Пролог.
Прогуливался я однажды по одному из столичных парков, что так славен историями про маньяков. Время было вечернее. На одной из пустынных аллей от густой мрачной тени деревьев отделились две сутулые фигуры. В фигурах угадывались Леха и Димас – местные представители вымирающего племени уличных хулиганов. Решили освежить навыки классического гоп-стопа.
В целях соблюдения протокола, парни сразу же задали приветственный вопрос. Но от недостатка практики, вопрос прозвучал странно: «а ты вообще, знаешь, кто ты и откуда?». Завязался нехитрый разговор. Попытались выяснить, кто с какого района. Совершенно запутавшись в переименованных станциях метро, пришли к выводу, что знание района к ответу на вопрос не приблизит. Нужнее знать – откуда ты родом. В смысле кто твои предки. Отец там, дед… Тут Леха был непреклонен и утверждал, что отцам нужно «нахлобучивать в грызло» при первой возможности. Ну, Лехе – простительно. Первый раз ему нос сломал именно папаня.



Дискуссия зашла в тупик. Стали вспоминать былинные времена. Заново переживали победы футбольной команды спортивного общества «Пищевик». На пальцах объясняли друг другу, как нужно установить ротор в мопеде «Рига 16», чтобы тот не отваливался.
Расходились в сильном подпитии уже под утро. Но главный вопрос так и остался не решен. Кто я? Откуда? Принял решение выяснить немедленно. Допросил всех, кто мог хоть что-то прояснить в потемках семейного прошлого. Расспрашивал сонных родственников – кто, где, когда, на ком был женат, где сейчас. Чтобы не затянуть процесс, умело уходил от попыток обсудить - здоров ли я головой в столь ранний час, а также пресекал воспоминания о благостных советских временах и царе-заступнике.
По факту дознания, довольно быстро нарисовал генеалогический кустарник, уходящий корнями на четыре поколения в глубину 20го века. С краткими биографиями получилась картинка непростой жизни страны в отдельно взятом регионе. На картинку тут же наслоились детские воспоминания. Вспомнилось вдруг, как я упорно расспрашивал дедов про войну – очень хотелось услышать что-нибудь героическое. Ну, чтобы как в кино. Но они хранили суровое молчание. Нечего, дескать, рассказывать. Война и есть война.
Такой ответ не устраивал тогда, не устроил бы и сейчас. Нужны подробности! Привлек интернет. Оказалось, что найти можно всё про всех и очень даже быстро. Биографии военного поколения предков дополнились картинками орденов, медалей и выписками из наградных приказов. Семейная история предстала несколько под другим углом. Про одного из дедов помнил только, что он мог ураганно шутить, любил рыбачить и все время пил водку, например. А тут с удивлением добавил комментарий к изображению его ордена Красной звезды: «В боях за населенный пункт Бальга, будучи контужен, не оставил своего поста и под постоянным артиллеристским и минометным огнем противника обеспечил бесперебойную работу передового узла связи полка». То есть мужчина был крайне суровый и ответственный. Расспросить бы – как он это совмещал? О чем думалось тогда, под населенным пунктом Бальга? А поздно – не у кого уже спросить.
На шум из барской половины дома вышла madame. Окинула взглядом мой нехитрый чертежик и пририсовала несколько поколений своих родственников. Первое, что бросилось в глаза – изрядное количество тупиковых ветвей в районе Великой Отечественной. Предки были военные, и войну пережил мало кто. Обратил внимание на странное – из трех братьев, ушедших на фронт, вернулся только один – дед madame. Что стало с двумя остальными - загадка. Загадки в наше время – это неправильно.
Немедленно приступили к поискам. Но все оказалось непросто. Сельский писарь по какой-то своей логике назвал обоих братьев Иванами. То есть полные однофамильцы, но с разницей в годе рождения. В семье, для удобства, одного Ивана называли Николай. Какого именно - неясно.
Один из Иванов последний раз отметился письмом из Югославии в марте 1945го. Второй, по слухам, исчез после штурма Берлина. Родня, понятно, до сих пор не определилась – кто и где.
С Югославией разобрались быстро. Хорошо, что фамилия – редкая. По фамилии нашелся памятник советскому танкисту. Он оборонял важный мост в ходе боя при освобождении города и обеспечил успех операции в целом. По косвенным признакам установили – действительно – он. Один из Иванов. Там же и погиб, ведя бой до последнего патрона. Значение его подвига горожане так и не смогли переоценить, несмотря на послевоенные усилия наших партнеров по политическому процессу. До сих пор одна из школ города носит его имя.
Что случилось со вторым Иваном, так и не выяснили. Нашли только внушительный перечень наград аж до сентября 1945го. Значит, взял-таки Берлин Иван. Что-то родня утаивает. Спишем на семейные интриги. Вместо второго Ивана случайно нашелся отец братьев. Опять же благодаря редкой фамилии. Про него в семье и вовсе забыли. Говорят, ушел на фронт вслед за сыновьями. Немолодой уже человек к тому времени. Погиб где-то на курской дуге. И все.
Через спецфорум по военной тематике вышли на одного энтузиаста. На общественных началах он реконструирует ход боев за город Орел и составляет списки их участников. Нужную фамилию обнаружили среди бойцов 9го стрелкового гвардейского корпуса. Числится погибшим при штурме деревни Каргашинка, что в районе города Болхов.
Навел справки – места гиблые. В начале войны цивилизованные европейцы захватили Орел, и сразу же оценили его выгодное местоположение. Немедленно и с энтузиазмом взялись за реализацию системы взглядов нацистского руководства на оккупированные территории. То есть создали рейхскомиссариат, назначили губернатора, раздали захваченную землю эффективным бюргерам и завезли золотишко. Расово ущербное местное население начали стремительно сокращать. В плановом порядке морили голодом, вешали по расписанию и продавали в рабство тех, кто помоложе.
Чтобы разрушить этот уютное европейское средневековье, в ходе освободительной операции летом 1943го года, РККА несла среднесуточные потери 3000 человек.
Бои шли такие, что нет больше никакой деревни Каргашинка, и до сих пор люди жить в тех местах не решаются. Но энтузиаст-реконструктор выдал географические координаты братской могилы, где вероятнее всего похоронен прадед madame. Решили съездить – почтить память.
С одной стороны, очевидно, что ехать в такие места лучше на эндуро. А с другой стороны, на эндуро ездят только цирковые медведи. Ну, или коты. Тоже цирковые. Поэтому поехали на нормальном мотоцикле. Чтобы поразить провинциальную публику широтой размаха и столичным блеском, взял сумку производства Харли Дэвидсон. Новую, приятно пахнущую завышенной ценой и богато украшенную правильными логотипами.



