Уже два месяца и четыре минуты прошло с той незапамятной поры, когда Фрося Батарейкина, крупнокалиберная краса и гордость части убыла на задание. Убыла и не прибыла. И два месяца замполит Романов плакал ночами на старенькие застиранные на коленках трусики дивчины, всё, что у него осталось на память. В этот зимний, неласковый вечер, когда снежная мгла вдоль дорог, замполит сидел в ленинской комнате и писал стихи. В душе его было венерически и нецензурно. Стих гладкий как поксман и покорный как телеграфистка Бричкина ложился на бумагу…

Я буду всегда тебя помнить,
Как звёздочку на небосклоне,
Как сладкую барбариску,
Пропавшую бессектриску.
Ты помнишь ли мой кататор,
Стремительный как эскаватор,
Бескрайний как Украина,
Моя дорогая……………
Дальше у замполита ничего не получалось, по рифме лезли Марина, перина и хуина, а Фрося ни как не хотела вставляться. Совершенно неожиданно для замполита в дверь робко постучали и в щепках выбитого дверного косяка, перед майором предстала, предстало ОНО!

Если бы у вас мои дорогие было, хоть чуток фантазии, а не та хуйня которой вы дрочите, вы могли бы представить себе это чудо акселерации. Возьмите взрослого бегемота, оденьте его в телогрейку, кирзовые сапоги, накрасьте губы и разбейте ебало. В принципе портрет готов. Теперь персонаж нужно озвучить и «явление» представшее перед взором оробевшего замполита оживёт.

А явление голосом сочным и не требующим отлагательств произнесло: - Ну, и где у вас тута еб.. на войну записывают. У меня если чё сеструха тута служит главным разведчиком. Так что таво!
Далее, примерно в течение пяти минут замполит и вновьприбывшее пристально изучали друг друга. Наконец, дабы прервать затянувшееся молчание офицер, как старший по званию и как хозяин кабинета, переведя дух, спросил: - А вы собственно, по какому поводу?

Гостья, а это все-таки была дама, подошла к Романову вплотную и, глядя в глаза оробевшему политработнику, сказала: - Я Груша!
- А я авокада ёптваюмать, - пошутил замполит. И как оказалось зря.
Девица наклонилась и, глядя, казалось бы, в самую душу офицера членораздельно произнесла: - Запомни, чуфырло жидомассонское, со мною шутить нельзя. У меня чёрный пояс по убиватию шутников. Ещё раз пошутишь и Красная армия недощитается ещё одного пидараса. Давай, веди меня к старшине, перемундирывай и отправляй на задание, в тыл к фашистам.

Немного пришедший в себя Романов выдохнул невольно сдерживаемый воздух, в помещении явственно повеяло огуречным лосьоном и горошницей, и чтобы хоть как то разрядить атфосфэру спросил: - А вас как зовут товарищ?

- Меня не зовут, вошь штабная. Я сама прихожу, когда мне вдумается. А если ты имеешь в виду еблю, так чё звать то, я согласная. Тока деньги вперёд, и лучше еврами.
Затем опомнившись, девушка зарделась и, сделав виноватое выражение лица, от которого замполит чуть не сиганул в окно четвертого этажа, сказала: - Вы извините меня товарищ генерал, просто я с дороги, вот и грубю. Устала маненько. А звать меня Груша, Аграфена Батарейкина. У вас тута моя старшая сеструха разведчицей работает на полставки. А я дома малёхо накосячила, вот и пришлось срочно в армию уезжать. А чё, мы Батарейкины люди робкие и милые, но нахера было на меня дорожным катком наезжать. Я ить не железная, да и нервы после субботника ни к чёрту. Каток ихонный в кювет забросила, колёсы оторвала, а машинисту и ево помощнику попеняла. Кто ж знал, што они такие легко внушимые? Да ни чё, к новому году кости срастутся, а шрамы? Шрамы мужчинков украшают.

Оправившийся от полученной информации Романов, как не было ему противно, взял себя в руки и сказал: - Ну, вот что Батарейкина. Ваньку мне здесь не вываливайте. Какие фашисты, какой тыл? У нас сугубо мирное подразделение, по уничтожению вражеских разведгрупп и взрыванию АЭСов. А вы, кстати, разведшколу окончили?
- Так точно товарищ генерал, в Мюнхене, с математическим уклоном.
- Харрашо, а как у вас с языком?

Девушка хмыкнула так, что с рододендронов под окнами сорвало оставшуюся листву.
- С языком говорите? Минет из любого положения, с проглотом и без. Анальный кунилингус, кстати, сдала на пятёрку. Но сразу предупреждаю, не люблю.
- Да я не про это, - поморщился Романов. – Имеются в виду знания иностранных и импортных языков.
- А, вона вы про чё? Так бы и сказали. Английский, немецкий, французский, португальский, японский. Санскрит и древнечукотский со словарем.

- Отлично! А что у нас с рукопашным боем? Сможете ли голая, в смысле с голыми руками противостоять троим и более противникам?
- У меня, между прочим, товарищ военный, двадцатый дан по айкидо и вишнёвый пояс по армянскому ушу. Хотите в глаз ненавязчиво ёбну?

