Артем Степанович хмуро смотрел на то, что еще недавно было его домом. Две недели назад всем подъездом «сбросились по червонцу», чтобы сделать ремонт. В тот вечер Артем Панов, капитан МЧС, в полумраке (электрик не успел повесить новый светильник) вляпался в свежую краску тамбура.  Чертыхнулся. Придя на дежурство, попытался оттереть растворителем и еще больше размазал бежевое пятно по синей форме. Выпил «децл» коньяку, припасенного в ящике стола.

Давно это было, практически в другой жизни. Толстый слой пыли, груда мусора, обломков, искореженных бетонных плит – все, что осталось от нее. Стандартная панелька сложилась как карточный домик практически мгновенно.
По негласному правилу МЧСовцы спасали сначала «своих»: коллег, родственников, друзей, откапывая по ходу работ соседей. Степаныч, как уважительно подчиненные называли замначальника пожарной части, руководил «раскопками», пытаясь найти семью. Вот здесь нашли соседку Лидию Александровну по торчащей из развалин руке со старорежимным массивным перстнем. Казалось, что скрюченная лапка старушки пыталась оттаскать за бороду Всевышнего, но не дотянулась. Чуть правее должна быть квартира Панова. В ней шестилетний сын, жена и черный щенок лабрадора Крекер. На счет жены Степаныч не был уверен. Накануне они решили развестись, и Галя не скрывала, что уходит к другому.

Пижамку сына узнал сразу. Грязный кусок ткани, на котором в виде аппликации довольно щерилась панда. Осколок керамики и что-то меховое в слипшемся сгустке. Артем отвернулся. Все правильно, мальчику рассказывали, что самое безопасное место в доме при землетрясении – санузел. Панов после Ленинакана («практика» первокурсника училища внутренних войск) и Нефтегорска (служебная командировка) этот мизерный шанс на спасение усвоил четко. Ребенок усвоил тоже, дисциплинированно спрятавшись в туалете вместе с Крекером.
Баааа…ууу… буууу….  С утра приглушенный рев аккомпанировал поисковым работам. Он не был похож на крик отчаяния или боли. Такие крики уже стихли пару дней назад. Когда казалось, что земля молила о помощи, протяжно рыдала, стонала и бредила. Это было самое тяжелое время, когда не хватало сил, техники и квалификации. (На учениях всегда гладко: новенькая спецтехника, хихикающие коллеги, которым оказывалась помощь в виде пары витков бинта на головы после извлечения из условного завала - бочки или пары шлакоблоков, и красиво написанные отчеты). В реальности – лом, лопата и сбитые в кровь руки, тяжелый сон от усталости прямо на развалинах. Потом дежурные стаканы водки, нехитрая еда из полевой кухни - и снова долбить, раскапывать, вытаскивать. До автоматизма: жгут на конечности, приподнять плиту, шкаф, кровать и прочий мусор, извлечь человека, отнести в палатку к медикам. В палатке все, что ниже жгута, отрезалось. Когда не хватало гидравлических ножниц, подтаскивали генератор, заводили «болгарку», перепиливали арматуру блоков. Вместе с ногами еще живой и охуевающей от такого расклада жертвы: все равно до бедра красные пятна. Главное вытащить - а там врачи разберутся.

