Этот ресурс создан для настоящих падонков. Те, кому не нравятся слова ХУЙ и ПИЗДА, могут идти нахуй. Остальные пруцца!
Железнодорожная готика и триста спартачей
1.
В неделе семь дней. У меня восемь.
Магия чисел проста. Раз в восемь дней заступает на смену её бригада, и я жду заветный поезд «Москва-Иваново».
Я топчусь на станции Александров. Ольга заранее известила, что ревизоров и милицейского наряда в поезде не будет. Итого я без билета и в ментовской форме.
Ночью в Александрове одетым по ментовке хлопотно. Пьяная, тревожная станция. Половина граждан шепчет в спину проклятья и заклинает почить, а другие набиваются в приятели, просят сигарету или сотовый, позвонить в Шарью или Ухту.
Александровской милиции не боюсь. Никогда не спросят, откуда, с какого отдела. Чудики они. Вон хотя бы стоят двое. Один кривобокий, другой до того хмурый, что жди, сейчас достанет пистолет и убьёт себя. Правильно, граница с Москвой, а зарплаты российские. Потому и идут служить убогонькие и нищие духом.
- Поезд сообщением «Москва-Иваново» прибывает на второй путь! Просьба встречающим… – несётся с неба благая весть.
Из вагона на перрон сходит Ольга, мой зубастик. Я прохожу мимо неё, лишь приветственно моргнув ей.
В служебном купе столик уже накрыт и налито. Поезд трогается. Мы не чванимся, агрессивно пьём и бросаемся друг на друга, едва не кусаясь, как собаки. Я успеваю спросить:
- Как там народ?
- Засыпает, - шепчет она.
Её поцелуи жестокие, почти кровососущие. Поезд ещё не набрал скорость, а она уже съехала на пол и неосторожно саднит мне зубами.
После первого выплеска я, распаренный, будто бежал по шпалам, снова одеваюсь и иду патрулировать.
В двух купе полутрезвое бормотание, но в основном вагон спит. Пока беру то, что лежит само. Один смартфон и один бумажник. Я учитель, учу не бросаться добром. Взрослые мужики, а хуже детей. Зачем тогда месяц в Москве работать, голодать и мастурбировать? Надо их учить.
Возвращаюсь к Ольге. Снова стычка, но более продолжительная. Теперь не столько для меня, сколько для неё.
- Молодец! Я три раза, - ухмыляется она, обнажая клыки.
Ольга говорит, что в школе обморочно стеснялась их, хотя и без того была страшилкой. Вместо смеха она пучила рот, говорила, вытягивая губы. Неожиданно для себя и для всех к выпускному балу она обросла новым телом, особенно окрепли и стали просто фашистскими бёдра, и главное преобразилось лицо. Будто готический гений перелепил его заново. Явилась красота неестественная, зловещая.
Ольга могла бы пойти в поликлинику и сточить клыки, но поняла, что с ними теперь заставит любого самца любой породы ползти или уползать на брюхе.
- Пойду бригадиру покажусь, а то сам не пришёл бы, - говорит она и улыбается.
Я замечаю, что подростковый комплекс изжит не до конца. Улыбается она сомкнутыми губами, и только острия клыков белеют в уголках рта. Зато смеяться она умеет в полный рот! От её смеха, если его видеть, остываешь, оставляя в трусах короткий сик.
Ольга ушла, заперев меня, а я сразу задремал. В полусне заиграли картинки, на которых ярко-ярко увидел дом, жену и дочь. Там у меня другое счастье, настоящее.
Жене блаженно известно, что раз в восемь дней я езжу в Москву сдавать статьи. На самом деле я только однажды блюл честь корреспондента. Месяц орошал страницы местной газеты экономическими статьями, за что получил 42 (сорок два) рубля. Купил бутылку пива и зажигалку. Редактор перекрестился, что заплатил много.
Оля вернулась недовольная. Сказала:
- Там один пассажир мне прохода не даёт. Успокой его, а то он начнёт сюда ломиться.
- Скоро впрямь буду милиционером себя считать, - буркнул я, запахивая китель.
- Дорогая моя! – сунулась в купе бритая голова. – Ух, ты! Мент! Вот как милиция работает! Стол, вино, баба!
Я вывел голову и всё то, на чём она ходила, в рабочий тамбур.
- Молодой человек! – сказал я душевно, разглядывая большого, но плавающего по воздуху парня. – Идите спать!
Он надулся и, качаясь передо мной, как кобра, сказал:
- Соси!
Вздохнув, я скрутил его и застегнул у него за спиной наручники.
Началось! То он с индийским мастерством рыдал и называл меня братом, то официально спрашивал:
- Жена, дети есть? Последний день живут!
Надоел он. Скорее бы станция.
По-очереди появились двое граждан. Один в меня плюнул, второй, любовно подмигивая мне, стал громить пленника ботинками. Прогнал обоих.
Пока я умиротворял общественность, парень присел на корточки, уткнулся в своих будущих потомков и сказал:
- Мама!
Оказалось, что между ног он просунул телефон.
- Меня милиция забрала, пытают и выкуп требуют!
- Стервы! Казнить их! – откликнулась по громкой связи мама-яблоня.
Поезд дёрнулся, сбавляя ход. В окне блеснули разрозненные огоньки города. Кольчугино. Город тюрем.
Минутной остановки мне хватило, чтобы высадить парня с той нежностью, с какой у него был шанс не разбиться о перрон. Оля принесла его вещи. Одежду, сумку и коробку с телевизором. Их, целые и невредимые, я выбросил уже на ходу поезда.
- Устал! – сказал я, припав к столику. – Видно, правда, становлюсь ментом. Надо было просто в тык ему настучать.
- Не думай, - сказала Оля.
- Плохо! – тяготился я. – Если он заявит, то меня хватятся. Придётся выйти до Иванова.
Она тоже утомилась, и полчаса мы чокались по половинке и вспоминали, как познакомились. Полгода назад я гастролировал в питерском поезде. Ментовку для усыпления жертв ещё не надевал, ездил зайцем, на удачу. В один из рейсов я лоб в лоб столкнулся с парадом ревизоров и милиции, которые делали совместный обход. Имея в карманах шесть телефонов, поспешил подальше от этого торжества добра и справедливости. В конце поезда я понял, что конец и карьере.
Напоследок пошёл покурить в рабочий тамбур. Там при открытых дверях, в том числе и переходной, обдаваемая сногсшибательными весенними сквозняками стояла странная проводница. Красота, тонкая сигарета и клыки.
- Я тоже люблю смотреть вслед, - сказал ей, яростно чиркая зажигалкой.
- Наша природа нравится, только если остаётся позади, - ответила она охотно.
«Какая-то дура», - подумал я и искренне попросил:
- Спрячь меня.
То, что она сделала вслед за этим, я считаю непонятным до сих пор. Протянула руку, помяла мой зад и сказала:
- Нормально.
Она спрятала меня в рундуке и сверху накидала железных табличек «Иваново - С.-Петербург», «С.-Петербург – Иваново».
С тех пор, на каком бы направлении Ольга не работала, мы вместе. Забавно, но у неё тоже есть семья. Может быть, и хорошая. Почему бы нет. Она за счастье загрызёт.
- Всё, - говорю, вставая. – Отработаю поезд и сойду в Тейково.
- До Иваново всё-таки боишься? – с тоской и вызовом спрашивает она.
- Бережёного бог бережёт.
- Ого! Бога помнишь? Забираешь у людей то, на что им жить…
Я уставился на неё глазами младенца.
- Ты взбесилась?
- Иди, божественный.
- Ведьма зубастая! – тихо, но слышно бросил я и проворно задвинул за собой дверь.
Первый раз так с ней. Зря!
2.
Следующую восьмидневку я, гордый, не звонил ей. Она позвонила сама.
- Не езди, сиди дома, - без приветствия сказала Ольга перчёно.
У меня сбилось дыхание.
- Ты прости… - произнёс я, сглотнув подступившую к горлу гордость.
- Дослушай. Тот, кого ты ссадил, подал заявление. Описал тебя и сказал, что ты забрал у него пятьдесят тысяч.
- Что?
- Девки-проводницы говорят, что менты сейчас ездят в каждый рейс. Переодетые. Тебя вычисляют.
- Точно? – ерунду спросил я.
- Чего не ясно? Пока! - и отключилась.
Хорошо, что я откладывал на чёрный день. Прокормиться хватит.
Но Ольга. Разве можно её оставлять без присмотра! Она быстро проверит кого-нибудь другого на упругость. Тут-то меня затрясло.
Делать было нечего, и я пошло запил. Жена поступила мудро. Не бранила и не подпускала к ребёнку. Из благодарности к ней за это я усердно спал.
