Вот ты, Тык, меня спрашиваешь, тискал ли я баб деревенских. А то! Была у нас там одна грация. Наташей звали. Погоняли Мотей. Ох и охоча была до половых излишеств. Новатор-баба. Первая на селе сосать начала. Бывало, заноет сердечко, возьмешь у Сливы бутылку косорыловки, да пару яблочек, и к Мотьке. Потом лежишь на сеновале, на звезды смотришь, птиц ночных слушаешь, мотьку за волосы держишь, да правильную амплитуду подсказываешь. Романтика.
Сосала глубоко, как в кино показывают. Давится, хрюкает, как та зютка, а хуй изо рта не вынимает. А если и вынет на секундочку, промолвит: "ну давай, родненький!", и опять за дело. Обязательная такая была. Потом улыбнулось ей счастьице. Замуж вышла за Вадима-скотника. Сначала посмеивались над ним мужики, а потом задумались крепко. Мотька-то на редкость верной женой оказалась, а свои не сосут, хоть ебало бей. И били. Не за это, так за что-нибудь еще....
Настала на деревне тоска смертная, я в город и подался. Поговаривали наши, что там и работенку подыскать можно, да и блядей поболе. С работой поначалу туго было. С блядями тоже. Как известно, нет работы, нет блядей.
Городские бляди это тебе не наши, деревенские. За поллитра, да еще и на двоих ни одна сосать не станет. В результате месяца два я красавца своего вхолостую передергивал, все Мотьку вспоминал. Потом устроился сторожем на хладокомбинат. Деньги не бог весть какие, зато пельменей в избытке, и жить в сторожке разрешали. Всех несунов в лицо знал, а они меня уважали, и делились без обид...
В первый раз отсосала мне Маргарита-упаковщица. Тоже, правда, приезжая. Но мне на тот момент не до прописки было. Так бабу хотелось, что хоть на стенку лезь. Тут мне Маргарита и подвернулась. Обхожу вечером цех, гляжу она стоит, в юбке чуть ниже мохнатки. Тут мой уд сразу и вздыбился.
"Чего домой не идешь, Рита-Маргарита?" - спрашиваю - "Муж небось заждался красоты такой". Зарделась она сразу, ажно меня жаром обдало. Надо сказать, что страшна она была, как смертушка. Да и мужа у нее в помине не было Короче говоря, отсосала...
А после Маргариты пошло-поехало. Бывало и городские сосали. Нанизывались жадно. Одна, как сейчас помню, заглотит медленно, носом в пупок упрется, гландами поиграет, и так же медленно назад подает. Аж трусит-колотит ее горемычную. Попробуй-ка такую палку, да на всю длину принять. Корешок-то у меня был, дай бог каждому. Но все равно довольная, улыбается. Знает, что потом засажу, и до полусмерти зателебунькаю.
Но не смотря ни на что, жилось мне тогда не очень хорошо. Зима наступила. Спать в сторожке холодно стало. Какие уж там сосания! Все чаще деревня сниться стала. Поля, лесок за околицей, озеро под горочкой. Однажды приснилось, будто пошел я в лес по грибы. На дворе зима, а грибы из снега торчат-краснеются. Присмотрелся я, ан нет. Не грибы это вовсе, а хуи да хуечки залупоглавые. Дай, думаю, срежу один, рассмотрю. Достал нож складной, полоснул, и тут же проснулся. Лежу на кровати. Хуй в одной руке, нож, которым хлеб режу, в другой. Комедия! Ну я не растерялся, обрубок гандоном использованным перетянул, побежал в травмпункт, оттуда меня в больницу отправили, хуй приштопали. Правда короче он стал на два сантиметра, но это не беда. Бабы все равно хрипят, да крякают. А из деревни на днях письмо пришло. Пишут Мотька с Вадимом развелись. Поеду, пожалуй, впизду эту городскую жизнь.

Tweet