Утром просыпаюсь с мыслью, что денег опять ноль, а выпить как-то надо обязательно и очень срочно. Встаю, умываюсь, одеваться слава Аллаху не надо, потому что завалился вчера в одежде как пришёл вечером непомню воскока, и выхожу на улицу. Мороз крепчает, а у меня, как закон подлости, молния порвалась на штанах. Всю дорогу расстегивается. Пока дошёл до «Зори» или того что от неё осталось, чуть яйца не отморозил. В кафе нихуя никого нет: все ещё не проснулись, наверное. Что делать. Еле-еле наскрёб на маленький стакан пива. Пытался разговорить и развести барменшу насчёт крызиса, но та не повелась, пизда тёртая. Говорит: да у нас эти крызисы всю жизнь, мы привычные. Что-то типа такого она мне пизданула. Тогда я её прошу, хоть сам понимаю, что бесполезняк, налить стакан в долг. Она ни вкакую. Чтоты, говорит, я однажду одному дала в долг… до сих пор несёт.

У этой дуры, кстати, которая за стойкой было два мужа и оба умерли от водки. Причём первый ласты склеил, потому что она не дала ему похмелиться, а второй – крякнул, потому что дала. Да, не судьба, размышлял я, глядя в окно на совершенно пустой, как вымерший, город. Уже третий или четвёртый день, я уж со счёта сбился, народ гуляет. Наверное, подустал малость. Ничего, скоро начнут выползать. Город-то тесный, кого-то точно встречу. Как-то летом я вот тоже вышел в центр без копейки денег и хуёво мне было нетто слово. Подыхал короче. И никого, блять, как закон подлости. Тёрся возле «центрашки», думал кто-то всё ж появится, но никого знакомого, хоть умри. Так стою, только сигареты стреляю у прохожих. Некоторые дают всё ж, не все ещё окончательно скурвились и ожлабели. И тут злость меня взяла на весь ёбаный белый свет. Думаю: нихуя не уйду отсюда, пока кто-то не подайдёт с баблом и не бухнёт меня по-человечески. Четыре часа ждал, поцаны, и всё-таки пришёл ближе к вечеру один малознакомый хлопец при башлях. Зато как он меня похмелял… это сказка. Мы классно посидели с ним в той ещё культовой «зорьке», нажрались само собой и сняли клеевых тёлок. Поехали к нему на хату и там оттопырились по всей программе.
Да и вчера, вроде, неплохо масть пошла. Поначалу обычно, как закон подлости, полный голяк. Бегали с Лёнькой, терским казаком с Фурманова, по всему центру, как идиоты. Нихуя никого нет. Да рано ещё было, все спали пока. Одного Вакуню, наконец, встрели на Маяковке с фингалом. Ему вчера в Бистро кто-то нарезал. Он, Вакуня, чел бесбашенный и пьяный вабще ничего не соображает. За языком не следит. Гонит своё-чужое и порой нарывается. Ему вабще не везёт иногда по жизни. То на гопстоп нарвётся, то просто так не за хуй получит пиздюлей и ходит на новый год весь красивый.

Вакуня нас хмульнул зачуток, только у него денег не особо и настроение не очень, хоть он фингалы и кремом намазал. Одно его радовало, когда выпили по сотке в той же задроченной «зорьке», что украине, наконец, отключили газ. Это и других мужиков как-то бодрило, когда мы с Терским каких-то знакомых встрели у пивняка, что возле кафе «пионерское» рядом с кинотеатром Октябрь. Мороз крепчает, пиво холодное, у меня ещё эта ширинка не застёгивается нихуя, продрог немного, но базар за то, что украину отключили от газа и хохлы там мёрзнут, как цуцики, конечно, бодрил и ниибацца согревал. А тут кто-то из знакомых харь притащил баклажку нашего рабочего-крестьянского портвешка. Настроение ещё больше поднялось. Ёбнули мы с Лёней Терским по стакану тоже, братва ж она завсегда поделиться пойлом и не даст своим умереть от жажды. Выпили, говорю, только это ж капля в море и слону дробинка.

