Панкрат. Аспирант истфака. Человек где-то незаурядный, но однозначно желчный, циничный и злорадствующий. Среди его прочих многочисленных особенностей было следующее - конституция этого субтильного обладателя звучного, а также, вероятно, русского имени была такова, что от ста грамм выпитого он пьянел как иные не пьянеют и от литра, быстро трезвел и имел жутчайший похмельный синдром, вследствие чего никак не мог отправиться в длительный запой - объект мечтаний воспаленного воображения и ушибленного самолюбия. По сему неудачи свои на поприще алкоголизма компенсировал преимущественно посредством злословия и издевательств над окружающими. За это окружающие иногда давали пиздюлек. Масла в огонь неудач Панкрата подливало его хроническое безденежье. Вообще, конечно, дух этого самого безденежья, а где-то даже и неприкрытого нищенствования, постоянно витал в воздухе над нашей троицей, но никто из выпивавших так не любил денег и не страдал от их отсутствия, как Панкрат. Очень долго он пытался утопить свое горестное мировосприятие в алкоголе, но никак не мог по вышеописанным причинам - и вот, уже где-то на грани между трезвостью и безумием на глаза Панкрату попался непонятный курсовой проект на тему зооцентризма, или зооморфизма, или еще чего-то в этом духе. Среди прочей поебени там описывался обычай каких-то древних племен ассоциировать животных с желаемыми предметами материального мира в попытке таким образом обладать последними. Собаку, допустим, называли Дождем - считалось, что пока эта собака у хозяев, их посевам обеспечена влага; быка называли Миром, корову - Домом, ну и дальше в таком духе. Хитрый Панкарат без всяких колебаний дал тутже купленному на птичьем рынке хомяку кличку Деньги. Через неделю хомяк сдох. Как выяснилось от хронического отсутствия оных - Панкрату не на что было его кормить, он сам в тот период питался по знакомым. Панкрат не унывал. Далее были: попугайчик, рыбки (он всем тогда говорил, что у него деньги в аквариуме плавают), морская свинка, крыса, наконец, собака, но ни одно из животных не задержалось у нового хозяина надолго по разным причинам и с разным исходом. Казалось, само Проведение говорило Панкрату, что называется русским по белому, мол, успокойся - денег у тебя не будет. Настойчивый аспирант отказывался в это верить. Вот и теперь на его худых коленях сидел невнятного вида потрепанный, судя по всему, недавно пойманный кот или кошка с гордым именем Деньги и грустными глазами, которые то и дело, казалось, пытались поймать взгляд Панкрата и заглянуть ему в лицо, взмолившись: "Отпусти! Помру ведь у тебя…" Панкрат, чувствуя кошачьи поползновения в сторону окна, присекал их крепкой хваткой, никак не желая расставаться со своим зооцентром… или зооморфом - неважно. Кот продалжал озираться по сторонам в поисках поддержки. Лица компаньонов хозяина были задумчивы.
Задумчивость суть весчь возвышенная. Задумчивый вид по сему есть нечто прекрасно-одухотворенное. Другое дело, что приобрести такой вид может далеко не каждый. Это, если хотите, дар, да и если не хотите - однохуйственно… Шайба этим талантом обладал, знал это, паскуда, и пользовал по любому поводу. Хотя думал при этом, если вообще думал, о какой-нить, условно говоря, хуйне - типа скажет про себя любое слово, самое обычное, как, например, "калбаса", "туго" или там "пирдеть", повторит, про себя опять же, это слово раз пятьсот или более - и на манер шамана таким образом доводит свой мозг до такого филологического исступления, что в конце концов привычное казалось бы словцо начинает звучать как речь китайца, звуки становятся какими-то чужими и непонятными, а смысл и подавно теряется в дебрях самогипноза. Так, бывало, выйдет из подобного ступора, подымет медленно голову, упрется взглядом куда-то сквозь и молвит по слогам, степенно и удивленно: "п-и-р-д-е-т-ь. - странно звучит-то как…"- а потом хуяк - и дальше втыкать. Мастак. Поэтому все думали, что Шайба пиздец философский типаж и относились с уважением, даже с пониманием, мол, водку жрет не просто так, а по каким-то идейным соображениям. Вот и прозвище свое получил оттого, что как-то раз поднял медленно голову и молвил по слогам "ш-а-й-б-а…", хотел было что-то добавить, да ебнулся с табурета головой оземь и в отруб - много выпили тогда. Потеряв таким совсем неспортивным образом два передних зуба, и взаправду стал походить на хоккеиста, а потом уж как это бывает и прекратил от клички вовсе отнекиваться, приклеилось.
