Небывалый случай потряс бомонд пендосского Лас-Вегаса: разбушевавшийся онанист в пароксизме полового безумия проткнул эрегированной елдой шедевр великого  Пикассо «Сон». Крупнейший магнат, владелец многочисленных казино и детских публичных домов, некто Стив Уинн, собирался осуществить сделку по продаже холста своему коллеге за 139 лимонов зелени. Непосредственно перед реализацией шедевра, написанного исторгнутыми вследствие рвотных позывов желчными массами великого маэстро, барыга пригласил своих друзей, дабы вместе с ними в последний раз насладиться формами Мари-Терезы Вальтер, любовницы художника, изображённой на картине. До приезда гостей оставались считанные минуты, и обладавший живым воображением магнат решил не терять времени и воздать последние почести покидавшей его дом картине. Для этого он уединился с холстом в ванной комнате и, стянув портки, стал тискать своего видавшего виды зверёныша, напевая под нос «Этот день я запомню надолго…». Забегая вперёд, скажем, что так оно и получилось... На попытки разбудить спящего красноголового дятла и заставить его вылезти из окаймлённого молнией дупла штанов ушло не меньше получаса. Картина тем временем стояла прислонённой к огромному зеркалу, висевшему над джакузи, и доживала свои лучшие мгновения… Тридцатиминутная реанимация своенравной пиписьки завершилась в пользу её респектабельного обладателя. Счастливые часов не наблюдают: похоть затмила разум любителя  живописи, апофеоз нарастал. Мари-Тереза, Мари-Тереза, - бубнил магнат, передёргивая затвор. За окном стемнело. Гости толпились под дверью погрузившегося во тьму ночи особняка, озабоченно щёлкали репетирами, а заодно и своими лощёными ебальниками, шутка ли, всегда пунктуальный мистер Уинн, выходивший сам встречать гостей к парадному входу, в этот раз неслыханно опаздывал. – Ломайте! – решилась Нора Эфрон, одна из приглашённых. Несколько наиболее тучных гостей переглянулись, пожали плечами и  вмиг высадили массивную дубовую дверь. Толпа ворвалась в приёмный зал. Торжественный стол, оплывшие свечи, потемневший в фарфоре оливье… Никого. Внезапно г-жа Эфрон подняла кверху указательный палец. Все замолчали. Сверху послышался шум воды. Страшное предчувствие опасности охватило присутствующих. Осторожно ступая по персидским коврам и сжимая зонты, она прокрались по лестнице наверх, к ванной комнате, откуда и шёл таинственный звук. Нора Эфрон прильнула ухом к двери… Тереза, Тереза, - зычный голос Стива Уинна нельзя было перепутать ни с каким другим. – Дело плохо, -  громогласно смекнула женщина, отпрянув от позолоченной ручки... Дверь вынесло ударом снаружи. Потревоженный магнат в панике схватил картину и что есть силы прижал её тыловой стороной к себе. Раздался страшный треск разрываемой материи и глазам удивлённых гостей предстал мистер Уинн со спущенными штанами и прижатой к паху картиной Пабло Пикассо. Трагизм ситуации достиг апогея: из-под живота нарисованной любовницы живописца вполне реально и угрожающе нависал половой член мистера Уинна, нацеливаясь на стоявшую в авангарде толпы Нору Эфрон. Кто-то не выдержал и засмеялся. Стив Уинн поспешно снял холст с пиписьки и отбросил в сторону. В паху задумчиво улыбавшейся Мари-Терезы Вальтер зияла дыра… Всегда величавый и осанистый мистер Уинн неожиданно стушевался и стал лепетать: «Это я локтём, это я локтём, какой конфуз, боже… Поймите, я пигментный дегенерат, у меня не всё в порядке со зрением…»

Звук был ужасный, - рассказывает Эфрон, с трудом сдерживая рыдания – Знаете, чувство было, будто разорвалась не просто картина, а целая эпоха, культурная преемственность поколений, если угодно. Бедный Стив… Я не знаю, как он переживёт всё это! Я не знаю, как все мы переживём…

Оригинал статьи: http://www.vz.ru/news/2006/10/18/53282.html

Tweet