Спокойный, немного жаркий, летний день. Чувствовалась влажность, но не на столько, чтобы безудержно обливаться потом. Он шёл по тротуару. Слева была проезжая дорога, справа дома, они плотно прижались друг к дружке, как будто стараясь согреться. Но на улице было жарко. Он был среднего роста, немного мускулист, на вид лет тридцать. Такой добропорядочный отец, несущий в пакете тортик своей пятилетней дочурке. Он шёл на встречу солнцу, счастью, дочурке. Обычный прохожий, которых свет видал, шёл и улыбался себе, своей судьбе, тому что он счастлив. Раздался звонок мобильного, он достал его и одной рукой раскрыл. Поднеся его к уху, он всё ещё улыбался. Через мгновение он остановился. Улыбка сползла с его лица. Торт оказался на земле, причём крышкой к верху, но его это не волновало, он не замечал этого. Телефонная трубка хрустнула в его сильных руках. На земле оказались остатки телефона. Гнев затмил его глаза. Кулаки сами сжались. На виске быстро запульсировала вена. Он стал краснеть от гнева, нет, он стал им переполняться, как пивная кружка переполняется пеной. Ему хотелось громить, уничтожать, но гнев не давал ему сдвинуться с места. Ему было достаточно небольшого намека, выпада, чтобы начать всё уничтожать.
  Его кто-то коснулся за плечо. Прохожий поинтересовался всё ли хорошо, но он не слышал его. Разворот на 180 градусов занял меньше секунды. Кулак, набирая скорость, устремился прямо в челюсть прохожему. Раздался хруст, и его тело обычного прохожего, который заметил что с ним что-то не так, и хотел помочь, отправилось в горизонтальный полёт. Было поздно. Прохожий был мёртв. А он стоял, его уже не наполнял гнев, скорее беспомощность и усталость. Ему не хотелось ничего. Не двигаться, не дышать, не жить. Тоска, только тоска, и больше ничего.
  Он не услышал воя сирен. Он увидел офицера милиции уже тогда, когда его попросили вытянуть руки. Он этого не слышал, но догадался, увидев наручники. Да какое они имели право, они не смогли уберечь его сокровище, его маленькую дочь, не смогли, не успели, не захотели ехать. Они не имеют права его судить. Они виноваты, они и только они. Гнев опять наполнил его. Гнев, злость и отчаяние, это всё что он сейчас чувствовал. Его ладонь с огромной силой ударила офицера в грудь, почувствовался глухой хруст и офицер отлетел на метр, он ударился головой об бордюр, и на дорогу хлынула кровь. Второй офицер, стоявший в пару шагах от него потянулся к кобуре. Он бы застрелил его, но для него время потеряло значение. Для него рука двигалась медленно, даже немного лениво. Прыжок. И вот он уже может вытянутой рукой достать до милиционера. Второй прыжок. Он совсем рядом. Левая ладонь выбила макаров из правой руки патрульного. Правая с силой ударила в лоб. Послышался, уже ставший привычным, и даже немного приятным, хруст костей, это сломалась шея. Он уже ничего не слышал. Он убил двух милиционеров. Ну и что. Ему целого мира мало. Мир ему просто больше не нужен. Не смогли, не успели, не захотели спасти. Это они виноваты. Они все. Появилось непреодолимое желание проснуться. Почувствовать что всё в порядке, поцеловать в лоб мирно спящую дочурку, и снова ощутить это обычное человеческое счастье. Но нет, это не сон. Сны, даже самые кошмарные, они заканчиваются. Это не сон. Это жизнь. Он не услышал хлопка. Он не почувствовал боли. Просто что-то твёрдое пронзило живот, как нож пронзает мягкий хлеб. Тёплое, даже приятное жжение. Он не чувствовал боли, он не чувствовал гнева или злости. Грусть и тоска. Асфальт незаметно подкрался сзади, и ударил по спине. Солнце. Оно вечно. Его не убьёшь. Оно всегда нам светит. Его закрываю тучи, но оно всё равно вырывается и даёт жизнь всему живому. Оно вечно. Оно навсегда. Он улыбнулся ему. Он увидел дочку. Там высоко. Там, там, где солнце. Вечное солнце. Оно вечно.

Tweet