Кирилл же Викторович, напротив, был человеком энергичным, можно сказать, экспрессивным. Культурными талантами не обладал, отчего экспрессию свою обычно выплескивал прямо и незамысловато, не то, что там художники или писатели разные. Хотя рисовать любил - все больше темно-синим по светло-розовому - так вот настучит кому-нить по ебальничку и успокоится. Ждет вдохновения, авангардист хуев. А когда трезвый, тихий такой и молчит все время - стесняется глупым показаться. Это он Панкрату в одном из своих откровений признался, на что последний ему отвествовал: "пиздец, Кирилл Викторыч… а когда ты, к примеру, вчера по всему району с хуем на абордаж бегал и орал, что ты Лариса - не стеснялся?!". Аргумент был, конечно, веский… И без того натруженный мозг Кирилла Викторовича не сумел уловить связи между хуем последнего и некоей Ларисой. "Какая-такая Лариса?... - удивлялся про себя Кирилл Викторович - и почему Лариса, если с хуем…" Пытаясь понять логику собственного поведения, Кирилл Викторович, оказавшись, как правило, в тупике, впадал в байроновское уныние, - "…и главное Ларис я никаких незнаю… почему Лариса-то?…" Усугублялось все тем, что Кирилл Викторович мало что помнил из предыдущего дня и потому все больше склонялся к мысли, будто гадкий Панкрат сам все придумывает, дабы ему, Кириллу Викторовичу, стало бы от этого плохо… Шайба, как всегда, прервал ход кириллвикторовичских мыслей, подняв задумчивый лик и произнеся беззубым ртом по слогам то ли "муди", то ли "люди", то ли еще что-то. По нехарактерному выражению лица было видно, что в этот раз Шайба ждет какой-то неизбежно бурной реакции на гениальную реплику. Надежды не оправдались, Шайба грустно вернулся в исходное состояние.
Они не были старыми алкоголиками - этих персонажей будет уместней называть молодыми, но умудренными опытом любителями времяпрепровождения. С определенной периодичностью они собирались на квартире у Кирилла Викторовича, чтобы распивать спиртное, орать матерные песни, ругаться, бить ебасосы и попадать в милицию. Причем каждый раз они шли на это вполне осознанно, с полным принятием последствий, что само по себе относит этих чилавеков к разряду все-таки разумных, хоть и приматов. Продолжалась фиеста, как водится, в течение пары-тройки дней, но в конце концов всегда наступало утро, когда денежный тыл давал трещину; все выпито, съедено и сблевано; во рту говно и сухо, а воображаемое желанное пиво - недосягаемое благо.
Загаженная комната на втором этаже. Жаркое летнее вонючее утро. Низкий журнальный столик, вокруг которого собрались три страдающих от болезненного похмелья человека в семейных трусах некогда самой понтовой на свете советской моды - модель парашют. Потные люди сосредоточенно пытаются собрать растекающиеся по внутренностям мысли в кулак. На лицах - варыжение глубокой сосредоточенности. У одного из них на коленях нервничающий кот.
Натюрморт. Что в переводе означает мертвая натура…
Панкрат поднял руку, чтобы почесать анфас, при этом опрометчиво оставив Деньги без присмотра. Кот, почуяв свободу, совершил резкий марш-бросок в сторону давно замеченного им окна, ебнулся мордой о стекло и сполз за батарею. Все произошло слишком быстро, чтобы кто-то из присутствовавших что-то заметил. Однако, Панкрат, придя в чувства от такой животной наглости, хотел было ринуться к батарее, но ноги не послушались, поэтому "ринуться" не получилось, а получилось "встать, ебнуться, присесть на корточки, посидеть, опять встать, опять ебнуться, но все-таки чудесным образом приблизиться" к батарее. Кот Деньги, впервые, похоже, за свою свободную уличную жизнь столкнувшийся с прозрачным объектом, пребывал в состоянии некоего недоумения, сидя прямо на жопе. Панкрат не глядя потянул к нему руку и внезапно на полу нащупал нечто бумажное. Вытащив это на свет, он обнаружил в своей руке пятидесятирублевую купюру, методично кем-то заплеванную и прожженую в двух местах видимо сигаретой. После нескольких мгновений бездумного созерцания находки его, то бишь Панкрата, наконец, накрыла волна чувств самого широкого диапазона. Он не знал чему больше радоваться - тому что в руках у него виртуально была баклажка пива и пачка сигарет, или тому, что наконец-то, после стольких мучений обычай ебаных ацтеков или кого-то там еще заработал, и Деньги стал и вправду притягивать деньги. Панкрат не смог все это выразить словами, поэтому выразил истерическим смешком и длинной, неожиданно появившейся из носа соплей. Кот Деньги был тутже схвачен. На морде несчастного животного стали заметны следы мучительного осознания грустнейшей перспективы провести остаток своей кошачей жизни в качестве подневольного талисмана неудавшегося алкоголика Панкрата. "Боже мой, - подумал кот, - когда ж я сдохну блять… "
Надежда все ж таки показала свои большие сиськи в убогой квартире Кирилла Викторовича - утро, наконец, преобразилось ожиданием прекрасного, поскольку Шайба был незамедлительно отправлен за пивом. Настала нервная тишина. Кирилл Викторович с задумчиво опущенной головой рассматривал вывалившийся из штанины семейников хуй, который теперь в его мыслях был неразрывно связан с какой-то совершенно запредельной Ларисой, а Панкрат машинально приобрел вид параноидального золотоискателя с горящими тяжелым психическим заболеванием глазами, изуродованным улыбкой лицом и испуганным, нервно поглаживаемым котом в руках. Кирилл Викторович, подняв глаза, поймал себя на мысли, что именно таким с детства представлял Гитлера, не хватало только пидорских усиков и какого-нить Бормана со шмайсером наперевес. "Аусвайс папирен битте…" - всплыло почему-то в его голове, некогда изучавшей немецкий язык.