Просыпаясь, я готовился звонить, пил для храбрости и опять засыпал. И опять она позвонила сама:
- Меня перевели на «Москву-Ярославль». Завтра в рейс. Поедешь со мной?
- Да, - кратко ответил я, потому что длинно бы не выговорил.
Выхаживаться!
Пока я спал, ноябрь прыгнул через голову, поддал холода и намёл снега. В гараже я загрузился в бушлат с лейтенантскими звёздочками, постоял, соображая, брать ли гражданку, и не сообразил.
В Александров я приехал на электричке и вздрогнул. Наверное, вся Александровская милиция заполонила перрон. И никто даже не посмотрел на меня.
- Что случилось-то? – спросил я того, кто ближе.
- Ничего пока, - ответил тот. – Чемпионат России. Спартачи едут в Ярославль. Сегодня «Спартак» - «Шинник».
Взрослые перестают удивляться? Значит, мне ещё взрослеть, потому что на прибывающий поезд я смотрел, открыв рот. Проводники ехали снаружи вагонов, держась за железные поручни, а из разбитых окон летели свист и бутылки.
Ольга тоже висела на поручнях. Волосы у неё смёрзлись в сосульки и повисли на одну сторону. Я подхватил её на руки, и она улыбнулась мне посиневшими клыками:
- Я приехала.
К нам подбежал усатый майор и спросил, шмыгая носом:
- Девушка! Заявление подавать будете? Или в Ярославле? Если у нас, то оставайтесь.
- Я дальше поеду, - ответила ему Ольга, а я заметил, что усы у майора намокают кровью.
Без разбора ушибая всех встречных о стенки, я довёл Ольгу до служебного купе.
- Водка есть? – спросил её.
- Я хотела в Александрове купить, - сказала она, стуча зубами.
- Жди! И запрись!
Говорится, мол, чтобы стать философом, надо побывать в шкуре осла. Для нашего климата альтернатива – шкура мента. Ближайший магазин оказался забит бычками в красных шарфах, но отступать было некуда, и я занял очередь. Пока стоял, считал сзади пинки. Ближние били коленом, а дальние доставали пыром, больнее. Кто-то находчивый полил мне за шиворот пива. Что мне было сказать им? Я не мент, просто оделся? Тогда бы и шутки кончились.
Дворами, палисадниками я добежал до вокзала с позорно добытой бутылкой в рукаве. На перроне меня тормознул полковник:
- С какого отдела?
- Лабытнанги, - назвал я станцию, дальше которой только бесконечность.
- Командированный? Марш в поезд, сопровождать до Ярославля.
- Знаю, - сказал ему.
Влезая в поезд, я на секунду замер. Ангел-хранитель повис у меня на плечах и не пускал.
- Куда, дурак?! – крикнул он мне в ухо. – Домой вернуться не хочешь?
- Хлеборезку захлопни! – сказал я вслух.
В купе кроме Ольги сидел молодой худосочный милиционер и скачущей ручкой записывал объяснение.
- Так, они вытолкнули вас из поезда, и вы успели схватиться за поручни…
- Успела, да, - говорила Ольга, повиснув головой, с которой набежала лужица, и мне показалось, что вместе с талой водой в лужицу падают слёзы.
- Ты со мной? – спросил я молодого.
Он посмотрел на меня голубыми глазами, в которых играла трусливая рябь, и ответил:
- Я да, до Ярославля.
- Пить будешь?
- Я спортсмен.
Поезд дёрнулся, и в вагоне грянуло «олэ-олэ-олэ-олэ!».
Напоследок я кувырнул из горла и позвал напарника:
- Пошли к ним.
- Зачем? – пробормотал он, даже не бледнея, а голубея. – Отсидимся!
- Пошли, говорю. А то сами придут.
Ольга посмотрела мне вслед и произнесла:
- Я сама не знала.
В вагоне пахло анашой, бушевали смех и веселье. С нашим появлением их не убавилось. Просто шуметь стали напоказ.
Стихло только тогда, когда к нам подошло мощное, трезвое тело.
- Работаете? – очень дружелюбно спросило оно.
- Работаем, - как мог, без эмоций ответил я.
- А жить-то не хотите?
- Хотим.
- Вот ты странный, а! – крикнуло тело. – Мы вас сейчас выкинем, и ничего вы не сделаете. Это-то ты понимаешь? Ты!
- Чему быть, того не миновать, - ответил я.
Тело тронуло меня за плечо настолько вежливо, насколько вежливо я должен был подвинуться.
- Дай пройду, мне к проводнице надо, - снова услышал я дружеский тон.
- С места не сойду, - шепнул ему.
Оно уставилось на меня глазами человека, которого предал лучший друг. Вагон молчал.
- Уважаю! – сказало тело и хлопнуло меня по плечу, едва не сломав мне ключицу.
Следующие часы я стоял, облокотившись о дверь, и знал, что гибель позади. Порой наваливалась дремота и чтобы не вырубиться, я начинал думать ненужное. Что смерть так и так для всех живых позади. Будет она всяко, а значит всё равно, что уже случилась. И прочее.
Напарник мой примёрз глазами к окну, и на его покойницком лице читалось, что в милиции он работать больше не будет.
Как Ной был рад увидеть сушу, так и я – Ярославль. Тело на прощание пожало мне руку и пожелало:
- Уходи с этой работы. Я ушёл и не жалею.
Я добрёл до служебного купе и, только лишь присев, уснул.
Очнулся от холода. Вагон был не топлен. Ольги не было. Вспомнил, что она будила меня и говорила что-то про магазин и продукты. Я позвонил ей, но тарантиновская мелодия заиграла в железнодорожном кителе, которым я был укутан.
Я вышел на улицу и от отстойника направил замерзшие стопы к вокзалу.
Серые тучи милиции заволокли Ярославль-Главный. Я грустно заметил про себя, что в такой день быть незаметным можно только в милицейской форме.
- Ясно! Конец всему! – сказал один мент другому, отняв от лица рацию. – «Шинник» на добавленной минуте сравнял счёт. Спартачи озвереют.
Видимо, ярославская милиция ни сном ни духом не болела за родную команду.
Центральный вход вокзала оказался заперт, поэтому войти и выйти можно было лишь через железные ворота сбоку. Возле этих ворот я и встал ждать Ольгу.
За своим плечом я услышал вопящую сквозь эфир рацию:
- Встречайте! Идут со стадиона. Бьют машины, окна и ларьки. Держитесь, парни!
Я напрягся. Где Ольга? Идиотка.
Через полчаса городской пейзаж перед моими глазами изменился так, будто я смотрел телевизор и переключился на другой канал.
Три тысячи беснующихся фанатов ОМОН сумел взять в кольцо на привокзальной площади, но около трёхсот самых ретивых прорвались к вокзалу. К воротам, возле которых стоял я.
Пришлось удивиться мне снова. Держать и не пускать спартачей были поставлены пятнадцать прекрасных принцев. На них вместо формы красовались синенькие камуфляжные жилетки с этикетками «милиция», и то не на всех. Да в руках принцы держали резиновые палки. Краем уха от них же я подслушал, что они студенты учебного центра, вчера принявшие присягу. При них находился капитан, вероятно, преподаватель. На морозе он стоял в красивой фуражке.
Я оглянулся и почему-то меня пробрал смех. Серые тучи, которые полчаса назад клубились на вокзале, как сдуло. Посмеявшись, я остался ждать Ольгу там же, у ворот, вместе с присягнувшими.
Спартачи напирали, но открыто штурмовать пока не решались. Лишь мат и бешеные слюни летели в нас. Да, в нас. Волею пространства и времени я находился плечом к плечу с доблестной.
- Нам бы ещё минут двадцать продержаться, - сказал капитан. – А там посадка начнётся. Сегодня «Спартак» купил для своих фанатов целую электричку. Большинство уберутся.
- Вам же сейчас край наступит, мусора! – звучали самые добрые, если сравнивать, слова. – Прячьтесь на хрен!
Наконец выискались провокаторы. То один, то другой стали толкаться и замахиваться. Из дальних рядов донеслось: «Чего там впереди не начинаем?! Чего ждём?!»
- Я здесь! – крикнула Ольга, и через несколько голов я увидел её руку.
- Делаем проход! Делаем проход! – врубился я в спартачей, раздвигая их.
- Куда? Ты с дуба рухнул? – окликнул меня капитан.
- Человеку надо пройти! – проорал я и ему, и спартачам.
У меня получилось. Я добрался до Ольги, но в это время невидимая искра проскочила по живой массе вокруг нас. Масса моментально стала плотней, и спасительная дорожка, проторённая мной, сомкнулась. Я понял, сейчас будет штурм.
- Здесь мент, - услышал я шёпоток. – У кого нож есть? Быстро-быстро мне!