Москва - Мценск.
Ловко уворачиваясь от гоночных автофургонов с надписями «всегда трезвые грузчики», добрались до Симферопольского шоссе. Точнее не шоссе, а узкий просвет между горами щебня и тяжелой строительной техникой. Первое время я думал, что это – такой переходный момент для москвичей. Чтобы, покидая вечно обновляющуюся столицу, они чувствовали себя как дома. Но по мере удаления от города лучше не становилось. Более того, строительная техника стала попадаться совсем уж непонятная - с гигантскими сверлами и стальными плавниками. Грохотало все так, что мелодии Sax und Sex, специально подобранные для загородных поездок, терялись в лязге и грохоте вонзаемых в бетон стальных зубьев. Я так понял, что в свете свежих политических событий Симферопольское шоссе проложат действительно до Симферополя. Но через ядро планеты.
В незакрытых колодцах тяжело ворочалось страшное пламя. Видимо, до ада уже добрались. Еще немного – и будет Симферополь. Ну, то есть работы близки к завершению и вскоре здесь появится благоустроенная дорога. А пока нужно держаться и потерпеть. И я терпел. Держался за руль. Липко и холодно потея, объезжал внезапно поваленные на дорогу знаки, не одобряющие скорость выше 130 км/ч. Подскакивал на колдобинах всем мотоциклом и сорил междометиями.
Геройский город Тула объехали по лесным дорожкам и выехали по направлению к городу Мценск под щитом с надписью: «Осторожно! Следующие 100 км – ремонт дороги». Хороший щит. Честный. Правда, ремонт – плановый. Поэтому пока с дороги просто убрали покрытие. Убрали настолько старательно, что окончательно стерлась разница между дорогой и одинокими крестьянскими хозяйствами по соседству. Освоил новый способ прокладывания маршрута. Если из-под колес с мемеканьем разбегается живность – вероятнее всего направление верное, но дорога проходит в другом месте и нужно интуитивно вносить коррективы. По результату - довел интуицию до совершенства и натренировал вестибулярный аппарат.
А вокруг бесновалось редкое в наших краях лето. Перспективу украшали фиолетовые цветы, богато разбросанные по настоящей зеленой траве. Все это уходило в горизонт под дивным голубым небом и колыхалось в полуденном плотном воздухе, унося мысли куда-то далеко. Возможно - в детство, когда кажется, что все хорошо, а мир огромен и спокоен.
Вдоволь напрыгавшись по ямкам, остановились у какого-то холма с небольшим участком идеально ровного асфальта вокруг. Оказалось – воинский мемориал. На потертой табличке указано, что холм состоит из земли, собранной с каждой братской могилы в районе. А также призыв помнить, сколько жизней было отдано за то, чтобы на этой земле был мир и спокойствие. Размером холм поразил. Собрали букет ярких летних цветов и поклонившись, положили у вечного огня.



