Типичное, для окраин города, весеннее утро. Туман, грязь и слякоть, вонь мусорных контейнеров, разносящееся по двору чирканье метлы дворника. Обычный, очень похожий на среднестатистического работягу, слесарь по фамилии Логвиненко с трудом отрывает голову от подушки и открывает глаза. С трудом, ибо сосед-алкоголик этажом ниже гудел всю ночь, выкрикивая «Зюк хуйль!» и «Дойчен зольдатен нихт капитулирен!». На его усмирение посредством гаечного ключа (включая выламывание двери) ушло полночи. Выматерившись и с ненавистью посмотрев на будильник, Логвиненко идёт умывацца. Умываецца он холодной водой, поскольку горячую вырубили к хуям ради экономии. Продолжая в полголоса материцца, Логвиненко одевается и кладёт в пакет нехитрый завтрак. Завтракать дома времени нет – и так опоздание налицо. В состав завтрака входят: банка вчерашних макарон, два бутерброда с дешёвой колбасой (впрочем, назвать это колбасой можно с большой натяжкой), пакетик чая и банка шпрот. Такой завтрак Логвиненко ест каждое утро уже на протяжении пяти лет, то есть с тех пор, как устроился на работу.

    Выходя из дому, Логвиненко с трудом закрывает тяжёлую бронированную дверь (дорого, но необходимость заставила раскошелицца) и, ступая по окуркам и шелухе от семечек, подходит к дверям лифта. Кнопка у лифта расплавлена и залеплена окаменевшей жвачкой. На двери, рядом с названиями отечественных брендов шоу-бизнеса, маркером выведены затейливые матерные четверостишия. Логвиненко резко нажимает кнопку вызова и ждёт. Лифт едет долго. Наконец дверь открываецца, и слесарь входит в лифт. Зловоние мочи тут же проникает в ноздри. Логвиненко замечает, что стоит в луже самой натуральной ссанины. «Блядь, ебать их всех в ухо, алкаши-зассанцы…Какого хуя было ссать в лифте?» - слесарь прижимаецца к стене и жмёт кнопку. Внутри лифта и кнопки, и надписи также присутствуют. Кнопки расплавлены зажигалкой, к банальным матерным надписям прибавились ещё и изображения, тоже раздражающие своей банальностью. На первом этаже слесарь пулей вылетает из лифта и спотыкаецца об ящик, оставленный кем-то прямо возле выхода. Проклиная соседей по подъезду и их выпердышей-наркоманов,  Логвиненко с трудом находит в темноте дорогу к двери подъезда. Лампочку, недавно вставленную, кто-то уже выкрутил.

    Выйдя на улицу, Логвиненко вдыхает сочный запах помойки, с рождения подозревая, что именно так пахнет свежий воздух. Не успев сказать «как пиздато на улице, бля!», слесарь замечает, что к нему гигантскими прыжками летит здоровенная псина. Остановившись метрах в трёх от работяги, сабакка начинает громко гавкать и скалить зубы. «Не нравицца этой блядской твари запах ссанины из лифта», - подумал слесарь. Откуда-то со стороны близлежащего скверика бежит хрупкая блонда, сжимая в руке поводок. «Джесси, фу!» - кричит она, но сабакка не унимаецца. Логвиненко спокойно идёт к остановке, косясь на гавкающую сучару. «Блядь, не собак развели, а динозавров каких-то с шерстью. Такие не только на хуй ногу отгрызут, но и яйца оттяпают. Статьи нет на этих суководов, бля». Автобус, как и ожидалось, не приезжает по графику. Слесарь заходит в автобус, протягивает деньги водителю и садицца на первое попавшееся место. На следующей остановке в автобус подсаживаецца бабка с завёрнутыми в тряпку сельхозинструментами. Она долго спорит с водителем насчёт льготного проезда, но всё же платит деньги и становицца аккурат возле сиденья, на котором расположился Логвиненко. Тот смотрит в окно, как будто с интересом рассматривая окружающие пейзажи. «Куда ещё эта старая блядища едет поутру? Нарожала, небось, алкашей засранцев, которые путают лифт с туалетом. А ещё уважения требует». Доехав до нужной остановки, слесарь вылазит из автобуса, ёбнувшись головой об заклинившую дверь автобуса.