- Нет уж, увольте. Мне ещё пенсию от МО получить хочется.
- Вот и получите, чё тянуть то?
- Значит так товарищ Груша. Сейчас мы с вами пойдём в спортзал, там у нас как раз старички тренируются. Наша гордость, элита! Вот и промонстрируете свои навыки. Да не тушуйтесь вы так. Я скажу, чтобы били в полсилы. Вы же всё-таки женщина? Ведь женщина же, да?

Сверхзвуковой лифт в считанные сорок минут опустил их на пятый уровень ниже фаренгейта. Небрежно бросив сторублёвку швейцару, замполит в сопровождении Груши вошёл в дверь холодильника «Морозко» маскировавшую собой вход в спортзал. Гигантское, в двадцать семь квадратных метров помещение занимали около двухсот спортсменов, преимущественно мужского и военного пола.

Разбившись на пары и шведские квадраты, они отрабатывали приёмчики разведчицкого самбо. То и дело слышались специальные возгласы, - хаа, чимээй, нна пидер и тд. В зале пахло крепким мужским потом, каловыми массами и советской действительностью.

- Вот Груня, это и есть наша аэлита. Специалисты горнолыжной разведки, предназначенные в основном для работы в Сахаре и верховьях Меконга. Здесь дитя моё нужны особые навыки. Ориентировка на местности и в полевых условиях, знание всех видов рукопашного боя, стреляние из ружья и иных видов пистолета. Прыганье с парашютом и без такового. Я уж не говорю о том, что все они минёры-подвзрывники экстра-класса. Про Чернобыль слыхала? Наши экзамены сдавали.

- Ты кстати дочка прыгала ли с парашютом?
- Да, товарищ военный, семь раз с парашютом и пять раз с рюкзаком. Но вы не думайте, это был почти пустой, не тяжёлый рюкзак. А стреляю я лучше всех наших девчонок. Бывало, как выйду за околицу, как подойду к прохожему и говорю. – Дай-ка мне прохожий закурить на хуй. Так он и закурить и денег на обратную дорогу даст.

Замполит с удовольствием смотрел на Грушины сто восемьдесят килограммов и не мог налюбоваться. Он пытался мысленно раздеть девушку и потел от собственных фантазий в области ампутированных пьяным стоматологом гениталий.
- А давай-ка уже Грунечка я тебя с личным составом познакомлю? Сейчас посмотрим, чему вас там, в Мюнхене научили. Вот нас в сорок третьем году обучали в том же Мюнхене…. Впрочем, тебе это не интересно. Приступим?

Через пять минут, когда Груша вышла из раздевалки в маминых оранжевых панталонах на босу ногу и лифчике перешитом бабой Верой из чехла от «Запорожца», половина личного состава упала в обморок. Замполит в обморок не упал, но пребывал в лёгкой прострации, выразившейся в непрерывной икоте и нервном тике.

- Ну, дак ино драться давайте, - сказала Груша, - вставая в стойку крадущегося экскаватора.
Опомнившийся Романов, о чём-то пошептавшись с бойцами, робко посмотрел на девушку и спросил: - Груша, а ты не будешь против, если я выставлю на тебя сразу двоих бойцов?
- Выставляйте сразу всех, - ответила девушка. – Только двоих оставьте в живых, чтобы они потом тута убрались.

Бой был скоротечен, как ревматизм. Через три минуты после начала, стены спортзала были забрызганы кровью и другими органами движения. Под ногами было липко от испражнений и откровенного говна. Часть разведчиков лежала по принципу «живой на мёртвом и мёртвый на живом», остальные тупо и низкохудожественно потеряли сознание и мужское достоинство.

И над всем этим возвышалась простая совецкая девушка, хрупкая и нерешительная. Её тщедушное двухметровое тельце вздрагивало в беззвучном плаче. Нежные пальцы, с подстриженными секатором ногтями накрыли милое лицо. Изо рта рвались задушенные рыданиями слова: - Нно, ннооо, нноо…
- Да что с тобой девочка моя? - подбежал к ней со всего разбегу замполит. – Лошатку хочешь? Кто тебя обидел?
Романов свирепым взглядом обозрел «поле боя» и неизвестно кому распорядился, - убрать тут всё, остальных закопать на заднем дворе.

- Я ноготь сломала, - промямлила Груша и горько, по девочному расплакалась. – Накладной, по три пятьдесят за комплект.
- Аххахахахаааа, - расхохотался Романов. – Да я тебе доченька свои подарю, у меня в тумбочке лежат. От мамы покойницы остались, на память. Пойдём сладкая, я тебе тумбочку и её окрестности покажу…

Через полчаса замполит и Груша лежали в комнате офицера на обломках кровати. Лежали вальтами и делали, обоюдовпуклый минет. Груша медленно и с чувством наслаждалась двадцатисантиметровым обрубком, а сам Романов пил «Балтику-3» вприкуску с девичьим клитором. Который напоминал ему ту Волгоградскую тараньку и голодное детство.

Продолжение? Да в лёхкую…………

Tweet