Нет, то есть – да! – истину глаголют проклятые святоши: «Благими намерениями вымощена дорога в ад!». Ну, на русский это давно переведено так: «Хотели, как лучше, а получилось, как всегда!»
И в этом я недавно в очередной раз с горечью убедился.

А всё Вася Пупкин, ебать мой кактус!
Человек только что женился, два месяца назад – нашёл-таки дурную косулю.
Почему косулю? – Не потому, что ноги мохнатые, а потому, что она его, своего неоглядного,  только одним глазом может обфокусировать, другой в это время кокетливые орбиты выписывает. А Вася от этого приходит в неистовое возбуждение.  И в ослеплении  своей влюблённости лезут в его светлую лысую голову всякие безобразности.
А всё жена его – окулярия  интеллигентная, инфузория в туфельках - просто за уши Пупкина-своего-Хуюпкина к прекрасному тащит. Прикиньте, раз на балет даже затащила! Короче, натурально подрывает жизненные силы.

Тут на днях.
Сидим в спокойной обстановке.
Культурно бутылочку взяли.
Беседуем. О продажности футбола. О продажности местного начальства. О продажности политики, как явления.
Вторую бутылочку взяли – я сгонял.
Беседуем дальше. О продажности доллара. О продажности женщин. О продажности всех гандонов вообще.

И тут Васька безо всякого подготовительного переходу обвёл кухню неспокойным  взглядом  Ивана Грозного и говорит словно на мертворожденных языках, видно допился уже до зелёного писа :
«А я тебе вот что скажу, Абармот…» - а я Абармотов, тоже  Василий, только - Иванович, -  «Вот, что у нас за  косность и рутинность во всех делах?! Нет у нас творческого подхода к обыденности! Что это - дефицит креативности, творческая импотенция, издержки менталитета?!»
Я обалдел: «Вась, ты это о чём? Какая там импотенция? Причем здесь менты? Да, бля… Видать, твоя какой-то заразой умственной тебя заразила уже!»
Васька передернулся  недовольно: «Блядь, я же тебе русским языком, Абармотов,  говорю: Тупиздни мы! Думать нихуя не можем! Распиздяи и лоботрясы мы!»
«Не, ну теперь понятно! Да! Точно! Только твоя очередь в лавку бежать! Ты мне такими загогулинами, Пуп, мозги-то не еби! Беги в магаз!»
Пуп обиделся: «Да, схожу я тебе в магаз! Меня другое беспокоит!»
«Ну-ну! Что-нибудь венерическое?»
«Да, ну, тебя нахуй! Тьфу-тьфу-тьфу! Да напряги ты свою серую извилину! Завтра восьмое марта! Надо любимым женщинам подарок сделать!»
«Ну-у-у, ты даешь! Жена мне, ещё когда получку отобрала, сказала, что я ей на восьмое марта духи подарю. А Люське из экономического я трусы эротические присмотрел… Да, нахуй! Я её лучше без трусов выебу! А ты своей цветов охапку подари или духи какие или … вон трусы эротические – скажу, где видел! »
«Вооот! Вооооот! Я тебе про это и говорю! Нет у тебя… у нас… фантазии! Надо такое подарить, чтоб одаряемая задохнулась от счастья и на всю свою остальную жизнь твой  подарок запомнила, блядь!» - Пупкин-даун от возбуждения мозжечка и непосильного умственного напряжения слюнями полкухни забрызгал и полную пепельницу на пол смахнул в экстазе своего красноречия.
Мне бы его сразу нахуй послать!
Ну, или -  в магаз за пол-литровкой… Эх! А я уши свои под его доширак развесил, как идиот, ебать мой кактус:
«Ну, и что ты такое вот предложить можешь, чтобы баба твоя ёбнулась плашмя от восторга?»
«Да, вот…» - Пупкин тяжко вздохнул с самоосуждением – «…нихрена я придумать такого не могу… Тупиздень хуле!» - и протяжно вздохнул, словно его приговорили к отрезанию всех яиц без наркоза.

И что-то так мне от этого его последнего вздоха жалко его стало, что я на секунду задумался: «Да уж… Я помню чудное мгновенье…»
Пупкин подскочил до потолка: «Вася, ты гений!»