Мои болевые рецепторы звонко дрогнули и навострились. Печень трусливо съёжилась.
- Дорогу! – зарычал я, прорываясь с Ольгой к «своим».
Лишь мы выбрались, лишь я вздохнул, как штурм начался. Сначала все триста спартачей, как один, грянули песню:
Не слышны в саду даже шорохи!
Всё здесь замерло до утра!
Если б знали вы, как мне дороги!
Ярослааавские му-со-ра!
И спев, двинулись.
Не весть откуда в руках у них появились железные прутья. А в воздух взлетел страшный град из бутылок и кирпичей.
Я толкнул от себя Ольгу и схватил дубинку. С первого же маха я угомонил двоих, скорее всего, сломав им челюсти. Со второго маха я создал перед собой полукруг.
Во мне проснулся истинно былинный воин. Уклоняясь от воздушных снарядов, шаг за шагом я наступал и бил палкой по лицам, пока не оглянулся и не увидел, что воюю один. Присягнувшие спряталась за столбами, а капитан отрешённо качал головой, словно скучающий конь. С головы его падала пивная пена вперемешку с кровью.
Одним прыжком я тоже спрятался за свободным столбом, и штурмующие хлынули в ворота уже беспрепятственно. Забавно выглядело то, как сзади продолжали бросать снаряды, и бегущие впереди неповинно принимали их на свои затылки. На привокзалке ОМОН также разомкнул кольцо, вслед за чем поток спартачей превратился в силу вселенскую.
Я отыскал Ольгу и вместе с ней вжался в самый тёмный угол. Грохот бьющегося стекла, речовки и топот длились ещё минут десять, а потом как-то вдруг оборвалось, будто кончился дурной сон.
Ко мне подполз на четвереньках один из недавних противников и убедительно произнёс:
- Ты больше не работаешь, понял? Ты знаешь, на кого руку поднял? – и он показал мне партбилет «Единой России».
Обратно мы ехали молча. Молча ели и выпивали. О соитии мыслей не было.
- Красиво, - иногда произносил я. – Мне понравилось. Особенно песня.
- Мне нет, - отзывалась Ольга.
- Ты не злись, но я больше не буду ездить. Не хочу. Надо искать работу.
Поезд подходил к Александрову, когда Ольга округлила глаза.
- Ой! – испуганно воскликнула она. – Тебя же сейчас будут встречать!
- Кто? – сонно спросил я.
- Александровские оперативники. Они должны были задержать тебя сразу, но, видно, из-за болельщиков не смогли. Так что, наверное, сейчас ждут.
- Ты откуда знаешь? – протрезвел я.
- Это я, прости, - ответила она, глупо хлопая глазами. – Ты меня в прошлый раз обидел, вот я и... Простишь меня?
Прыгать с поезда, даже если он тормозит, затея неприятная. Слышал я про прыгунов, которые находили пикетные столбики. И всё же пришлось.
На гранитную насыпь я приземлился по касательной, однако на миг вылетела душа и целую минуту лёгкие не качали воздух.
С Ольгой я больше не встречаюсь и не созваниваюсь. На шее ношу память о ней. Клык.
В неделе семь дней. У меня восемь.
Магия чисел проста. Раз в восемь дней заступает на смену её бригада, и я жду заветный поезд «Москва-Иваново».
Я топчусь на станции Александров. Ольга заранее известила, что ревизоров и милицейского наряда в поезде не будет. Итого я без билета и в ментовской форме.
Ночью в Александрове одетым по ментовке хлопотно. Пьяная, тревожная станция. Половина граждан шепчет в спину проклятья и заклинает почить, а другие набиваются в приятели, просят сигарету или сотовый, позвонить в Шарью или Ухту.
Александровской милиции не боюсь. Никогда не спросят, откуда, с какого отдела. Чудики они. Вон хотя бы стоят двое. Один кривобокий, другой до того хмурый, что жди, сейчас достанет пистолет и убьёт себя. Правильно, граница с Москвой, а зарплаты российские. Потому и идут служить убогонькие и нищие духом.
- Поезд сообщением «Москва-Иваново» прибывает на второй путь! Просьба встречающим… – несётся с неба благая весть.
Из вагона на перрон сходит Ольга, мой зубастик. Я прохожу мимо неё, лишь приветственно моргнув ей.
В служебном купе столик уже накрыт и налито. Поезд трогается. Мы не чванимся, агрессивно пьём и бросаемся друг на друга, едва не кусаясь, как собаки. Я успеваю спросить:
- Как там народ?
- Засыпает, - шепчет она.
Её поцелуи жестокие, почти кровососущие. Поезд ещё не набрал скорость, а она уже съехала на пол и неосторожно саднит мне зубами.
После первого выплеска я, распаренный, будто бежал по шпалам, снова одеваюсь и иду патрулировать.
В двух купе полутрезвое бормотание, но в основном вагон спит. Пока беру то, что лежит само. Один смартфон и один бумажник. Я учитель, учу не бросаться добром. Взрослые мужики, а хуже детей. Зачем тогда месяц в Москве работать, голодать и мастурбировать? Надо их учить.
Возвращаюсь к Ольге. Снова стычка, но более продолжительная. Теперь не столько для меня, сколько для неё.
- Молодец! Я три раза, - ухмыляется она, обнажая клыки.
Ольга говорит, что в школе обморочно стеснялась их, хотя и без того была страшилкой. Вместо смеха она пучила рот, говорила, вытягивая губы. Неожиданно для себя и для всех к выпускному балу она обросла новым телом, особенно окрепли и стали просто фашистскими бёдра, и главное преобразилось лицо. Будто готический гений перелепил его заново. Явилась красота неестественная, зловещая.
Ольга могла бы пойти в поликлинику и сточить клыки, но поняла, что с ними теперь заставит любого самца любой породы ползти или уползать на брюхе.
- Пойду бригадиру покажусь, а то сам не пришёл бы, - говорит она и улыбается.
Я замечаю, что подростковый комплекс изжит не до конца. Улыбается она сомкнутыми губами, и только острия клыков белеют в уголках рта. Зато смеяться она умеет в полный рот! От её смеха, если его видеть, остываешь, оставляя в трусах короткий сик.
Ольга ушла, заперев меня, а я сразу задремал. В полусне заиграли картинки, на которых ярко-ярко увидел дом, жену и дочь. Там у меня другое счастье, настоящее.
Жене блаженно известно, что раз в восемь дней я езжу в Москву сдавать статьи. На самом деле я только однажды блюл честь корреспондента. Месяц орошал страницы местной газеты экономическими статьями, за что получил 42 (сорок два) рубля. Купил бутылку пива и зажигалку. Редактор перекрестился, что заплатил много.
Оля вернулась недовольная. Сказала:
- Там один пассажир мне прохода не даёт. Успокой его, а то он начнёт сюда ломиться.
- Скоро впрямь буду милиционером себя считать, - буркнул я, запахивая китель.
- Дорогая моя! – сунулась в купе бритая голова. – Ух, ты! Мент! Вот как милиция работает! Стол, вино, баба!
Я вывел голову и всё то, на чём она ходила, в рабочий тамбур.
- Молодой человек! – сказал я душевно, разглядывая большого, но плавающего по воздуху парня. – Идите спать!
Он надулся и, качаясь передо мной, как кобра, сказал:
- Соси!
Вздохнув, я скрутил его и застегнул у него за спиной наручники.
Началось! То он с индийским мастерством рыдал и называл меня братом, то официально спрашивал:
- Жена, дети есть? Последний день живут!
Надоел он. Скорее бы станция.
По-очереди появились двое граждан. Один в меня плюнул, второй, любовно подмигивая мне, стал громить пленника ботинками. Прогнал обоих.
Пока я умиротворял общественность, парень присел на корточки, уткнулся в своих будущих потомков и сказал:
- Мама!
Оказалось, что между ног он просунул телефон.
- Меня милиция забрала, пытают и выкуп требуют!
- Стервы! Казнить их! – откликнулась по громкой связи мама-яблоня.
Поезд дёрнулся, сбавляя ход. В окне блеснули разрозненные огоньки города. Кольчугино. Город тюрем.
Минутной остановки мне хватило, чтобы высадить парня с той нежностью, с какой у него был шанс не разбиться о перрон. Оля принесла его вещи. Одежду, сумку и коробку с телевизором. Их, целые и невредимые, я выбросил уже на ходу поезда.
- Устал! – сказал я, припав к столику. – Видно, правда, становлюсь ментом. Надо было просто в тык ему настучать.
- Не думай, - сказала Оля.
- Плохо! – тяготился я. – Если он заявит, то меня хватятся. Придётся выйти до Иванова.