В Мценск пробирался через очередь из ряженых мотоциклистов, велосипедистов-копьеносцев, магов и лучников. В едином порыве эта пестрая компания металась по изувеченной дороге, тротуарам и магазинчикам – выискивали и скупали любой алкоголь. Что будет, когда они выпьют весь найденный алкоголь и зайдутся в этиловом припадке - представилось очень ярко. В такие моменты лучше держаться подальше. И я прибавил газу. Во избежание.

Каргашинка.
Через десяток километров возникло неприятное чувство, что нас преследуют. И точно – в зеркалах настойчиво маячил мотоциклист. Повторял мою траекторию, ускорялся и замедлялся вместе со мной. Заподозрил неладное – а ну как в Мценске уже все началось и нас хотят увлечь в пучину дикого угара и разврата? Без нужного реквизита разврат несколько однообразен. Это все знают. А у меня – ни кожаных штанов с прорезью, ни эффектного жокейского хлыста.
От преследования следовало уехать немедленно. Взвыв двигателем, понесся вперед, к городу Болхов. Нервно объезжал навозные кучи, небольшие снопы соломы и удивленных кабанчиков, хрюкающих непосредственно на разделительной полосе. Ямы в таком режиме получалось объезжать через одну. Поэтому периодически, получив сильный удар снизу, подлетал над дорогой и парил, любуясь идеальным блеском хрома и совершенством классических форм мотоцикла. Через некоторое время преследование – прекратилось и я, неспешно уже, покатился дальше. Радостно осознавая, что превзошел наконец сказочного колобка, который ушел только от бабушки и вроде бы от волка. А от мотоциклиста – нет, не уходил.
Остановился, чтобы в честь этого события сделать героическое фото формата 6х9 для передовицы. Беглый осмотр мотоцикла показал, что фото делать нечем. Красивая и новая сумка Харли Дэвидсон оторвалась на одной из колдобин, упала в дорожную пыль и теперь неизвестно, чьи руки и с какими мыслями ее ощупывают. А внутри сумки – дорогая фотокамера и недорогие, но очень нужные документы, удостоверяющие личность. Тихо поскуливая, поехал медленно обратно, зорко вглядываясь в разбросанный силос, кизяки и каменистые обочины. Нашел 3 гвоздя по 150 мм, янтарную брошку и одно лыжное крепление. Затея с фото для передовицы терпела крах.
За очередным поворотом, в тени куста увидел-таки нашу сумку благородного происхождения. Уже совсем не новую, пыльную, в боевых царапинах. Такой, понятно, на провинциальную публику впечатления не произведешь никакого. Рядом стоял мотоцикл системы «средний гусь», от которого я только что лихо уехал. Вокруг прохаживался коренастый мужичок более чем почтенного возраста. Подозреваю, он еще братьям Черепановым дельные советы давал. Одет был прото-байкер соответствующе – пикейная жилетка с нашивками и значками в 3 слоя, мотоочки с разноцветными стеклами. Бороду прикрывала защитная кожаная шторка с потертой эмблемой второй парижской выставки.
Поздоровались. Оказалось, старый хрыч едет уже почти сутки из-под Вологды. Стремился попасть на фестиваль готических моторов в Мценск до рассвета, но заплутал от усталости. Увидел нас и решил, что мы – тоже едем на фестиваль. Другого объяснения появлению непревзойденного в технической красоте мотоцикла на фоне тракторов и распаханных полей он не нашел. Поэтому ехал за нами и старался не отставать. Объяснили, что мы тут с другой целью. Дед осознал, что в азарте погони за нами отдалился от фестиваля на полсотни километров и громко загрустил. По расписанию уже должна была начаться мотооргия с кельтскими пастушками, а он – понятия не имеет, как туда попасть. Проводили маститого путешественника из Вологды до прямой дороги на Мценск. От предложения посетить фестиваль и там расслабиться до неузнаваемости тактично отказались. Поблагодарили мотоветерана за найденную сумку и продолжили поиски исчезнувшей деревни Каргашинка, прыгая по знакомым уже колдобинам как хорошо надутый мячик.

