnt, 10-02-2012 17:28:39
дада бля где?
19847833fгagmеnt, 10-02-2012 17:29:07
савсем абарзеле -нисрут и всё тут
19847835Marcus, 10-02-2012 17:30:47
ответ на: fгagmеnt [38]
ого. какие пикселя показались!!
19847839приветствую, тащемта.
НеПендос, 10-02-2012 18:24:57
Классная вещь! Респект.
19848019Антацид (изжога-гадость), 10-02-2012 19:05:01
знание матчасти нарыло! хороший слог,крепко сбитый текст,а вот концовка вызвала недоумение мальца,какбэ лёгкая неясность-а хуле чочочо произошло та???
19848229все звёзды таки поставил,за живость и красоту!
Антацид (изжога-гадость), 10-02-2012 19:08:47
вобщем или казаки-партизаны порубали,или сам себя захуеобезьянил...вот и неясность..
19848264Боцман Кацман, 10-02-2012 19:44:45
ответ на: фсё время забываю подписацца [31]
>— Имущество забираете, да еще обрез последний? Кулак должен быть с обрезом, так про него в газетах пишут. Беспременно чтобы с обрезом. Я, может, им хлеб насущный добывать буду, а?
19848520Докатился!!! Веду теб как последнюю контру (с)
Casper_xXx, 10-02-2012 19:53:37
Гуд.
19848579vpr, 10-02-2012 20:22:14
Читал неоднократно.
19848704сусанин, 10-02-2012 20:31:32
дло
19848756Vavan Demidov, 10-02-2012 20:46:07
автору - сдохнуть от поноса. Высрать свой моск, и, главное, пальцы /чтоб не писать больше/
19848811lelek, 10-02-2012 21:15:08
больше поносов разных
198489234erepaha, 10-02-2012 21:16:31
ответ на: ехали медведи на велосипеде [25]
Иди нахуй с ресурса! Пидар поганый!
19848929Качирга, 10-02-2012 22:37:08
литературно б/п. не моё , но текст понра.
19849371