Она тоже утомилась, и полчаса мы чокались по половинке и вспоминали, как познакомились. Полгода назад я гастролировал в питерском поезде. Ментовку для усыпления жертв ещё не надевал, ездил зайцем, на удачу. В один из рейсов я лоб в лоб столкнулся с парадом ревизоров и милиции, которые делали совместный обход. Имея в карманах шесть телефонов, поспешил подальше от этого торжества добра и справедливости. В конце поезда я понял, что конец и карьере.
Напоследок пошёл покурить в рабочий тамбур. Там при открытых дверях, в том числе и переходной, обдаваемая сногсшибательными весенними сквозняками стояла странная проводница. Красота, тонкая сигарета и клыки.
- Я тоже люблю смотреть вслед, - сказал ей, яростно чиркая зажигалкой.
- Наша природа нравится, только если остаётся позади, - ответила она охотно.
«Какая-то дура», - подумал я и искренне попросил:
- Спрячь меня.
То, что она сделала вслед за этим, я считаю непонятным до сих пор. Протянула руку, помяла мой зад и сказала:
- Нормально.
Она спрятала меня в рундуке и сверху накидала железных табличек «Иваново - С.-Петербург», «С.-Петербург – Иваново».
С тех пор, на каком бы направлении Ольга не работала, мы вместе. Забавно, но у неё тоже есть семья. Может быть, и хорошая. Почему бы нет. Она за счастье загрызёт.
- Всё, - говорю, вставая. – Отработаю поезд и сойду в Тейково.
- До Иваново всё-таки боишься? – с тоской и вызовом спрашивает она.
- Бережёного бог бережёт.
- Ого! Бога помнишь? Забираешь у людей то, на что им жить…
Я уставился на неё глазами младенца.
- Ты взбесилась?
- Иди, божественный.
- Ведьма зубастая! – тихо, но слышно бросил я и проворно задвинул за собой дверь.
Первый раз так с ней. Зря!
2.
Следующую восьмидневку я, гордый, не звонил ей. Она позвонила сама.
- Не езди, сиди дома, - без приветствия сказала Ольга перчёно.
У меня сбилось дыхание.
- Ты прости… - произнёс я, сглотнув подступившую к горлу гордость.
- Дослушай. Тот, кого ты ссадил, подал заявление. Описал тебя и сказал, что ты забрал у него пятьдесят тысяч.
- Что?
- Девки-проводницы говорят, что менты сейчас ездят в каждый рейс. Переодетые. Тебя вычисляют.
- Точно? – ерунду спросил я.
- Чего не ясно? Пока! - и отключилась.
Хорошо, что я откладывал на чёрный день. Прокормиться хватит.
Но Ольга. Разве можно её оставлять без присмотра! Она быстро проверит кого-нибудь другого на упругость. Тут-то меня затрясло.
Делать было нечего, и я пошло запил. Жена поступила мудро. Не бранила и не подпускала к ребёнку. Из благодарности к ней за это я усердно спал.
Просыпаясь, я готовился звонить, пил для храбрости и опять засыпал. И опять она позвонила сама:
- Меня перевели на «Москву-Ярославль». Завтра в рейс. Поедешь со мной?
- Да, - кратко ответил я, потому что длинно бы не выговорил.
Выхаживаться!
Пока я спал, ноябрь прыгнул через голову, поддал холода и намёл снега. В гараже я загрузился в бушлат с лейтенантскими звёздочками, постоял, соображая, брать ли гражданку, и не сообразил.
В Александров я приехал на электричке и вздрогнул. Наверное, вся Александровская милиция заполонила перрон. И никто даже не посмотрел на меня.
- Что случилось-то? – спросил я того, кто ближе.
- Ничего пока, - ответил тот. – Чемпионат России. Спартачи едут в Ярославль. Сегодня «Спартак» - «Шинник».
Взрослые перестают удивляться? Значит, мне ещё взрослеть, потому что на прибывающий поезд я смотрел, открыв рот. Проводники ехали снаружи вагонов, держась за железные поручни, а из разбитых окон летели свист и бутылки.
Ольга тоже висела на поручнях. Волосы у неё смёрзлись в сосульки и повисли на одну сторону. Я подхватил её на руки, и она улыбнулась мне посиневшими клыками:
- Я приехала.
К нам подбежал усатый майор и спросил, шмыгая носом:
- Девушка! Заявление подавать будете? Или в Ярославле? Если у нас, то оставайтесь.
- Я дальше поеду, - ответила ему Ольга, а я заметил, что усы у майора намокают кровью.
Без разбора ушибая всех встречных о стенки, я довёл Ольгу до служебного купе.
- Водка есть? – спросил её.
- Я хотела в Александрове купить, - сказала она, стуча зубами.
- Жди! И запрись!
Говорится, мол, чтобы стать философом, надо побывать в шкуре осла. Для нашего климата альтернатива – шкура мента. Ближайший магазин оказался забит бычками в красных шарфах, но отступать было некуда, и я занял очередь. Пока стоял, считал сзади пинки. Ближние били коленом, а дальние доставали пыром, больнее. Кто-то находчивый полил мне за шиворот пива. Что мне было сказать им? Я не мент, просто оделся? Тогда бы и шутки кончились.
Дворами, палисадниками я добежал до вокзала с позорно добытой бутылкой в рукаве. На перроне меня тормознул полковник:
- С какого отдела?
- Лабытнанги, - назвал я станцию, дальше которой только бесконечность.
- Командированный? Марш в поезд, сопровождать до Ярославля.
- Знаю, - сказал ему.
Влезая в поезд, я на секунду замер. Ангел-хранитель повис у меня на плечах и не пускал.
- Куда, дурак?! – крикнул он мне в ухо. – Домой вернуться не хочешь?
- Хлеборезку захлопни! – сказал я вслух.
В купе кроме Ольги сидел молодой худосочный милиционер и скачущей ручкой записывал объяснение.
- Так, они вытолкнули вас из поезда, и вы успели схватиться за поручни…
- Успела, да, - говорила Ольга, повиснув головой, с которой набежала лужица, и мне показалось, что вместе с талой водой в лужицу падают слёзы.
- Ты со мной? – спросил я молодого.
Он посмотрел на меня голубыми глазами, в которых играла трусливая рябь, и ответил:
- Я да, до Ярославля.
- Пить будешь?
- Я спортсмен.
Поезд дёрнулся, и в вагоне грянуло «олэ-олэ-олэ-олэ!».
Напоследок я кувырнул из горла и позвал напарника:
- Пошли к ним.
- Зачем? – пробормотал он, даже не бледнея, а голубея. – Отсидимся!
- Пошли, говорю. А то сами придут.
Ольга посмотрела мне вслед и произнесла:
- Я сама не знала.
В вагоне пахло анашой, бушевали смех и веселье. С нашим появлением их не убавилось. Просто шуметь стали напоказ.
Стихло только тогда, когда к нам подошло мощное, трезвое тело.
- Работаете? – очень дружелюбно спросило оно.
- Работаем, - как мог, без эмоций ответил я.
- А жить-то не хотите?
- Хотим.
- Вот ты странный, а! – крикнуло тело. – Мы вас сейчас выкинем, и ничего вы не сделаете. Это-то ты понимаешь? Ты!
- Чему быть, того не миновать, - ответил я.
Тело тронуло меня за плечо настолько вежливо, насколько вежливо я должен был подвинуться.
- Дай пройду, мне к проводнице надо, - снова услышал я дружеский тон.
- С места не сойду, - шепнул ему.
Оно уставилось на меня глазами человека, которого предал лучший друг. Вагон молчал.
- Уважаю! – сказало тело и хлопнуло меня по плечу, едва не сломав мне ключицу.
Следующие часы я стоял, облокотившись о дверь, и знал, что гибель позади. Порой наваливалась дремота и чтобы не вырубиться, я начинал думать ненужное. Что смерть так и так для всех живых позади. Будет она всяко, а значит всё равно, что уже случилась. И прочее.
Напарник мой примёрз глазами к окну, и на его покойницком лице читалось, что в милиции он работать больше не будет.
Как Ной был рад увидеть сушу, так и я – Ярославль. Тело на прощание пожало мне руку и пожелало:
- Уходи с этой работы. Я ушёл и не жалею.
Я добрёл до служебного купе и, только лишь присев, уснул.
Очнулся от холода. Вагон был не топлен. Ольги не было. Вспомнил, что она будила меня и говорила что-то про магазин и продукты. Я позвонил ей, но тарантиновская мелодия заиграла в железнодорожном кителе, которым я был укутан.
Я вышел на улицу и от отстойника направил замерзшие стопы к вокзалу.
Серые тучи милиции заволокли Ярославль-Главный. Я грустно заметил про себя, что в такой день быть незаметным можно только в милицейской форме.
