Антон Палыч работал врачом. Звёзд с небес не выхватывал, начальству был неприметен, по работе середнил: просил пациентов сказать «а-а-а», и прописывал всякие таблетки, в силу которых из-за жизненного опыта и сам не особо верил. Жил Антон Палыч скромно, жена от него ушла давно, дети выросли и напоминали о себе только звонками на день рождения и новый год. Денег хватало только-только до следующей зарплаты. Жизнь текла сама, плавно обтекая Антона Палыча, и струилась дальше, оставляя его торчащего как оглоблю, воткнутую в прибрежном песке. Антон Палыч понимал, что всё это уже не зависит от него, что как бы он ни пытался, изменений не предвидится.
Хотя чего он пытался? Пару лет назад сказал молодой лаборантке, что не встречал женщины прекраснее…
Так она засмеялась ему прямо в лицо, чуть не уронив металлический поддон с анализами.
И проходя вечером мимо регистратуры, он услышал краем уха как она, давясь от смеха, рассказывала сёстрам:
- У меня полный поднос говна, а он мне в любви признаётся…
С того дня Антон Палыч начал немного закладывать по вечерам. Не систематически, но стабильно. После двухсот белой он начинал жалеть себя и ругать мир, такой несправедливый и жестокий. Но каждое утро неизменно просыпался в шесть утра, брился старой электробритвой, принимал душ и потом ехал на трамвае в поликлинику.
- Много сегодня? – спрашивал он всегда в регистратуре, хотя прекрасно знал, что всё равно придётся задержаться на час. И неизменно слыша в ответ:
«Весь день расписан», вздыхал и шёл в кабинет.
Перед новым годом он внезапно слёг. Температура под сорок, ломота в суставах…
Как же это так меня! – сокрушался он, но, будучи врачом, свято исполнял все положенные требования: принимал лекарства, лежал в постели и пил тёплый чай с малиновым вареньем.
Заболел он первый раз за пятнадцать лет, но каково же было его удивление, когда услышал в телефоне недовольный голос главврача. Он, де, Антон Палыч, подвёл весь коллектив и лично Самуила Яковлевича, так опрометчиво заболев перед Новым Годом.
- Позвольте, но я же за пятнадцать лет ни дня не пропустил! – изумился больной, но в ответ услышал только:
- На вас рассчитывали, а вы…
Судя по тону «Вы» было с маленькой буквы.
Антон Палыч лежал в постели. Его маленькая квартирка показалась ему капсулой, заваренной в толще металлической сферы, несущейся в пространстве. Он дрожал, потел и страдал. Физически и морально.
- Бляди… - бормотал он в температурном бреду. – Бляди рукожопые…
Так и болел…
Когда недуг отпустил, и до боя курантов осталось всего часов двенадцать, дверной звонок позвонил.
Ослабевшей рукой Антон Палыч скинул цепочку… Провернул массивную металлическую ручку…
- Здрастье…
- Добрый день.
- Помогите! Вы же доктор?
- Я? Да… Только я сейчас не в форме.
- Но доктором от этого вы же быть не перестанете?
Это был убойный вопрос. Такими вопросами в девяностые люди «решали».
Антон Палыч помнил те времена, когда приходилось в гараже, на деревянных козлах, вытаскивать из малознакомых людей хорошо знакомые пули.
- Из глока? – спрашивал он по-свойски у нелепо-трогательно сопевших рядом «братков».
Те молча кивали и переглядывались меж собой: «лепила на опыте…»
Антон Палыч поёжился, как от сквозняка, но попытался ответить корректно:
- Да, конечно, но я сейчас слишком слаб и к тому же инфицирован. Лучше обратиться к другому специалисту.
- Пациенту инфекция не грозит. – ответ был мгновенный, как взмах катаны.
Делать нечего…
- Проходите… - Антон Палыч помедлил, но всё же пригласил незнакомца в прихожую.
Ах, да… Незнакомец…
Невысокий. Крепко сбитый. По всему видно, что потёрся об года…
Шрам через левую щёку до нижней губы…
Антон Палыч подсознательно научился уважать таких людей.
- Шестьдесят ватт?
- Простите, что? – не понял Антон Палыч.
Незнакомец кивнул на люстру:
- Шестидесятиваттная вкручена?