У цели.
Внезапно закончилась дорога. То есть совсем закончилась. Впереди, куда уверенно вел навигатор, простиралось диковатое поле. С бурьяном, мелким перелеском и оврагами. Гулко порычав трубами по окрестностям, наткнулись на дачу типа огород. Во дворе, рядом с бревенчатой, зачумленной избушкой, неожиданно стоял вертолет. Поодаль мужичок с окладистой бородой в сельскохозяйственном угаре возделывал грядку с чесноком. Объяснил ему вкратце ситуацию. Спросил про Каргашинку и поле. Также не удержался и задал три основных мотовопроса про вертолет.
Оказалось, что нам действительно нужно в поле – когда-то там была деревня. Братскую могилу вертолетчик также видел, когда в прошлый раз летал в город за удобрениями для виноградника. Показал примерное направление, и мы решительно въехали в заросли лебеды.
Подобные штуки я в детстве проделывал на велосипеде Ereliukas. Помню, и тогда мне это не очень нравилось. Но в рамках программы по преодоления себя я упрямо наматывал луговую траву на педали. Условия тогда были лабораторные – ям почти нет, не самая высокая трава… А тут – перепаханное взрывами поле и остатки дороги времен переселения именьковцев. То есть не дороги даже, а колеи, заполненные до краев мелкой горячей пылью. С виду – ровный участок, а по факту – ныряешь вместе с мотоциклом по область нижней анатомии в горячую рыхлую взвесь. И не сильно понимаешь, насколько там глубоко.
Погружение в нечто теплое и приятно обволакивающее конечно, возбуждает и будит самые смелые фантазии. Но на нагруженном дорожном мотоцикле передвигаться в таких условиях очень непросто. Даже если мотоцикл – Харли Дэвидсон. Поэтому было не до эротических переживаний. Пришлось даже пару раз упасть, чтобы продемонстрировать madame всю сложность ситуации. Когда я с боевой песней вытаскивал мотоцикл из очередной пылевой ловушки, на словах «Allt vita ek, Óðinn, Hvar þú augu faldir!» из зарослей выскочил мотоцикл «Урал» с коляской. Ураловед услышал мои вопли и решил, что нам срочно нужна помощь. Как минимум, психиатрическая. Но оценив мой задор и решимость, предостерег от бездумной езды по этому полю и скрылся в клубах пыли, пожелав удачи.



Координаты, выданные областным энтузиастом, с жизнью не совпали – в указанной точке растет одинокая осина. Проделать такой путь и отступить было бы неправильно. Решили поискать вокруг, оставив мотоцикл у деревца. Для поиска применили надежную тактику действия мелких подразделений, отработанную еще на уроках начальной военной подготовки в школе. Бродить пешком оказалось непросто. Трава – по ноздри, поэтому периодически приходилось подпрыгивать для определения направления. По пути в опасных даже с виду кустах обнаружил неразорвавшийся боеприпас. Под ноги стал смотреть внимательнее. Интересное поле.