- Ясно! Конец всему! – сказал один мент другому, отняв от лица рацию. – «Шинник» на добавленной минуте сравнял счёт. Спартачи озвереют.
Видимо, ярославская милиция ни сном ни духом не болела за родную команду.
Центральный вход вокзала оказался заперт, поэтому войти и выйти можно было лишь через железные ворота сбоку. Возле этих ворот я и встал ждать Ольгу.
За своим плечом я услышал вопящую сквозь эфир рацию:
- Встречайте! Идут со стадиона. Бьют машины, окна и ларьки. Держитесь, парни!
Я напрягся. Где Ольга? Идиотка.
Через полчаса городской пейзаж перед моими глазами изменился так, будто я смотрел телевизор и переключился на другой канал.
Три тысячи беснующихся фанатов ОМОН сумел взять в кольцо на привокзальной площади, но около трёхсот самых ретивых прорвались к вокзалу. К воротам, возле которых стоял я.
Пришлось удивиться мне снова. Держать и не пускать спартачей были поставлены пятнадцать прекрасных принцев. На них вместо формы красовались синенькие камуфляжные жилетки с этикетками «милиция», и то не на всех. Да в руках принцы держали резиновые палки. Краем уха от них же я подслушал, что они студенты учебного центра, вчера принявшие присягу. При них находился капитан, вероятно, преподаватель. На морозе он стоял в красивой фуражке.
Я оглянулся и почему-то меня пробрал смех. Серые тучи, которые полчаса назад клубились на вокзале, как сдуло. Посмеявшись, я остался ждать Ольгу там же, у ворот, вместе с присягнувшими.
Спартачи напирали, но открыто штурмовать пока не решались. Лишь мат и бешеные слюни летели в нас. Да, в нас. Волею пространства и времени я находился плечом к плечу с доблестной.
- Нам бы ещё минут двадцать продержаться, - сказал капитан. – А там посадка начнётся. Сегодня «Спартак» купил для своих фанатов целую электричку. Большинство уберутся.
- Вам же сейчас край наступит, мусора! – звучали самые добрые, если сравнивать, слова. – Прячьтесь на хрен!
Наконец выискались провокаторы. То один, то другой стали толкаться и замахиваться. Из дальних рядов донеслось: «Чего там впереди не начинаем?! Чего ждём?!»
- Я здесь! – крикнула Ольга, и через несколько голов я увидел её руку.
- Делаем проход! Делаем проход! – врубился я в спартачей, раздвигая их.
- Куда? Ты с дуба рухнул? – окликнул меня капитан.
- Человеку надо пройти! – проорал я и ему, и спартачам.
У меня получилось. Я добрался до Ольги, но в это время невидимая искра проскочила по живой массе вокруг нас. Масса моментально стала плотней, и спасительная дорожка, проторённая мной, сомкнулась. Я понял, сейчас будет штурм.
- Здесь мент, - услышал я шёпоток. – У кого нож есть? Быстро-быстро мне!
Мои болевые рецепторы звонко дрогнули и навострились. Печень трусливо съёжилась.
- Дорогу! – зарычал я, прорываясь с Ольгой к «своим».
Лишь мы выбрались, лишь я вздохнул, как штурм начался. Сначала все триста спартачей, как один, грянули песню:
Не слышны в саду даже шорохи!
Всё здесь замерло до утра!
Если б знали вы, как мне дороги!
Ярослааавские му-со-ра!
И спев, двинулись.
Не весть откуда в руках у них появились железные прутья. А в воздух взлетел страшный град из бутылок и кирпичей.
Я толкнул от себя Ольгу и схватил дубинку. С первого же маха я угомонил двоих, скорее всего, сломав им челюсти. Со второго маха я создал перед собой полукруг.
Во мне проснулся истинно былинный воин. Уклоняясь от воздушных снарядов, шаг за шагом я наступал и бил палкой по лицам, пока не оглянулся и не увидел, что воюю один. Присягнувшие спряталась за столбами, а капитан отрешённо качал головой, словно скучающий конь. С головы его падала пивная пена вперемешку с кровью.
Одним прыжком я тоже спрятался за свободным столбом, и штурмующие хлынули в ворота уже беспрепятственно. Забавно выглядело то, как сзади продолжали бросать снаряды, и бегущие впереди неповинно принимали их на свои затылки. На привокзалке ОМОН также разомкнул кольцо, вслед за чем поток спартачей превратился в силу вселенскую.
Я отыскал Ольгу и вместе с ней вжался в самый тёмный угол. Грохот бьющегося стекла, речовки и топот длились ещё минут десять, а потом как-то вдруг оборвалось, будто кончился дурной сон.
Ко мне подполз на четвереньках один из недавних противников и убедительно произнёс:
- Ты больше не работаешь, понял? Ты знаешь, на кого руку поднял? – и он показал мне партбилет «Единой России».
Обратно мы ехали молча. Молча ели и выпивали. О соитии мыслей не было.
- Красиво, - иногда произносил я. – Мне понравилось. Особенно песня.
- Мне нет, - отзывалась Ольга.
- Ты не злись, но я больше не буду ездить. Не хочу. Надо искать работу.
Поезд подходил к Александрову, когда Ольга округлила глаза.
- Ой! – испуганно воскликнула она. – Тебя же сейчас будут встречать!
- Кто? – сонно спросил я.
- Александровские оперативники. Они должны были задержать тебя сразу, но, видно, из-за болельщиков не смогли. Так что, наверное, сейчас ждут.
- Ты откуда знаешь? – протрезвел я.
- Это я, прости, - ответила она, глупо хлопая глазами. – Ты меня в прошлый раз обидел, вот я и... Простишь меня?
Прыгать с поезда, даже если он тормозит, затея неприятная. Слышал я про прыгунов, которые находили пикетные столбики. И всё же пришлось.
На гранитную насыпь я приземлился по касательной, однако на миг вылетела душа и целую минуту лёгкие не качали воздух.
С Ольгой я больше не встречаюсь и не созваниваюсь. На шее ношу память о ней. Клык.
— Михаил Жаров , 19.12.2011
ты должен быть залoгинен чтобы хуйярить камменты !
» analphoto.top |
ты должен быть залoгинен чтобы хуйярить камменты !
— Ебитесь в рот. Ваш Удав
Оригинальная идея, авторские права: © 2000-2024 Удафф
Административная и финансовая поддержка
Тех. поддержка: Proforg
КраснояреZZ, 19-12-2011 13:32:53
Верни телефон кстате бгыыы бивень тебе в хобот
19588692КраснояреZZ, 19-12-2011 13:35:46
Тема клыков раскрыта полностью ,и это пиздец
19588701КраснояреZZ, 19-12-2011 13:38:10
Пра вампира и оборотня в пагонах нах
19588709геша, 19-12-2011 13:39:50
читал вроде на АЛ. Понравелось
19588717Незалетайкина, 19-12-2011 14:13:15
таг риалистично...описание азверевшэй толпы
19588859хм..сука эта Олька продажная
эт правильно..шо асталась без клыка
КраснояреZZ, 19-12-2011 14:18:11
эт правильно..шо асталась без клыка(ц) теперь одним царапаццо будет сцуко
19588879ехали медведи на велосипеде, 19-12-2011 14:20:28
>В неделе семь дней. У меня восемь.
19588884заебись...
КраснояреZZ, 19-12-2011 14:21:16
Футбольных фанатов никогда не понимал ебнутые люди помоему и футбол им нах не нужен просто побухать и поебашиццо
19588889КраснояреZZ, 19-12-2011 14:23:13
ехали медведи на велосипеде, 19-12-2011 14:20:28
19588894>В неделе семь дней. У меня восемь.
заебись...
19588884 Да здравствует Восьмидневко блеать
КраснояреZZ, 19-12-2011 14:24:31
клыкоебля ыыы
19588899КраснояреZZ, 19-12-2011 14:27:54
тырнет умирает бля
19588910MECTHЫЙ, 19-12-2011 14:28:18
игде масдай са сваим вагоном??
19588913MECTHЫЙ, 19-12-2011 14:30:04
и от отстойника /с/
19588924корявенько нимного
MECTHЫЙ, 19-12-2011 14:30:42
панравелось нисматря на обилие ментов
19588927MECTHЫЙ, 19-12-2011 14:56:07
Северокорейские СМИ сообщили, что Ким Чен Ир скончался в поезде 17 декабря от чрезмерного умственного и физического переутомления, «вызванного непрерывными инспекционными поездками по стране в интересах строительства процветающего государства», передает ИТАР-ТАСС.
19589057ВОТ ПАИЗДА ДО ЧИВО ДАВОДЯТ!!!
Sturmbannfuhrer, 19-12-2011 15:03:23
Не иначе как эта самая Оля Ким Чен Ира загрызла клыками нахуй.
