Была поздняя осень, начинались первые заморозки. На улице было промозгло и слякотно. Стояла глубокая ночь, и еле видно было бледное мерцание луны за огромными, застилающими все небо и тянущимися вплоть до горизонта черными тучами. Шел дождь, (видимо последний в этом году) крупные частые капли громко барабанили по асфальту. Улицы были пусты и безлюдны, на пронизывающем до костей ветру клонились к земле деревья и кусты. С ветвей срывались последние пожелтевшие листья и неслись, неслись вдаль, полностью отдаваясь во власть бушующей стихии. По извилистому шоссе беспрерывной чередой двигались машины с включенными фарами, отличаясь от однообразных огней огромного города лишь беспрерывным движением. Так же тускло, как и обычно, горел в окнах свет, и люди не торопясь занимались своими делами.
По мокрой от дождя улице брел маленький щенок, едва различимый в ночной темноте и хаосе бушующей стихии. Он шёл всё дальше удаляясь от городского шума и рекламных огней. На крохотных, дрожащих от ледяного ветра, на неокрепших лапках он едва удерживался, чтобы не упасть. Шерстка его настолько промокла, что он весь трясся от холода. Ветер безжалостно бил ему в лицо, плотно прижимая к голове маленькие ушки. Щенок едва доковылял до шоссе и без сил упал на сырую, неприветливую траву возле деревца на тонком стволе, такого же маленького и беззащитного, как и он сам, готового в любую минуту вырваться из земли и, корнями вспахивая сырую почву, подчиниться воле ветра. От носящихся по воздуху листьев и капель дождя было тяжело дышать, и все тише становилось легкое прерывистое собачье дыхание.
Мимо так же монотонно, как впрочем, и всегда, проезжали машины, прибавляя ход, чтобы побыстрее добраться до уютных домов, получить долгожданный горячий ужин и поскорее забраться под теплые одеяла. Горящие фары, чуть заметный свет фонарей и по-прежнему безучастный отблеск зажженных лампочек в магазинах постепенно сливались для маленького зверька в единый беспорядочный образ чего-то светящегося, беспорядочного, крутившегося вокруг него и в то же время какого-то отстраненного, чужого, необъяснимого… Ему было очень тяжело, что он никому не нужен ,что люди, выбросившие его на улицу, забыли его, отвергли его любовь к ним, его чистую непорочную любовь щенка к людям, приручившим, а потом выбросившим его. Он не понимал, почему они поступили с ним так жестоко…Ведь он любил их всем своим маленьким доверчивым собачьим сердцем. В этот момент сильный поток ветра выбросил обессилевшего щенка на проезжую часть дороги. Он лежал на мокром асфальте, моргая доверчивыми чёрными пуговками глаз. И в тот момент, когда у него от обиды, из глаза-бусинки потекла слеза, На огромной скорости автомобиль с хрустом переехал всю заднюю часть щенка , превратив её в кровавое месиво. Его, ещё живого, перевернув, отбросило обратно в мокрую грязь обочины. Он попытался встать, но не смог. Щенок лишь немного прополз, оставляя за собой кровавый шлейф, и уже совсем без сил лёг, чтобы уже никогда не подняться. Тем временем в свете фонаря показались первые снежинки, они отражая всю прелесть лунного света, переливаясь сеткой серебристых отражений опускались на рваную кровоточащую плоть щенка. Из рваного мяса виднелись белые кусочки костей и хрящей, медленно, но непрерывно текла кровь. Снежинки переливаясь и играя летели, летели наполняя мир вокруг морозной свежестью и покрывая траву и кусты белёсым ковром превращавшихся в иней. Но на обочине был не снежный иней, а кроваво-коричневая жижа в перемежку со снегом. В глубоком, но уже помутневшем взгляде, теплилась жизнь…и тоска, тоска по дому, по своим хозяевам, которые отвергли его любовь…чистую любовь собаки к человеку. Он их простил. Он не мог обижаться просто потому, что он был маленьким щенком, только начавший свою жизнь. И лишь тихие короткие поскуливания, изредка вырывающиеся из маленькой приоткрытой пасти, напоминали о том, что еще живое существо лежит на холодной грязной земле. Веки стали медленно опускаться. Пропали и машины, и дома, и улицы, все перевернулось вверх дном и вовсе исчезло из поля зрения. Не ощущал он больше ни холода, ни сырости, остался лишь его взгляд и пустота, бесконечная пустота… …
К утру стихия присмирела, уступая свое могущество миру людскому, и затихла, не тревожа больше никого. Деревья выпрямились, с листьев падали на землю капельки, оставшиеся после ночного дождя. Ничто уже не напоминало ни о ветре, ни о неприветливой ночной темноте. Возле шоссе стояло деревце на тонком стволе с молоденькими веточками, на которых никогда уже не будут зеленеть листья, потому что оно сломилось пополам, и бывшая макушка его смотрела теперь в землю. Рядом лежал маленький раздавленный жизнью уже давно окоченевший труп щенка .Снег скрыл все следы вчерашней бури, укрыв всё серебристым ковром октябрьского снега.

1.01.03

VOIN