Постепенно мужики, которые нас хмельнули, рассасались, и мы опять с Терским вдвоём остались. Нарезали ещё пару кружков по центру – опять поражняк полный. Что ж делать? Уже отходняк опять начинается. Нырнули в закусочную на Тухачевке, куда я вабще-то остерегаюсь заглядывать, потому что должен там рублей пятьсот. Но состояние было такое, что поебать на всё. Да и там никого, кроме каких-то упырей, которые угрюмо хуярють свои сотки в одно жало и из-под лобья на тебя зырят. Короче, палево, облом и измена.
И вот идём мы с Терским уже такие понурые и склонные к пессимизму, хотя по натуре оптимисты оба, у меня ещё ширинка эта заебался уже застёгивать, и вдруг я вижу возле кафе на Докучаева знакомую башку жёлтого цвета. Никто иной там как Клюгер рисуется, а рядом, как обычно, Боря, Влад и ещё кто-то из знакомых харь.. Чувствую я, что теплеет, вроде, хотя на улице мороз уже под сорок градусов. Подходим с Терским, поздравляем братву с праздничком и интересуемся сразу, как у них насчёт вмазать. А они без разговоров на вход показывают, типа заходите, присаживайтесь. Ну, мы сразу в тепло нырнули – там, бля, стол накрыт и ломится от водки и закуси. Я сразу ёбнул фужер водяры и с большим удовольствием заторнул солянкой из Владовой тарелки. Чуть её полную не съел так на жратву пропёрло, потому что бухал-то уже семь суток, а ел очень мало. Да ещё давно уже мечтал соляночки поесть.

Ну, и пошла масть короче. Оказывается Влад банкует. Он типо хату продал и типа её резко пропивает. Бывает. Сидели довольно плотно. Если бутылки на столе кончались, Влад резко давал денег, и кто-то сидящий с краю шёл к стойке за пойлом. И как хорошо было посидеть в такой тёплой компании. Такое ведь теперь не часто бывает.  Больше по праздникам. Базарили хуй знает о чём, как обычно, но разговор был приятный и все ж свои кругом, одна шобла. Нет, заебись, комраты, вот так хоть на Новый год посидеть со своими пацанами.
Потом постепенно пацаны отъезжать стали. Сначала Клюгер едваживучий стал себе такси вызывать, ему ж далеко на Лавочкина переться надо и никак не мог вызвать тачку, так пешком и поканал на автопилоте. Тут Влад начал блевать прямо на стол. Боря тот вабще заснул и не реагировал на удары в плёчо и даже по тупой башке. Он не плохой пацан, но довольно смурной и быстро отъезжает. Другие тоже чего-то приуныли, только мы с Терским держались до поры. Лёня всё ж не выдержал в оконцовке, нервы то не железные на лохов кругом смотреть и слушать их левую пиздёшь.  Задрался с кем-то из посторонних, а я чувствую, что меня накрывает капитально и пошёл до дома. Благо живу-то рядом. 

Нехуёво, кароче, вчера погуляли, а вот сегодня мне не везёт что-то. Да рано ещё, все мужики пока бухие спят. Праздник же продолжается. А вабще надо пойти прогуляться по разным нашим точкам. Мало их в центре осталось, но есть ещё несколько. Так я рассуждал, сам себя утешая, и тут вдруг в кафе резко входит Наташа Смерть. Готичная, как обычно, но совершенно на удивление трезвая. Летит ко мне, садится и, не здороваясь, спрашивает: есть у тебя что-нибудь? Пока нет, отвечаю. – А будет? – она домогается. – Щас кто-нибудь придёт, Вакуня, например. Не ссы, Наташка, похмелимся.
У Смерти, вроде, надежда в глазах появилась, однако тотчас угасла.
- Я тебя расстроить хочу, - говорит и грустно так на меня смотрит.
- Ну, попробуй, - отвечаю, - может, мне полегчает.
- Ты Грека помнишь? Ну, парень у меня был двадцатипятилетний, у тебя ещё как-то зависали с ним?
- Когда ты ногу что ль у меня сломала?
- Ну, конечно. – И Смерть улыбнулась даже, но тотчас нахмурилась.
- Грек-то повесился.
- С какого перепуга?
- Да он пил где-то в компании и случайно пацана какого-то убил. А в зону больше не захотел, у него итак четыре ходки было. Повесился на велосипедной цепи.
- Изуверец, - заметил я и посмотрел в окно. Нет, надо валить отсюда. Под лежачий камень вино не капает. Надо пройтись по заведениям. Может, кто и ожил ещё.
- Если сейчас срочно не выпью, - шепчет мне Смерть, - разхуярю нахуй эту ёбаную «зорьку». Уже Грека помянуть не дают, скоты.
Тут я решил точно менять диспозицию и покинул Смерть.

Tweet