19589108Ебардей Гордеич, 19-12-2011 15:21:24
понравилось
19589188MECTHЫЙ, 19-12-2011 15:23:55
ответ на: Ебардей Гордеич [45]
доооооо Ким Чен Ир - он такой....
19589195Ебардей Гордеич, 19-12-2011 15:42:36
ответ на: MECTHЫЙ [46]
>доооооо Ким Чен Ир - он такой....
19589293причом тут кимченир?
падонаКриЦидивиСТ, 19-12-2011 15:45:04
кг\ам коассическое..
19589316ну, и :
АСАВ.. ОуКБ
падонаКриЦидивиСТ, 19-12-2011 15:53:06
высер - жиденькое говнеццо..
19589356поучись как надо :
события 70-х годов прошлого века..
из повести Виктора Николаева "Живый в помощи". В основу повести положены реальные события, в данном случае - в городе Кургане. Об этом говорит и сам автор:
"Моя судьба изменилась, когда я учился на втором курсе в военном училище. Тогда произошло восстание чеченцев, которые отказались служить в армии. В Челябинске их унять не смогли, и эшелон направили в город Сибирск, как он называется в книге. В действительности, это город Курган. Пока эшелон перегоняли из Челябинска к нам, были уничтожены все проводники, три проводницы женщины были изнасилованы и выкинуты из окон. Подбирались уже к машинистам локомотива.
Когда поезд пришел в Курган, впервые в жизни наше училище подняли по боевой тревоге. По голосу начальника училища мы сразу поняли, что тревога не учебная. Нам были выданы боезапасы. Тогда произошло то, что стало поэтапно менять состояние моего духа. И не только моего. А всех моих однокурсников. Перед нами впервые в жизни выступил начальник училища и начальник КГБ области. Этот пожилой человек, генерал, в час ночи при температуре минус 31 градус вышел перед нами и снял шапку, поклонился ребятишкам-курсантам и сказал: «Сынки, я вас прошу остановить это бесчестие. Всю ответственность беру на себя». И знаете, этого было достаточно, чтобы восемнадцатилетние сынки поняли, чего от них хотят. Хотят, чтобы в стране был порядок. Как ждут этого от воина Христова, от воина Отечества.
Пока мы на транспорте ехали до города, а там путь примерно занимал около 14 минут, были вскрыты секретные пакеты, где было сказано, что нам разрешено сделать. Свою задачу мы выполнили в течение двадцати восьми минут. Эшелон из трехсот призывников был усмирен, детали описываются в книге."
При этом хочу предупредить читателя, что данная повесть - художественное произведение, в котором возможны отступления от документального изложения событий. Пусть сами участники форума определят каждый для себя: какое событие в данной главе книги соответствует действительности в полном объёме, а какое является авторским преувеличением, художественным вымыслом или агитационным материалом. Я в событиях не участвовал, поэтому ничего о деталях сказать нем могу. Решайте сами.
Лично мое мнение, что такой инцидент однозначно был, но насколько он был точно отражен в данной повести, мне судить трудно.
Со своей стороны обещаю следующее: я непременно свяжусь с Виктором Николаевым хотя бы по телефону (если ему позволит здоровье, у него страшные головыне боли после ранения) и передам ему те вопросы и сомнения, которые в этой теме поднимались. И сообщу о своем разговоре с автором в самое ближайшее время - либо в этой теме (если её не уберут, либо в следующей).
...Настоящим жизненным испытанием для Виктора и его товарищей по училищу стало усмирение массового хулиганского беспредела кавказских призывников. Курсантское боевое крещение пришлось на завьюженную ноябрьскую ночь 1979 года в самый канун афганской войны. Для будущих офицеров это было грозным предзнаменованием грядущих испытаний. И не только афганских... Случилась внезапная и небывалая для сибирских мест беда, по военному лексикону - совершенно нештатная ситуация...
Прибывший в Челябинск эшелон с призывниками с Кавказа, шедший транзитом, кажется, до Омска, внезапно взбунтовался во время продолжительной стоянки.
Сначала бунт охватил весь состав с горячими уроженцами Юга. Сопровождающие офицеры и солдаты не справились с ситуацией и вместе с проводниками бросили эшелон на произвол судьбы. Взрыв погрома с привокзальной площади смердящими клубами понесся в ближайшие улицы, переулки и подворотни. Озверелые парни врывались в дома, мародерствовали и без всякой причины избивали местных жителей. По боевой тревоге были подняты курсанты местных военных училищ - автомобильного и авиационного.
Штыками и прикладами они запихали неподдающихся никаким увещеваниям будущих «защитников Родины» в вагоны. Местные власти тут же дали поезду зеленый свет и лихорадочно отправили эшелон подальше от личной ответственности: пусть отдуваются в Сибирске, где оставалась последняя боеспособная точка...
Триста-четыреста осатаневших призывников под шестичасовой перестук вагонных колес неотвратимо превращались во все более и более звереющую стаю. Когда поезд подошел к последнему спасительному оплоту Зауралья - Сибирску, там уже не осталось ни одного целого стекла и неразодранной обивки плацкартных лежаков. А в двенадцатом вагоне над мертвым бригадиром эшелона, заколотым стальными прутьями для занавесок, выли белугами десятки раз изнасилованные проводница и ее дочь.
В Сибирске осатаневшие, вкусившие безвинной крови призывники уже не таились. Вместо голоса - рык и клекот. Обкуренные анашой, они громили пристанционные пяти - и девятиэтажки: в ближайших домах на первых двух этажах почти не было квартир, куда бы не вломились погромщики... Безумно крича от ужаса, полуодетые люди выскакивали из
падонаКриЦидивиСТ, 19-12-2011 15:56:44
Безумно крича от ужаса, полуодетые люди выскакивали из домов в морозный мрак ветреной ночи и попадали в руки пьянеющего от безнаказанности и крови молодняка.
19589374Поднятые ночью по сигналу «Боевая тревога» курсанты третьего и четвертого курсов Сибирского училища ежились на плацу, переминаясь с ноги на ногу на пронзительном ветру при двадцативосьмиградусном морозе. Командирский «УАЗ» своими фарами высвечивал кусок убеленного плаца, все ребята с какой-то надеждой смотрели на освещенное пространство, пронизываемое беспрерывным густым вихрем мелкого колючего снега. Наконец из темноты в круг света ступил начальник училища, на фоне лучей фар курсантам был виден только его силуэт. Некоторое время он, видимо, пристально вглядывался в лица ребят и потом внезапно и коротко поставил боевую задачу: любыми средствами пресечь беспорядок, вплоть до применения выданных перед построением штык-ножей... Оперативную вводную сделал начальник местной контрразведки и тихо, совсем по-неуставному добавил:
- Сынки! Пролилась кровь мирных жителей. Теперь эти подонки люты и очень опасны. Задачу выполняйте группами не менее трех-пяти человек... Приказываю всем поднять воротники шинелей и поверх ворота наглухо завязать шапки, чтобы избежать возможных ударов ножами в шею. - Он запнулся и после паузы добавил: - Остановите их. Приказываю действовать с максимальной жесткостью... и жестокостью! За все отвечу сам, - в голосе полковника контрразведки чувствовались спазмы, мешавшие размеренно говорить, казалось, что он едва сдерживал слезы.
- Во время дороги во всех «Уралах» будет по офицеру госбезопасности, который вскроет спецконверт с подробными инструкциями, описанием участка и конкретного плана действий каждой группы, - закончил свою речь контрразведчик.
За полчаса дороги все уже знали, кто в какой группе. Было разрешено пользоваться всеми приемами рукопашного боя и обездвиживания противника, которым ребят научили с первого курса. Штык-ножи были отсоединены от стволов автоматов и заправлены в голенища сапог, ножны от них были засунуты в другой сапог поглубже, полы шинелей заправлены за поясной ремень. Автоматные ремни отстегнули, распустили по всей длине - почти до полутора метров. На одном конце ремня устраивалась петля. С другого конца ремень каждый курсант наматывал на правую руку, чтобы ловчее орудовать петлей в момент схватки. Именно петлей необходимо было орудовать, обездвиживая ноги дебоширов или прихватывая ею их шеи.
падонаКриЦидивиСТ, 19-12-2011 15:57:18
В двенадцатом часу ночи вокзальная площадь бушевала бесчисленными непривычными здесь криками мечущихся пассажиров, гудками многих легковых машин. Не ко времени светились окна близлежащих жилых домов. В это столпотворение на большой скорости въехало шесть могучих «Уралов», они сходу четко развернулись и одновременно подали задними бортами к высокому парапету, ограждавшему привокзальное пространство. За несколько секунд без лишней суеты триста курсантов со своими командирами высадились из машин и столь же быстро выстроились в двухрядную скобу, разомкнутая часть которой была направлена в сторону восемнадцати вагонов воинского эшелона. Сжимать кольцо начали по направлению к тупику по сигналу длинной очереди трассерами в ночное небо из автомата Калашникова. Оба курсантских полукольца, не нарушая боевого порядка, начали сужаться к намеченной цели.