Не, мне чужая слава и в хуй не впилась: «Да, я, конечно, гений, спорить не буду! Но про чудное мгновенье Лермонтов написал, вообще-то! Юрий Михайлович!»
Васька-пёс не смог снести моей эрудиции, полез впоперёк пизды: «Ну, положим, не Лермонтов, а  Тютчев!» - и видя, что я готов кинуться в диспут, поспешно добавил -  «Но  не в этом … вопрос! Бабам поэзии в прозе жизни не хватает! Надо симфонию сочинить поэтическую! Ну, а довеском и вялые цветы подойдут! Главное – внимание!»
«Ага, и вынимание!» - тупо пошутил я.
Но Вася на шутки уже не реагировал: «Так, значится, пишем поэтическое стихотворение!»
«С Восьмое марта поздравляем…» - тут же на правах гения выдал я.
«Счастья радости желаем…» - подхватил Василий и тут же скис -  «Как-то сильно  негениально…»
«…Ебаться с вами мы желаем! Гениально?»
«Не, Вась, хуйня у тебя получается!» - удовлетворенно произнёс Пуп.
«Конечно, хуйня – жена этого не поймёт. А вот Люське для затравки можно такое зачесть! Может в жопу даст от неожиданности.»
«Я же тебе говорю – должно быть высокое искусство!» - чеканя слова, гневно возопил Пупкин, видя, что Муза уводит меня  в тернии анала, - «Искусство!!! А ты жопа-жопа!» 
Позавидовал, верно.
«Ну, давай сочиняй своё высокое искусство…»
Для начала Василий  – честь ему за это и хвала – сбегал в магазин. Принёс два литра.
«Поэзия» - говорит, -  «это такая тонкая материя… Это тебе не трусы эротические! Гораздо тоньше!»
Разлили. Выпили за Лермонтова. За Юрия Михайлович.
Разлили. Выпили за Тютчева. За… короче, за Тютчева.
Разлили. Выпили за Александра Сергеевича. За … короче, за него – великого русского ефиопа!
Василий достал шариковую ручку – вручил мне. А бумаги - ну ни листочка найти не может! Блядь, Шерлохомс херов!
Я типа в шутку говорю: «Туалетную бумагу тащи!»
Он вообще сконфузился: «Тоже нихуя нет! Вторую неделю газетой жопу подтираем! Всё никак не купим.»
«Вот, бля! – «искусство»! «поэзия»! А сам поганой газетой  собственную жопу  оскорбляешь. Как ты дошел до такой жизни?»
Васька кровью налился по саму макушку – то ли от стыда, то ли от злости. Ну, я обострять вопрос не стал, а выродил от безысходности гениальную идею: «Газета всё стерпит!» - говорю. – «И твоё гавно и наши стихи! Тащи сюда свою сраную прессу!»
Пупкин стремглав, как подраненный орёл, растопырив грабелки, по стульям, по стенке, по вешалке ползком  слетал в прихожую и приволок какую-то бесплатную газету без картинок. Расстелил на столе.
«Ну, что писать? Я помню чудное мгновенье? Или ну его нахуй?»
«Э-э-э…Мэ-э-э…Мы-ы-э…» - заблеял Пупкин, тисками ладоней сжимая голову. – «Я! Э-э-э…»
Я для начала нарисовал посреди газетного листа залупу, а  потом от нечего делать – ну, не напрягался мой сучий мозг! – начал чертить кружочки вокруг бесплатных объявлений…
«Волоокая, с третьим размером груди … наслаждения рая… звони, приходи!»
Васька ревниво: «Как у тебя гладко выходит… Сука, ты, Абармот! Говорю жеж – гений ты!»
Ну, я уже упоминал, что к чужому слову я отношусь ответственно, я ещё раз повторил свой благородный поступок:
«Нет» - говорю, - «Вася, это я не сочиняю, это я в газете читаю…» - и продолжил  вычитывать – «… страсть моя уведёт вас в небесный астрал… яркий секс, плюс к тому же  орал и анал …»
Вася заинтересовался, бросил тискать виски, набросился на объявления. Пару прочитал, а  потом почесался в паху и говорит; «А давай мы для поднятия вдохновения пару … жриц любви вызовем?! Может, тогда и рифма попрёт?»
«А то! Конечно, порёт! Гении только поэтому и прославились! Только твоя-то когда домой придёт?»
«Да, она на ночном дежурстве. Так что всё заебись!»
«А чего это она где дежурит?» - просто так спросил я.
«Да, в больнице. Она у меня ведь врач!» - гордо поднял указательный палец Пупкин.
Вот это да!
«Она у тебя хоть не хирург?» - мне чего-то плохо стало. Представил, вот попаду я в  больницу с аппендицитом, а там Пупкина с ножиком к моему пузу подступает да своими  перископами в разные стороны пилькает – вместо аппендикса ещё голову отрежет или  чего ещё похуже!
«Нет, она у меня офтальмолог!»
«А чего эти ольфтальмологи лечут?» - интересуюсь на всякий случай.
«Да всякие глазные болезни…»
Ну, тут я не выдержал – заржал, как все кони чапаевской дивизии после психической атаки.
Но Вася не обиделся, даже не обратил внимания - он уже самоотречённо штудировал  объявления: «Смотри! Пятый размер! Нормального телосложения! Все ваши фантазии! А вот! Бюст – седьмой  размер.Худенькая! А эта! Читай! Глубокий минет! Любительский  стрептиз! Анал входит в прейскурант!»

