Известие о том, что на местную фабрику по переработке вторсырья поступил вагон бракованных презервативов, взволновало учеников старших классов. И назавтра многие старшеклассники явились с карманами, доверху набитыми невзрачными бумажными пакетиками со скользкими бледными резинками внутри, похожими на воздушные шарики. Но мы то знали, что это за воздушные шарики! У нас уже пробивались волосы на верхней губе и в других местах!

Это сейчас все стали такими смелыми, и любая пигалица может сказать на кассе: “Дайте мне три! А лучше десять!” А раньше не то что подросток, не каждый взрослый решался зайти в аптеку и попросить “стыдную” резинку. В самом слове “презерватив” был оттенок какой-то непристойности, и на публике его старались лишний раз не употреблять. Чтобы не произносить табуированное слово, был даже придуман специальный эвфемизм: “резиновое изделие номер два”. Человек, чтобы не смущать себя, теток в очереди и молоденькую продавщицу, так и говорил – дайте мне резиновое изделие номер два! Мол, я это не на хуй надевать буду, а так, от дождя спрятаться...
Простые люди, надо отдать им должное, и в те времена называли вещи своими именами: резиновое изделие - “гондон”. И плохого человека называли тоже - “гондон” (г – фрикативное ). Не знаю с чем это связано, с плохим ли качеством советского презерватива или с органом, на который его надевают, но слово было крайне популярное. В частотном словаре старшеклассника оно занимало почетное второе место. А какое слово занимало в частотном словаре старшеклассника почетное первое место, я говорить не буду, вы и сами, небось, хорошо знаете... Но в качестве обращения к другому ученику это, конечно же, было первое : “Слышь, гондон!”

Так вот, то, что потом началось в нашей школе, иначе не назовешь, как эээ... кондомный терроризм. Предмет интимного обихода, “стыдная” резинка, презерватив, присутствовал в школе повсеместно и тотально: валялся между парт в классах и коридорах, висел, завязанный на ручках дверей и окон, на классных досках и даже люстрах. Случайному человеку могло показаться, что он попал не в образовательное учреждение , а в тайное гнездо чудовищного разврата. А не случайному... Тетка из районо, зайдя с инспекцией и разглядев, что за резинку растягивают на перемене две третьеклассницы, просто свалилась в обморок, и её увезли на скорой. По всей школе стоял мрачный запах жжёной резины, изделие номер два массово поджигали и бросали в мусорные урны. На уроках ученики развлекались, демонстративно надувая презики, надевали их на линейки, пеналы и прочие малоподходящие предметы; второгодник Плыха на последней парте все пытался натянуть презерватив даже на свою скромного размера голову, на что Михаил Наумович, учитель языка и литературы, метко и едко заметил, что будет лучше, если Плыха всё-таки презентует его своему родителю, чтобы у Плыхи не дай Бог не появился братик и не дошел до этого класса. На переменах самые отчаянные наполняли презервативы водой из крана. И вместивший несколько литров воды латексный пузырь летел из окна в зазевавшегося школяра. Сначала в школяра. Потом полетел и в нелюбимого учителя. Бедный учитель математики Крушинский, положивший всю свою жизнь на алтарь образования и давно уже существующий на грани нервного срыва, попал под удары жидких “бомб”. Мокрый и оскорбленный, вздымал он к небу руки, призывая его обрушиться на головы неблагодарных учеников.

Если кто-то думает, что я отсиживался в сторонке и не принимал активного участия во всеобщем веселье, то он сильно ошибается. Своей соседке по парте, отличнице и примерной девочке Маше за то, что: а) не давала списывать контрольные по математике, б) просто не давала - я незаметно засунул несколько кондомов под обложку её образцового дневничка. Один пакетик я, коварный, добавил вскрытым и пустым. После этого Маша отсутствовала на занятиях три дня. На четвертый она появилась, тихая и бледная, и не глядя в мою сторону, попросила классную пересадить её за другую парту. У Маши, к слову сказать, был суровый отец. Он работал начальником местной пожарной охраны. Суровый и мстительный. И после той шутки мне не раз приходилось покидать школу по пожарной лестницы, чтобы избежать встречи с Машиным отцом, коренастая фигура которого угрожающе маячила у школьных ворот, не предвещая мне ничего хорошего…

Чтобы прекратить вакханалию и спасти честь школы, директор  собрала всех мальчиков старших классов и, выстроив их перед собой, произнесла гневную речь, суть которой сводилась к тому, что если мы не возьмемся за ум и не перестанем таскать в школу всякую дрянь, то она собственными руками оторвёт нам то, на что одевают эти грязные штучки, и они нам больше никогда не пригодятся.

Несмотря на то, что директор постоянно сбивалась на истеричный крик, а иногда и слёзы, угроза показалась нам вполне серьёзной, и вскоре в школе воцарилось прежнее спокойствие и тишина. А мы с Машей, как не странно, спустя некоторое время сделались близкими друзьями.

Tweet