19589377Задача внутреннего кольца, сформированного в основном из лучших спортсменов училища, была самая ответственная, опасная и грязная: освобождение местных жителей из лап распоясавшейся кавказской молодежи. Задачей второго кольца было - не выпускать для побега юных бандитов и доводить до конца работу, упущенную первой цепью.
Виктор был назначен командиром группы из трех человек. В ней был его лучший друг минчанин Вася Курень, чемпион Сибири по боксу, который при росте в два метра и весе в сто сорок шесть килограммов шел впереди «бульдозером». Виктор и Андрей Языков - кандидаты в мастера спорта по офицерскому многоборью, шли по левую и правую руку могучего белоруса.
Молодецким кликом нагоняя на себя задор и ужас на зарывшегося в морозную темень противника, группа бойцов замахала ремнями и, вскидывая автоматами, медленно «зачесала» по выделенному для нее сектору, который растворялся под углом пятнадцати градусов в самый центр взбунтовавшегося эшелона. Поезд стоял в дальнем вокзальном тупике без огней и оконных стекол изогнутым, темным, мрачным червем. Пока до него было примерно метров пятьсот. По пути зачистки стояли два жилых дома с редкими огнями. Их обитатели изнутри оцепенело поприлипали лицами к погашенным окнам. За час до операции по усмирению хулиганского беспредела уполномоченный представитель, как принято говорить, соответствующих органов по молчавшему много лет «кухонному» радио внезапно спокойным голосом кратко оповестил обывателей мирного города Сибирска о смысле происходящего и четко пояснил правила их поведения в этой чрезвычайной ситуации. После чего двери квартир враз в едином грохоте сдвинутой мебели были забаррикадированы. Собаки, чуя недоброе, залаяли, бабы, как водится, запричитали, мужики сквозь зубы закостерили судьбу и случай. Видя и слыша все это, ребятишки дружно заревели, заплакали, закричали... Поначалу всех охватило оцепенение бессильного ужаса, но увидев из окон цепи сибирских курсантов, гражданский люд встрепенулся надеждой:
- Слава Богу, эти выручат!
падонаКриЦидивиСТ, 19-12-2011 15:57:42
Вскоре к вокзалу подошло около двадцати машин «Скорой помощи», они расположились подковой по направлению к эшелону, и разом включили дальний свет своих фар.
19589380Таким образом, выделенный для досмотра курсантами участок был довольно сносно освещен. По пути попался железный покореженный скелет какой-то привокзальной пристройки. Ребята-курсанты по первоначалу даже не опознали в нем новенькое уютное кафе-стекляшку. Оно по своей новизне сразу стало пользоваться у юных служивых особым почетом за необыкновенно вкусное недорогое мороженое и забористое пиво, пару кружек которого можно было пропустить подальше от взоров вездесущего патруля. Легковесная общепитовская конструкция была расколочена настолько, что ее былую привлекательность можно было идентифицировать только по перевернутым стульям и столикам.
Верным доказательством того, что эта груда металлолома и есть знаменитое новое кафе, был расположенный рядом на почетном постаменте паровоз-фронтовик. Этот семидесятидвухлетний ветеран, прошедший, начиная с Первой мировой, несколько войн, заслуженно отдыхал на самом видном месте привокзальной площади. В настоящий момент он переживал позор, весь вокруг усеянный битым бутылочным и стаканным стеклом. Он стыдился мерзких рисунков и надписей, глумливо начертанных на его боках мелом и кирпичом. Импровизированный писательский энтузиазм южных гостей смело тянул на «единицу», ибо только в одном нецензурном «термине» о женской части тела из семи букв они умудрялись сделать три ошибки, но чаще грамотеи ограничивались другим трехбуквенным сквернословием.
Трех друзей-курсантов тормознул рвавшийся из окна первого этажа жилого дома отчаянный гнев немолодого мужского голоса:
- Не смей!!! Не трогай!!! Не прикасайся к ней, негодяй!
Послышался шум явно неравной борьбы, девчоночий визг и глухой грохот падающего тела. Все это сопровождалось разгульным животным хохотом и постоянно повторяющейся фразой:
- Затыкныс, гавнё-о! Затыкныс ва-а-а-а!
Вася Курень первым из тройки рванул в темный подъезд. Друзья - следом за ним. На площадке первого этажа валялась хлипкая оргалитовая входная дверь с половиной вышибленного косяка. Из квартиры бил раздирающий душу девичий вой, за которым еще слышался слабеющий старческий голос. Все это сопровождалось животным ржанием наливающихся возбуждением стервецов. Перед ошалевшим взором курсантов, разом ввалившихся в скромное советское жилье, открылась дикая картина. Бессмысленно вспоротый линолеум пола, сорванная с крюка и беспомощно болтающаяся на электропроводе перекошенная трехрожковая люсторка с единственной уцелевшей лампочкой, остервенело разодранные клочья поролона из двух дешевых кресел. В углу за перевернутым черно-белым «Горизонтом» хрипел заваленный матрасом и подушками старик. А на полу кухни билась распятая для гнусного наслаждения зверей тринадцатилетняя девочка. Ее обезумевшие от ужаса глаза выпучились в разные стороны. Обезображенный окровавленный рот девчушки вместе с истошным криком издавал звук неправдоподобно громко клацающих зубов.
падонаКриЦидивиСТ, 19-12-2011 15:58:12
Два мародера с уже спущенными штанами и мыслью полностью погрузившиеся в предвкушение грязного наслаждения даже не заметили почерневших от гнева курсантов. С того момента, когда ребята услышали с улицы безнадежный крик старика и до мгновения, когда эта русская троица воочию засвидетельствовала факт глумления, прошло каких-то семь-восемь секунд. Но в душе каждого парня это время протянулось как долгое томительное бессилие в дурном сне. Следующие три секунды занял бросок на одного из голозадых насильников, который своей кормой вылетел в окно кухни вместе с рамой. Он даже не успел сообразить, что с ним произошло.
19589382Андрей рявкнул что-то нечленораздельное находящимся внизу бойцам оцепления. Они мгновенно сообразили в чем дело, и зацепив любителя извращений петлей автоматного ремня за ноги, поволокли его голой задницей по мерзлому асфальту через всю вокзальную площадь в бурчащий «ЗИЛ» с откинутым тентом.
Второй насильник очумел от неожиданности происходящего. Зимняя сибирская стужа могильным холодом окатила его не в меру горячую южную душу. Пудовый кулак Василия заставил крепкого кавказца перевернуться в воздухе. Смуглолицый парень целиком влетел в узкую щель между газовой плитой и умывальником. Бившуюся в истерике девочку ребята с трудом завернули в простыню, потому что в шоке она приняла их за новых насильников. Еле-еле ее удалось уложить на кровать, укрыть одеялом и бережными причитаниями хоть как-то успокоить. Курсанта Языкова немедленно отправили на вокзал за врачом. К этому времени старик немного пришел в себя, он стоял на коленях у кровати внучки и громко плакал навзрыд.
Могучий Василий с трудом выдернул из кухонной щели юного, но искушенного негодяя и поставил его на ноги. Нижняя челюсть мародера, выбитая из суставных гнезд, болталась на уровне груди. Ворочая омертвелым языком он невнятно и злобно сипел:
- Хайтаны... ха е хим хех, хех хаехим!
Это означало:
- Шайтаны, зарежем всех, всех зарежем!
Он плевался из горла слюной, перемешанной с кровью, и пытался обеими руками вставить челюсть на место. Штаны с трусами сползли до самых пят призывника. Его злобный хрип внезапно осекся, он мысленным взором прочертил путь ответного взгляда Василия до его обнаженного «причинного места». От страшного приговорного озарения он согнулся крючком и присел на корточки, судорожно ища брючный карман, из которого трясущимися руками извлек замусоленный комок денег.
падонаКриЦидивиСТ, 19-12-2011 15:58:34
Новый всплеск адреналина заставил курсантов замереть. Голый парень швырнул деньги в лицо Виктора. Освободившимися руками он закрыл низ живота, упал на пол, завертелся юлой, бесновато воя и хрипя:
19589383- Аа-а-а... Хр-хр-хр-р-р...
...Через десяток секунд он валялся на асфальте в оцепеневшем изумлении. То, чем он доселе так гордился, заглотил унитаз, несколько раз профырча водой.
И Василия, и Виктора била крупная дрожь.