Уже совершенно отчаявшись, заметил нехарактерный для местности отблеск. Повезло. Отсвечивала красная звезда с обелиска братской могилы на изувеченном воронками заросшем склоне. От начальных координат это место находится в паре километров севернее.



Хорошее, красивое место выбрали однополчане для своих павших товарищей. Небольшое возвышение над заливным лугом с прекрасным видом на бескрайнее синее небо и тонкую струнку речки под ним. Вокруг – несколько березок и тишина. Задумчиво постояли, изучая надписи на плитах. Читать фамилии на подобных памятниках – всегда интересно. Латыши, евреи, украинцы, узбеки, русские, грузины… Самому младшему – 16 лет, самому старшему – 60. Вся история страны проплывает перед глазами.
Среди длинного списка погибших нашли прадеда madame. Родился в белгородской области, вырастил и достойно воспитал трех сыновей. Когда пришло время – насмерть стоял за то, чтобы жизнь продолжалась. И она – продолжилась. Сыновья, что характерно, сражались рядом. Бок о бок с чьими-то отцами и дедами. Это очень воодушевляет и становится очевидно, что означает – поступать правильно. В этом контексте не кажется пафосной высеченная в камне надпись: «Вечная слава отдавшим свои жизни за независимость и свободу!».



Орел.
Погрузившись в мысли о тесной взаимосвязи вещей в мире, я не заметил, как солнце начало клонится к горизонту. Самое время искать ночлег. А для этого необходимо было выбраться на твердое покрытие. Обратный путь сразу не нашел, поэтому пришлось дико ломиться напрямик через кустарник и заросшие воронки. От постоянных выталкиваний мотоцикла из канав я тяжело водил боками, шумно дышал и бешено вращал глазом в красных прожилках. На дорогу выбрался пыльный, обвитый мышиным горошком и в каких-то веточках. Как вездеход Харли Дэвидсон – полный провал. За мной, в проделанную просеку, выпорхнула madame. Все еще в расстроенных чувствах. С букетиком из иван-чая, васильков и люпинов.
Навигатор уверял, что ближайшее место для ночевки – это город-герой Орел. И добираться туда следует по прямой, преодолевая некрупные болота и форсируя водные преграды. После поля с воронками форсировать больше ничего не хотелось и я поехал в сторону города Болхов, руководствуясь знаком «Орел - там!». С направлением - угадал, ибо через пару километров все дорожные дефекты вдруг исчезли. Дальше до Орла нас повела идеально гладкая извилистая дорога с прекрасными видами на ухоженные поля. По обочинам дороги предусмотрены специальные липы, соединяющие кроны так, чтобы получился «зеленый коридор». Примерно, как в районе Сан-Реми, что во французском Провансе. Поклонникам жанра неторопливой задумчивой езды - рекомендую.
В беспокойстве, что дорога – неправдоподобно хороша, навигатор причитал: «срочно сверните в лес и там, при возможности – развернитесь». Чтобы его заглушить, пришлось заорать песню про настоящего индейца, аккомпанируя себе свободной от сцепления рукой на баке. В Орел въезжал в бодром расположении духа и прекрасном настроении.