Постепенно становилось тише. И реже проводились «минуты тишины», когда замирали все, надеясь услышать слабеющие звуки борьбы за жизнь из подземелья. Сегодня фоном были деловитые перестукивания инструмента, урчание бульдозеров, повизгивания служебных собак, приглушенные матюги добровольцев и спасателей. Изредка вмешивались автоматные очереди – расстреливали мародеров.
Бу-бууу-бууу-бу доносилось откуда-то снизу. И этот вой действовал на нервы. Так действует на нервы любитель петь под караоке, у которого слух и голос Господь предусмотрительно отобрал при рождении. 
- Ооой, то не вечееррр, то не веечеерр! Мнеее мааалым мало спалооось… - от души во все горло орал Анатолий Пушкарь, водитель при местном бонзе. Орал остервенело и ухарски. Наслаждаясь ощущением  каждого движения связок, каждого вздоха и каждого звука. Жив, все еще жив. Как давно не прислушивался к себе. Все отвлекался на суету. Суету и томление духа.
-    Ооой, да во сне привиделось…. – с вызовом неизвестному голосил он.
Смутно помнил, что, синхронизируясь с движениями любовников, сдвинулись стены, лопнула батарея центрального отопления. Боль в ногах, вскрик Гали и … сумрак. Придя в себя, он долго привыкал к новому положению. Жутко болели ноги, потом нестерпимо захотелось есть и самое неприятное – не было возможности пошевелиться. Спину кололи бетонные плиты, а снизу неприятно холодило тело недавно любимой, но мертвой женщины. Особенно шокирующим откровением было, что новая реальность  - осознаваемый конец. Он это понимал.
Кадры «кинопленки» можно было отсматривать тщательно и не торопясь – время было лимитировано и одновременно неопределенно. Детский сад. Первая любовь – девочка из соседней группы с огромным апельсиновым бантом. Потом яркий бант перестали завязывать, и любовь незаметно прошла. Каникулы в деревне. Раздразнил пчел на пасеке деда - на опухшую физиономию приходила любоваться вся школа 1 сентября. Выпускной. На спор выпил бутыль «Довганя» из горла. С тех пор спиртного не пил, чем удивлял сокурсников в пединституте. В армии всего год. Не солдат, а гуманитарное недоразумение. Учителей катастрофически не хватало – служил в убогой деревне. Днем в класс. Вечером в казармы. Случайные встречи с женщинами. Приятно, но пусто. Бывший одноклассник устроил к себе водилой. Жизнь поворачивалась светлой стороной. Но все равно чего-то не хватало. Что-то не сделал. И непонятно, куда делись 32 года жизни. Отвозил бумаги в канцелярию. А там… Замужем. Ребенок. Оказалось, что соседи по дому – мир тесен. Пригласил на обед. Как бы в шутку ревновал. Любовь? Не успел понять.
-    Меееняаа держалааа за ногиии земля.. гооооолая тяжеооолая земля.. меееееедленно любила, пережевываяааа…….
Рассмеялся. Настолько забавным показались слова песни. Сам бы он тоже не отказался от воды и чего-нибудь пережевать. Толик читал в одном рассказе Кинга, как человек съел сам себя. И еще слышал про выживших людей в авиакатастрофе в ебенях Южной Америки между Парагваем и Уругваем.  Но в отличие от героев ужастиков, Анатолий был скован в движениях. Все, что было в его распоряжении, ограничивалось уже попахивающим ухом любимой женщины. К собственному удивлению, циничная идея утолить голод не шокировала. При такой иронии даже ошпаренные кипятком собственные ноги скоро покажутся деликатесом (как никак термическая обработка). От этой мысли развеселился еще больше. Да уж, последняя трапеза. Райских кущей точно не видать.
- А в аду теплее, - ободряюще сказал сам себе. Остался один страх неизвестности. Все плохое «здесь» с ним уже случилось, и вопрос, что будет «после», занимал Пушкаря все больше.
-    Уходим, уходим, уходим… настанут времена почище.. бьется, родная,  в экстазе пылая…
 
- Степаныч, если слева подгрести трактором, то можно приподнять блок. А там, глядишь, и до этого певуна доберемся. Шансов мало, но все-таки. Хотя, парень, кажется, там крышей съехал. Пользы нашему государству от него никакой. Мы и так собесу вон сколько накопали, - пьяно ухмыльнулся чумазый парнишка из инспекторов ГПН.
-    Че, дурак, мелешь? Капитан, на счет трактора он прав. Попытаться можно, - влез в разговор пожилой дядька-доброволец.
Огромная красно-желтая луна лениво выползала из-за горизонта, сменяя на посту тяжелый рабочий день.
Артем губами вытащил сигарету из пачки, задумчиво пожевал фильтр, глубоко затянулся ароматом дыма и выдохнул:
-    Здесь живых нет. Все. Сворачиваемся и уходим.

Tweet