- Наверное…- Антон Палыч пожал плечами., - Я не знаю, я давно её менял… не помню уже…
Незнакомец кивнул:
- Значит перегорит!
- Простите, что у вас стряслось? – свернул электрическую тему Антон Палыч.
- У меня, доктор, беда-бедуля стряслась…
Антон Палыч невольно дёрнул плечами.
- Друг слёг.
- Заболел?
- Заболел… Вернее – запил.
- Антон Палыч кивнул и в его голосе сразу появились профессиональные интонации:
- Давно штопорит?
- Год…
- ?
- Точнее 352 дня.
Антон Палыч поправил воображаемое пенсне. Где то вдалеке раздался стук топора…
- Это невозможная цифра. Вы понимаете, что человек не способен так долго находиться в состоянии алкогольного опьянения? Разве, что шампанским…
- Славик… - незнакомец внезапно протянул руку…
- Антон Палыч…
Доктор пожал руку и молча пошёл переодеваться. Ох уж эти больные… а особенно их трясущиеся по поводу и без, друзья-приятели… Хуже только родственники, особенно если они ещё за руку тащат юриста, чтобы пациент успел подписать до того как…
Спускаясь по лестнице, Антон Палыч неизменно считал ступеньки. Он знал, что это ненормально с точки зрения психиатрии, но ему каждый раз было плевать.
- Далеко ехать? – спросил он Славика.
- Пешком… Близко… Соседний двор.
Квартира, куда они пришли, была двухкомнатной и маленькой. Старые обои, со следами неудачных экспериментов с ремонтом, запах чего-то человеческого, ощущение не выплаченного кредита…
- Там, в комнате… - сказал Славик и деловито ушёл в кухню.
- Будете? – раздался его крик издалека.
- Нет, спасибо!
Антон Палыч снял пальто, повесил его на нелепый гвоздь.
Славик появился с чайной кружкой, полной водки.
- Аперитив. – пояснил он и отпил большой глоток.
- Руки помыть, где можно? – Антон Палыч стоически перенёс это испытание.
- А вон… Полотенце берите желтое, оно вроде, почище.
Пациент лежал на пузе, раскинув руки и ноги во весь старенький диван.
- Капельница нужна. – сразу определил Антон Палыч.
- Всё есть. – кивнул Славик на стол.
Там помимо маленькой, слегка наклонившейся ёлочки лежал ворох медицинских приспособ. Ассортимент медикаментов тоже впечатлил: калий, глюкоза, витамины, мочегонка, гемодез, релашка, пирацетам, магний, рибоксин девятипроцентный хлорид натрия…
Антон Палыч быстро распаковал необходимый инструмент.
- Перевернём?
Славик охотно подхватил больного и, крякнув, перевалил его на спину.
- Ну и бородища! – удивился Антон Палыч, - Прямо как у Карла Маркса…
- Гордость. – согласился Славик.
Антон Палыч ловко пробил иглой резиновую пробку, настроил дозатор и быстро воткнул иглу в дряблую руку пациента.
- Держи, - сказал он Славику и протянул банку.
- Долго? – напрягся Славик.
Антон Палыч взял торшер, поставил рядом с диваном.
- Дайка сюда.
Ловко приспособил банку в хитросплетение золочёных перемычек.
- Теперь можно и аперитив.
Славик оживился:
- На кухне?
Они сели за стол и начали пить. Так… без лишних разговоров и суеты. Через какое-то время Славик наконец не спеша завёл беседу:
- Хорошо сейчас платят докторам?
Антон Палыч махнул рукой:
- Какое там… От зарплаты до зарплаты еле-еле.
Славик достал сигарету и закурил, выпуская дым в приоткрытую форточку:
- Так вроде по телевизору говорят, что повысили? Или пиздят как всегда?
- Пиздят. – кивнул Антон Палыч.
Славик почесал нос:
- Вот суки. Хуй им, а не новый год, пускай в старом остаются.
- В старом не хочется. – жалостно посмотрел на Славика Антон Палыч.