- Не дребезжи, Витька! - простучал зубами боксер. - Это только начало... Только подумай, если бы это были твоя сестра и отец?!
От этой мысли оба придя в себя, друзья приступили к дальнейшей зачистке нижних этажей дома. Тут к ним подоспел Андрей, доставивший врача пострадавшей.
Подкова курсантского оцепления продолжала неумолимо сжиматься. Она все чаще и чаще размыкалась на два-три человека, чтобы пропустить очередную пару, волочащую по шпалам через промерзшие рельсовые пути и стрелки визжащего призывника, который при этом грозил сибирскому училищу всеми возможными видами восточной мести.
Количество арестованных определялось множеством кровавых дорожек по снегу. Минут через пятьдесят около двух сотен оставшихся бандитов удалось загнать в разбитые ими же вагоны. Мощный военный громкоговоритель раз за разом предлагал им прекратить бесчинство, остепениться. По армейскому звуковещанию выступил даже пожилой представитель братского Кавказа. В ответ на это - крики, угрозы.
Свистели невидимые в ночи оконные стальные прутья.
Курсанты на шинели бегом понесли своего товарища. Ему брошенным прутом полоснуло по шее, как бритвой. Выступивший по громкоговорящей связи представитель КГБ дал последний шанс успокоиться, прекратить беспорядки.
На раздумие было дано пять минут. В ответ опять - звериный рев и дикий хохот.
В 2 часа 40 минут оцеплению был отдан приказ на поражение. В 3.10 все было кончено. На заледенелой вокзальной площади равномерными крепко связанными штабелями по три-пять человек лежали сотни обездвиженных дебоширов, которые еще недавно наводнили ужасом сначала Челябинск, а потом спящий Сибирск. Их организованной колонной развезли «Уралы» по определенным точкам: кого - в городские КПЗ, вытрезвители, в следственный изолятор, местную тюрьму и на гауптвахту, кого-то и в морг.
падонаКриЦидивиСТ, 19-12-2011 15:59:02
Свои ранения, полученные в горячке операции, осматривали курсанты. Шинель Виктора по пояс была пропитана дурной бандитской кровью, в складке полы застряли чьи-то два зуба, да и рукава до локтя покрылись багровой слизью. Звенела от полученных мощных ударов голова, правая рука еле сгибалась, ныло ушибленное плечо. Не лучше обстояли дела у Андрея, но Васька, с его боксерским опытом и кошачьей пластикой, получил только шальную царапину на правой щеке.
19589387Вопреки программному «интернационализму» бравые сибирские курсанты испытывали чувство законной гордости от того, что одолели беснующуюся орду непривычных для Сибири дебоширов. Челябинцам было слабо, а сибирцы-молодцы честь не уронили. Особым уважением к курсантам прониклись и местные жители. Но первый страшный опыт отнятой у кого-то жизни, пусть даже законным насилием, будил в их молодых душах иные чувства, далекие от гордости, неизъяснимые привычными житейскими понятиями, обыденными взаимоотношениями между людьми. Оправданная обстоятельствами жестокость вовсе не находила легких оправданий в сердцах будущих офицеров, каждый одолевал это противоречие внутри, накапливая таким переживанием особую воинскую мудрость защиты беззащитного, попечение о слабом против сильного...
Город не одну неделю зализывал душевные и физические раны от наглого и чудовищного погрома. Впрочем, память о нем среди сибирцев-старожилов жива и сейчас. Естественно, военная прокуратура тогда же начала расследование этого дикого ЧП. Но старый контрразведчик сдержал слово: ни один из курсантов не привлекался за «превышение мер обороны». Все случаи жестокости и даже смертельных исходов среди погромщиков были оправданы конкретными обстоятельствами, действиями, адекватными жестокости распоясавшихся, вооруженных ножами и заточками преступников. Не было ни одного случая, чтобы многочисленная группа курсантов набрасывалась на одного бандита. В происшедшей схватке силы были почти равны, даже дебоширов было человек на пятьдесят больше, и единственным преимуществом курсантов перед бунтовщиками в момент штурма эшелона была воинская организованность и сплоченность. (с)
падонаКриЦидивиСТ, 19-12-2011 16:07:00
вот тут - жесть.. ( не ясно насколько близко к истине.. людям свойственно приукрасить\усугубить..) но, в книжке готично так все описано
19589447м a ш a, 19-12-2011 16:08:32
я уже вышла из того возраста, когда мимолетная похоть могла бы возбудить меня
19589454падонаКриЦидивиСТ, 19-12-2011 16:09:00
а фанаты эти - аки дети малые.. детский сад..
19589458Митя Шишкин, 19-12-2011 16:58:56
шэсть
19589713падонаКриЦидивиСТ, 19-12-2011 17:23:24
ой, простите.. я больше не буду мешать обсуждать креос..
19589828а я и обсудил его , чуть выше: кг\ам и фсё такое..
и забыл кого-то спросить, чо мне выложить тут и чо приплести..
Estimator, 19-12-2011 17:29:02
Автор - охуенный креативщик.
19589856Блиать, ну, вот как так у человека в голове могут появляться такие навороты - это ж пиздец вообще.
Все разные, все складные.
Ебануцца.
Дремучий Дух, 19-12-2011 17:51:37
Отлично написано. Зачотище.
19589947Пудовый кулак Василия заставил крепкого кавказца перевернуться в воздухе. Смуглолицый парень целиком влетел в узкую щель между газовой плитой и умывальником.
-------------
Хуево бил боксер (ну или афтар матчастью не владеет). От правильного удара люди на месте валятся, как ноги из-под них выдергивают. Или вперед падают. А здесь тот, кого били, даже не потерялся.
Дремучий Дух, 19-12-2011 18:11:03
Ну и не говоря уж о том, что этот эмоциональный высер тут пиздец как в кассу, ога.
19590059падонаКриЦидивиСТ, 19-12-2011 18:15:29
не нравица как я обсудил? ай-я-яй.. как же мне с этим жить?
19590088толерастию тут не разводи .. "корректнее"
а про "надо быть" - детям своим рассказывай..
Hanger, 19-12-2011 20:53:15
Враньё от первого до последнего слова. Аффтар мудак.
19590976Hanger, 19-12-2011 20:57:49
ответ на: падонаКриЦидивиСТ [55]
Цитировать пидаров за развал России есть преступление. Неуважаемый, за вас начато расследование. А хуле ты думал, пидор?
19590994Hanger, 19-12-2011 21:20:55
Фсе фпесду Ни на каких интерет-каналах говорить нельзя.
19591086падонаКриЦидивиСТ, 19-12-2011 21:28:53
ответ на: Hanger [66]
ну что ты, окунь губами зашлепал?
19591120"расследуй" лучше автора возмутившего тебя высера и разберись с ним за песдежь и агитацию чего-то там, унылое существо..
падонаКриЦидивиСТ, 19-12-2011 21:33:27
не забивай голову бесполезной информацией
19591145Летучий Хохляндетс, 19-12-2011 23:32:32
Очень доставило, пиши еще, лови 6*, аффтар
19591877DeaD_Must_Die, 20-12-2011 06:33:23
чото за гранью добра и зла
19592782несмотря на все нескладушки - очень качественный текст
спасибо, автор
падонаКриЦидивиСТ, в Кургане в 70-е было военно-политическое авиационное, ныне перепрофилировано в институт погранвойск вроде как
четырьмя курсами, численностью по батальону каждый, задавить триста человек можно как нехуй петь, даже автоматы не нужны в принципе - мсл достаточно или черенков лопатных
плюс личный состав милиции полюбому разминался
подобные эксцессы случались не только в Кургане, там просто областное руководство нервное слишком оказалось, вот оружие и выдали, еще и с трассерами хехе
имхо автор книги значительно припиздел (зачоркнуто) приукрасил картинку
XXX, 20-12-2011 11:51:26
ниразбераюсь правда-песдьощ (канешна писдьощ) глагно написано знатно
19593541забил на футбол, 20-12-2011 11:59:17
Все копы -ублюдки. Однако жаль, что уёбка и мудака-героя не заебенили ни мусора, ни мясные. Очень жаль. Я бы исправил это недоразумение.
19593580Маё имЯ-майор КВД, 20-12-2011 13:58:05
наредкость заибись
19594111дали_мячь_хуйачь, 20-12-2011 17:32:28
ногомячь и гопото ни примэлю..написано достаточно любопытно
19594920К.АСТРАТОР, 21-12-2011 19:34:38
истинно былинный воин. Михаил Жаров с клыком на память.
19601599LillyBell, 21-12-2011 20:34:58
чувак, да ты пиздат.
19601959100-пор, 23-12-2011 17:07:58
Великолепное чтиво.
19611412