    Дорога к заводу идёт через пустырь, который в это время года превращаецца в солидное по размерам говнополе. Всё усложняецца ещё и тем, что самую короткую дорогу через пустырь к заводу расковыряли для ремонта труб, но так и забыли закопать, так что теперь пустырь пересекал миниатюрный овраг с перекинутой через него доской. Доска была скользкой от грязи и предательски трещала под ногами Логвиненко. Аккуратно ступая по доске, слесарь благополучно преодолел опасный участок дороги и осмотрел свои брюки. «Во гляди, повезло, только до колен брюки заляпал. А Васька-токарь с утра пришёл, так у него аж на еблище грязь была. И куда смотрят городские власти? Когда эту ёбаную яму зароют? Не уважают, сцуко, рабочего человека…». Скользнув как можно незаметней на рабочее место, чтобы начальство не заметило, Логвиненко рассматривает чертежи и принимаецца уныло и медленно точить детали. Настроения работать никакого, стрелки часов еле двигаюцца. Голодный слесарь весь извёлся в ожидании кратковременного обеда. Но вместо обеда перед ним эти сраные недоделанные детали…

    Наконец, приходит время обеда. Но Логвиненко не спешит в столовую, как остальные сотрудники. Он бежит в парашу, прихватив с собой снедь и сигареты. «Только в параше и поешь, туда народ только после обеда ломит. А так тихо и можно спокойно пожрать. А чаю в конце смены попью». Логвиненко ест осторожно, стараясь не вдыхать зловоние заводского сортира, и размышляет о столовой. «Еду для рабочих вообще стали делать говняную. Что ни продукт – то сраный полуфабрикат. Да исчо и повар мясо ворует, которое на котлеты должно идти. Пидорас толстый, бля…». После обеда, слесарь выкуривает сигарету и идёт срать. На унитаз садицца, как на насест, ибо само сиденье загажено и измазано в дерьме. Вполне закономерно слесарь закономерно промахиваецца мимо унитаза, и, не заметив этого, идёт на рабочее место. Теперь время уже тянецца не так обрыдло и серо, как до обеда, но уже через час работы Логвиненко начинает с нетерпением ожидать конца смены. Замерив сделанные детали, слесарь понимает, что сделал половину бракованных. «Ну и хуй с ним. Пусть техника с этой деталью будет барахлить. Зато хозяин техники будет поломку чинить, а не ссать в лифте по утрам», - оправдывает себя слесарь.

    После смены Логвиненко вместе с токарем Савиным и разнорабочим Бакуровым скидываюцца и покупают в магазине две бутылки дешёвой водки. Присев в одном из дворов на изрезанные и запачканные лавочки, они распивают спиртное, потом идут за добавкой, и, в конце концов, ужираюцца в дымину. После того, как деньги на пропой заканчиваюцца, Логвиненко идёт домой, поминутно падая в грязь. Громко матеря всех и вся, слесарь заваливаеца в родной подъезд и с трудом находит дорогу к лифту. Попав в лифт, Логвиненко с удовлетворением видит, что лужа на полу уже высохла. Он расстёгивает ширинку и ссыт в лифте. «Что ж мне, до квартиры ждать и уссыкацца? Завтра хоть в своей моче поеду». Выйдя из лифта, пьяный слесарь уже не замечает ни криков соседа-алкоголика, ни время на часах, ни отсутствие жратвы в холодильнике. Он заваливаецца спать, попутно наблевав на пол перед телевизором.

Вы исчо ищете корень хуйни, в которой мы варимся, в политике правительства или глобальных мировых процессах? Всё начинаецца с малого…

Tweet