Заселились в очаге местного разврата – заведении «Бильярд-боулинг-ставки-парикмахерская-сауна». В геометрическом центре города. Чистый уютный номер с теплым душем и свежее белье. Что еще нужно после разъездов на тяжелом мотоцикле по жарким и пыльным полям? Нужно еще пиво. Свежее, прохладное, с плотной белой пеной. Желательно светлое. Немедленно метнулись в город, приготовившись мучительно выбирать между многочисленными местными пивными и бесконечным количеством сортов.
Однако, на первый взгляд, пивных в центре Орла не оказалось. На второй и на третий взгляд – тоже. Фасады домов пестрят вывесками про похоронные услуги, несгибаемые окна, прочные решетки и электроинструмент. Нигде не пьют и нигде не закусывают. Возможно именно поэтому повсюду царит атмосфера уныния и разрухи. Облупленные дома и дороги - в самой крайней степени запущенности. Очень напоминает район Припять в известной компьютерной игре. Конечно, по некоторым признакам угадывается процветание города в давние времена - при кровавом коммунистическом тоталитаризме. Если долго вглядываться с полуразрушенного моста в сизую мглу, то можно заметить вдалеке потрескавшиеся вывески знакомых, некогда крупных предприятий.
Уныло, без пива, побрели разглядывать достопримечательности. В этом плане обычно очень хороша набережная – никогда не подводит. Стоишь на берегу крупной реки и думаешь о всяком. Вокруг тонко звенят комары, а небольшие суденышки растворяются в вечернем тумане. Но набережную крупной реки в Орле сломали. Суденышки – отменили. А без всего этого комары вообще лишены смысла. Пришлось идти на реку некрупную. Протекает рядом и называется характерно – Орлик.





Оказалось, городская жизнь бурлит именно здесь. На берегу Орлика придуман отличный парк. Нехитрые карусели, беззаботные дети и странное – городской зоопарк. Я такие штуки – не очень люблю. Как правило это – загаженные клетки. Внутрь пускают за деньги злых детей, чтобы те потеребили заморенных зверьков за выступающие неровности. Известно - в целях приобщения к живой природе и под одобрительное улюлюканье родителей.
В Орле все не так. Усилиями местных энтузиастов отгородили участок на берегу, организовали несколько вольеров и запустили туда животинку. Теперь каждый желающий бесплатно может скормить яблоко лошади и пучок вкусной травы козлу. Или наоборот. Вся живность наделена правом выбора – спокойно пастись подальше от людей или косить лиловым глазом у оградки. Народ ведет себя непривычно спокойно и вежливо. Рожи не корчат и диких не представляют. Натурально – оазис культуры и воспитанности. Поручил madame покормить олененка сочным листиком от каштана. Чтобы ее знания об оленях обогатились еще хоть чем то, кроме сказки про серебряное копытце.



Тут же, под зоопарком, орудовала шайка рыболовов. Ощетинились удочками и нервно моргая, они гипнотизировали черную воду непосредственно под знаком «Рыбачить категорически запрещено!». Решил втереться в доверие к отважным парням и попытаться понять причину пивной катастрофы в городе. Удалось выяснить, что сегодня не клюет, ловят на горох, а в речке Орлик отступающая немецкая администрация утопила партийное золото. Говорят, шесть тонн. Где – неизвестно. Но точно известно, что десять тонн. Ну, может, одиннадцать. И каждый слиток – с орлом. Речку горожане позже загадили, а хитрые немцы предлагают почистить Орлик бесплатно и забрать все, что найдут при чистке. Так что нужно срочно искать золото, а пивная - есть тут, неподалеку. Варят сами, пиво – неплохое.
Пивная нашлась быстро и Орел стал казаться очень уютным. Вдумчивая дегустация местного светлого, нефильтрованного, полутемного и пшеничного постепенно свела на нет все волнения и усталость от дороги. Отличное, хоть и единственное заведение.



Эпилог.
В гостиницу возвращались по красиво подсвеченным улицам Орла уже за полночь. Темнота спрятала безумные вывески 90х годов прошлого века, а подсветка, наоборот – выделила то, что следовало бы рассмотреть повнимательнее. Например, чудом пережившие войну дома – напоминание о том, как цивилизованные европейцы превратили город в груду камней, взорвав все, до чего смогли дотянуться. Таблички на новых домах, рассказывающие о том, как немцы сократили местное население со 110 тысяч до 30. Просто так. Из соображений лютой ненависти ко всему советскому.
Или гранитные плиты в Сквере танкистов. За каждой фамилией на них – образец мужества и самоотверженности. Как, собственно, за каждой фамилией на братских могилах, богато разбросанных по области. Прадеда madame, например. Не чужого, получается, человека. Вечная ему память.





Есть что-то в этом очень правильное – знать, что связывает тебя с этой землей. Ощущать, что ты – часть всего того, что было тут до тебя и будет после.
Мир всем!

Tweet