Он вбежал в метро, грубо оттолкнув девушку и даже не заметив этого. Обычно очень вежливый, сегодня он не видел ничего. В его голове пульсировала единственная мысль: "Только бы успеть, только бы не опоздать! Мне должно повезти, Господи! Боже, помоги мне! Ты же видел, как я старался. Неужели все старания впустую, неужели я зря работал два месяца без единого выходного? Неужто я зря унижался перед этим жирным скотом-начальником, позволял ему так жестоко издеваться надо мною при всех? Нет! Этого не может быть! Просто невозможно!".
"Осторожно, двери закрываются! Следующая станция - Невский проспект!".
"Скорее! Господи, скорее! Почему мы так медленно едем?! Ну кто сделал такой большой перегон между станциями?!"
Он выбежал из метро на Невский, запахнул старое, потёртое пальто. Разошедшийся шов подмышкой опять противно затрещал. "Маша так и не зашила? Ну ничего, ничего, ей некогда. Похожу пока с дырочкой."
Двести метров по каналу Грибоедова бегом давались слабому Семёну Петровичу с большим трудом. Худощавый, высокий, с усами, от которых лицо его казалось ещё более вытянутым, а щеки ещё более впалыми, чем на самом деле, он и раньше-то не отличался хорошей физической формой, а в последнее время стал совсем плох. Ему опять вспомнился разговор на последней встрече с друзьями. Они в который раз упорно пытались открыть Семёну Петровичу глаза на его дорогую, любимую, единственную Машеньку. Это случалось постоянно, когда они встречались, только на этот раз дошло чуть ли не до драки - уж очень сильно разозлился крайне интеллигентный, не обидевший никого за всю свою жизнь, Семён Петрович.
"Зачем они так о ней? Почему они говорят про Машеньку такие гадости? Да, она часто ругает меня, кричит, но ведь она всегда права, она умнее. Почему они называют меня этим ужасным словом - подкаблучник? Нет! Я протестую! Я не подкаблучник! Я просто очень сильно люблю её и многое ей позволяю.
Почему они жалеют меня? Уж лучше бы смеялись! Я хожу "как оборванец, а Маша - как королева"? Ну так что же? Я же мужчина! Я не так много зарабатываю, чтобы хорошо одевать нас обоих. Пускай будет самой красивой!
Они говорят, что она изменяет мне! Нееееет! Уж этого не может быть! Конечно, несколько раз, придя чуть раньше с работы, я заставал в квартире других мужчин, но ведь это были чистой воды совпадения! Подумаешь, зашёл бывший сокурсник! Или как-то пришёл коллега по работе (тогда Маша, бедненькая, ещё работала), ну и что? А когда на кухне я обнаружил сантехника, наслаждающегося чашкой отличного кофе, который так хорошо готовит Машенька! Ведь тогда у нас действительно потекла труба. Правда, тот сантехник, как он сказал, не смог с ней ничего сделать - не было каких-то деталей, но всё равно через два дня пришёл другой и всё починил. Машенька всё честно мне рассказывала.
"Она больше не любит тебя!"-заявил Геннадий. Боже, да как ему в голову такое могло прийти? Да, мы давно не спим вместе, но ведь Машенька объяснила, что у неё какое-то заболевание и нам нельзя прикасаться друг к другу. Ну да ладно, уж я-то знаю, что любит! Не может не любить! Ведь я же люблю!"
Вот сколько всего пронеслось в голове Семёна Петровича, пока он бежал эти двести метров! Бежал из последних сил! Задыхался, но был счастлив! Как тогда, на третьем курсе, когда они только познакомились, он получил стипендию и всю её потратил на три гвоздички и огромную коробку зефира в шоколаде! Такой же счастливый, он бежал тогда к ней в общежитие на другой конец Васильевского! Машенька так любила зефир в шоколаде!
Но вот он! Вот этот магазин! Такая яркая розовая вывеска!
"Да! Это здесь! Его не купили! Спасибо тебе, Господи!", - Семён Петрович готов был расплакаться.
"Ухх…Девушка! Пож… Пожалуйста, можно мне вот это?" - указал он на предмет под стеклом витрины. Девушка удивлённо раскрыла глаза, но достала предмет из-под стекла, аккуратно завернула и засунула в красивую коробочку. Дрожащими, худыми, изрезанными синими венами, руками Семён Петрович достал из внутреннего кармана пальто старенький матерчатый кошелёк, аккуратно открыл, высыпал всё его содержимое на витрину и кропотливо отсчитал нужную сумму. Обратно удалось получить двадцать восемь рублей и сорок копеек, которые он опять бережно сложил в кошелёчек. Вся его премия за год ушла на подарок Машеньке, но он нисколько об этом не жалел. Он всегда отвергал значимость денег в человеческой жизни…
Ещё тридцать минут на метро и он перед дверью квартиры! Вот оно, то самое ощущение праздника и счастья, вернувшееся из молодости! Звонок…
Минут через пять Машенька распахнула дверь, она всегда почему-то не торопилась её открыть, Семён Петрович привык к этому и каждый раз просто покорно ждал…
"А! Это ты! Почему поздно? Опять со своими друзьями-выродками пьянствовал?"
"Нет, Машенька. Ты же знаешь, что я не пью. Я принёс тебе кое-что."
Боже! Его всего трясло изнутри, руки не слушались… Он медленно достал заветную коробочку из-под полы пальто, немного смущенно улыбнулся и протянул Машеньке - "Это тебе, любовь моя!"
"Это ещё что такое?" - Маша разорвала коробку и побагровела!
"Я видел это в журналах, которые ты прячешь в шкафу. Извини, но я случайно нашёл их и посмотрел. Не злись, пожалуйста, я просто хотел сделать тебе приятное! Я больше никогда не буду их трогать!"
"Идиот! Скотина! Ты ещё и издеваешься? За что, ублюдок? Уйди вон с глаз моих!" - Маша не то, что кричала, она просто визжала!
Совершенно растерянный Семён Петрович быстро удалился в кабинет, откуда в тот вечер больше не выходил.

Часть II

"- Представляешь, вчера вечером вламывается к нам какой-то старикан, запыхался, еле дышит… И сразу с порога в витрину глазами упёрся и говорит: "Дайте мне дилдо!" Хаха! Я аж офигела!
- Да ты что? Ахахахаха! А зачем он ему?
- Ну уж не знаю, не интересовалась! Хахах" - спускались по эскалатору на площади Восстания две подруги.

"Ой, Лен! Смотри! Что это там?!"
На лестнице образовался затор человек из 30-ти.
"А что случилось?" - вторая подруга адресовала вопрос женщине, особо энергично бегающей вокруг толпы.
"Мужчина какой-то погиб! Представляете? Спускался по лестнице, подскользнулся на чём-то, ударился головой о ступеньку и умер! Бывает же!"
"Ой, Господи! Лен, пойдём быстрей, на работу уж опаздываем!" - и они удалились.
А на лестнице в окружении зевак лежал уже холодный мужчина в пальто. Из-под заломившейся за спину руки вылезла брешь подмышкой, а на подошве одного из ботинок и на ступеньке рядом с головой блестели следы раздавленного и размазанного зефира в шоколаде, кем-то, видать, оброненного.

Ваш, Режыссёр…

pe96bIccep@yandex.ru