Что заставило Шайбу купить не пластиковую баклаху, а три стеклянных бутылки пива, история умалчивает. Но зато история прекрасно знает, какая мысль мелькнула в больной голове Кирилла Викторовича, когда тот услышал прямо за дверью звук бьющегося о бетонные ступени стекла и, мгновением позже, удаляющийся топот спешно ретирующегося Шайбы, - мысль эта была односложна и бескомпромисна: "УБИТЬ".
Кто-то называл Шайбу тормозом, отчасти так оно и было, но что касалось интуитивных действий в критический момент опасности, Шайба всегда был поразительно проворлив и сообразителен. Сейчас, когда пиво было предательски уничтожено пОтом дрожащих рук, был именно такой момент. Уже отбежав метров на двести от дома, Шайба решился все-таки обернуться. К его ужасу в непосредственной близости находилось тело семенящего в его направлении Панкрата. Ужас быстро прошел, поскольку Панкрат был явно занят какими-то своими наполеоновскими мыслями, - он, крепко прижав к груди охуевшего кота, с идиотской улыбкой, смотря куда-то вдаль, почему-то обогнал Шайбу и на автопилоте двинулся в сторону автобусной остановки. Шайбу пугало другое - разъяренный Кирилл Викторович, грузно передвигавшийся какими-то нелепыми, но дюже страшными прыжками. Он уже практически настиг беглеца. Шайба вовремя опомнился и рванул со всех ног, обогнав-таки ушедшего вперед марафонца Панкрата.
Спринтерское трио в семейных трусах совершало уже свой второй круг по периметру микрорайона, когда усталость и одышка взяли свое. Произошла почти синхронная остановка, при этом диспозиция нарисовалась следующая: впереди всех (по направлению движения, естественно) находился еще пока живой Шайба, за ним оказался занятый сугубо материальными размышлениями о грядущих миллионах и все еще улыбающийся Панкрат (тушка полузадушенного кота безвольно болталась в руке), завершал несостоявшуюся эстафету мастер спорта по пиздюлям Кирилл Викторович. Все трое, упершись руками в колени, тяжело с присвистом дышали не в состоянии продолжать бег. "С-с-сс-у-у-кк-а-ахх…", - с придыханием прошипел Кирилл Викторович. Ненависть его к Шайбе не только не угасала, а, по-видимому, совсем даже наоборот - увеличивалась с каждым пройденным метром. Панкрат молчал, ему, похоже было по хую, он бежал так, за компанию. Не по хую зато было Шайбе. Зная крутой нрав Кирилла Викторовича, он уже обдумывал план бегства из города, а возможно, и из страны. Немая сцена, как у Гоголя. Прошло несколько минут. Кирилл Викторович придумал хитрость: сделав вид, что завязывает шнурки на своих узорных домашних сланцах, он незаметно поднял с земли очень кстати оказавшийся рядом кусок силикатного кирпича. Честно говоря, незаметно это было только для витающего в золотых облаках Клондайка Панкрата. Шайба раскусил удумавшего убийство кирпичом Кирилла Викторовича, но бежать дальше просто не мог, поэтому, плюнув на все, упал. Кирилл Викторович тем не менее продолжал целиться в недвижное тело Шайбы. Все также тяжело дыша, как-то нелепо вяло, жестом уставшего орангутана и со словами "пполуччи, сука, паустфатрон…" Кирилл Викторович без замаха метнул кирпич и, попав прямо улыбающемуся Панкрату в затылок, было обрадовался, чисто рефлекторно, мол, попал… Куда именно попал, он осознал мгновением позже, когда туловище теперь уже расстроенного Панкрата рухнуло, приземлившись в ногах лежащего Шайбы. Еле живой кот Деньги на последнем издыхании выполз из-под хозяина и как мог быстро удалился в направлении горизонта. Смеркалось.

Tweet