За прошлый год у него ни разу не получилось переспать с женщиной. Это его крайне демотивировало на дальнейшую жизнь. Ну, нахуй такое повторенье…
- Надо капельницу сменить…
Врач встал и осторожно придерживая себя за стенку прошёл в комнату. Больной всё так же лежал без движений. Антон Палыч поменял препарат и вернулся в кухню.
- Что пьёт товарищ ваш?
- Всё, что горит!
- Я имею ввиду из-за чего?
- Люди скоты, вот и пьёт… Не может найти душевного равновесия… Натура творческая, с одной стороны надлом как в Йеллоустонском парке с другой нервы как у погонщика черепах. А между, мечется непонятая, одинокая человеческая душа.
- В наше время надлом и нервы – нормальное положение вещей. – заметил Антон Палыч. – Это лечат. Есть таблетки…
Славик истово закивал:
- Во-во! Как тут выживешь, оставаясь собой? Приходится искать забвения.
- А что за сфера деятельности?
- У кого? – не понял Славик.
- У товарища вашего…
- А… У него… Так он официальный Дед Мороз.
- Халтурит? Артист?
- Да нет! Самый настоящий.
Антон Палыч недоверчиво посмотрел на собеседника:
- А вы кто тогда? Эльф?
- Хуельф… - Славик налил по стопке. – Эльфы у католиков. У нас соборность и таблица Менделеева.
Антон Палыч загрустил. Он вспомнил, как пролетела его никчёмная жизнь. Забытое совсем детство, ушедшие родители, мединститут, пациенты, неудавшаяся семья, снова пациенты, дети, алкоголь…
Всё перемешалось в непонятную клейкую массу намертво прилипшую к его ногам и не дающую сделать ни одного шага. Из всей жизни почему-то всплыл момент, когда он, на какой-то пьянке, раздухарился так, что маханув на спор залпом двести пятьдесят грамм медицинского спирта, пришёл в невменяемое состояние. Пел песни итальянской эстрады в какую-то железку от самовара, дирижировал голубями на подоконнике и хватал уже пожилую коллегу офтальмолога за жопу выкрикивая «тэке мувэй!», фразу, засевшую в голове из английского обучающего мультика про Биг Маззи.
- Пойду, проведаю больного. – Антон Палыч встал.
Он опасно качнулся влево-вправо, но быстро поймал вертикальное положение с минимальным уровнем крена.
Дед Мороз сидел на кровати, обхватив голову руками и мычал что-то мелодичное.
- Очнулись. – бодро поприветствовал его Антон Палыч.
- Кто это? – спросил Дед Мороз у своих ног.
- Я врач. Я вас к жизни вернул…
- На хуя?
Антон Палыч мрачно покачал головой. Эта реакция на встречу с действительностью была ему хорошо знакома. Но как хорошему врачу ему было необходимо сказать что-то напутственно-созидательное, что-то с примесью манипулирования сознанием и элементами психологического воздействия. Что бы пациент встал и пошёл…
- Потому что вы нужны людям.
- Нужен? – Дед Мороз поднял голову и выкатил на Антона Палыча свои красные глазищи. – Нужен говоришь? Слушай, блядь, как я им нужен…
Раз в год вспоминают суки, раз в, блядь, ёбаный год. А остальное время кладут на меня хуй, точнее водят им по этой блядской бороде. Ты понимаешь, мудило, что мне нахуй не нужно раз в год рвать жопу ради этих ебучих детских слезинок, я тебе, не Достоевский, нахуй, я заебался! За-е-бал-ся!
Знаешь, что сейчас случится, когда я выйду? От меня даже олени мои шарахаться будут! Мои олени! Они от своего говна не шарахаются, а от меня, от Деда, блядь, Мороза, будут! Ты понимаешь, что эти блядские олени, самые родные для меня люди? И даже для них я - никто?
Антон Палыч попятился и упёрся в стенку.
Дед Мороз встал. Его седые муди понуро висели как маятник остановившихся часов.
- Сколько там осталось, до боя, блядь, курантов? – спросил он у обомлевшего врача.
- Шесть… - пролепетал Антон Палыч.- Шесть… Без пяти…
Дед Мороз тяжёлым шагом направился в ванную:
- Успею… Не впервой… Только смою всю эту годовалую хуйню вашу…

© Свешников А.Н.
https://www.facebook.com/Alexey.Sveshnikov.writer/

Tweet