Короче, вызвали двух бля… жриц любви и порока. Пупкину седьмой размер покою не давал, а я себе подобрал девушку без комплексов с приёмом золотого дождя – очень уж  мне захотелось кого-нибудь обоссать ради интереса!

Приехали две музы – словно две медузы: Нинель - лядащая тётка военной выправки в стеклянной  блузке с  висящими до … пизды грудями, точно седьмого размера, если в кучу собрать, и Анджелла - маленький пиздёныш совсем без груди с фиолетовым  ерокезом – в такую хуй каким  дождём попадёшь, тем более - золотым!

Но в нас уже почти по литру впито, а ночь близится к исходу – так что решили вызывать вдохновение подручными средствами – как говорится, на безрыбье и сам раком встанешь.
Растащили баб по комнатам.

Не знаю, что там Пуп со своей Годзиллой делал, а я этой панке вывернул пизду наизнанку, ерокез взлохматил, по самые гланды законопатил и – коль назвалась груздём - собрался побаловать золотым дождём! (Во как, бля, поэзия попёрла-то!)

Но тут - не знаю, что там уж Годзилла со своим Пупом делала –  из Пупкинской  супружеской спальни раздался такой взрыв, что вся девятиэтажка подпрыгнула на полтора метра вверх – я от неожиданности натурально обоссал недоношенную панку с ног  до головы.
И плюс неконтролируемая струя водопадом обрушилась на работающий телевизор – меня через хуй тряхнуло током, отчего я заорал, как припизженный током, а телевизор от стыда зашипел и взорвался – повалил едкий дым горящих и проводников и полупроводников!
В комнату ворвался с непобедимым членом наперевес Пупкин: «Вы чего охуели что ли?! Что у вас такое за взрывы?»
«А-а-а у ваааас?» -  заикаясь, спросил я. С хуя ещё капало.
«У нас – хуйня! Кровать раздолбали в мелкую щепу! А вы что тут натворили?»
«У нас тоже – хуйня… Телевизор неожиданно взорвался… меня током ёбнуло… а…» - я чутко втянул носом сквозь клубы  теледыма феромоны органики  – «…а Анджелка, панка  эта ёбаная, кажется, обосралась…»
«Ну, вы, бля ващще!» - только и смог произнести Пупкин – «Панасоник-плазма, итальянский диван!»
На пороге появилась Нинель - во всей красе седьмой размер, но не только – был там ещё мощный треугольник,  можно сказать, девственно  заросшего рыжей проволокой лобка, лобища!
У Васи хуй опал, а мой - ёбнутый током - неожиданно вскочил на рыженькое.
Вобщем, эдакая картина Репина.  «Арест революционера».

Но нет! К сожалению, это была картина одноимённого художника – «Не ждали!» - ибо на пороге прихожей уже стояла моя жена с совершенно ошарашенным видом и, как рыба, глотала воздух, пытаясь что-то сказать…
В суматохе подготовки подарка я и забыл совсем, что она, лапушка моя, этажом ниже сидит и ждёт меня!
Вот, бля! Бездарности! Устроили канонаду! Тупиздни! И дверь не закрыли – заходите, гости дорогие!

Нина-Годзилла тупо пилькала своими выпученными рачьими глазками, почесывая со скрипом свою рыжую растительность, панка-Анжелла стыдливо обтирала руки, измазанные гавном, о спинку итальянского дивана. 
Пауза явно затягивала…

Первым очнулся Вася Пупкин: «Валь, мы тут  с Васей тебе поэму к Восьмому марту сочиняем…» - вдохновенно произнёс Пупкин, при этом хуй у гада медленно пополз к полпервому.
А мой – наоборои сдулся. Что в общем-то и неудивительно.

«Я вижу!» - гневно поджав губы, прошипела моя оскорблённая половина. – «Спасибо, Вася, вам с Васей! … Пидарасы! Ублюдки! У-у-бью нахуй! И твоя тебе тоже хуй откромсает, Пупкин-Хуюпкин! Уууу-у-у-бьююю!» - жена сжала кулачки, мы нервно напряглись, ожидая атаки, но слабая женщина заплакала и выскочила вон.

Годзилла сконфуженно пёрнула.
Но нас это не порадовало…

«Пиздец!» - грустно сказал Вася, выпроводив наших Муз нахуй.
«Пиздец!» - согласился я.
«И главное, стихотворение не успели написать!» - вот ведь мудак, ещё и об искусстве думает в такую минуту жизни…
Ебать мой кактус!

xxx. Тока што (с кактусом в…)

Tweet