Над полем висели яркие звезды. Порой какая-то из них срывалась и летела вниз к горизонту, падая в обожженную степную полынь. Иногда, будто соревнуясь со звездами в яркости, взлетала шипящая ракета с дымным лохматым хвостом. Повисев немного, она тоже тянулась к земле, но вульгарным полетом своим лишь вызывала недоумение смотрящих сверху мерцающих огоньков.

  Гарик Манукян со своим бывшим одноклассником и сокурсником мореходки Веней Садакисом лежали на дне небольшого  окопчика,  укрывшись бушлатами. Под голову Гарик подсунул плоский снарядный ящик, накрыв его бескозыркой,  Веня для этой цели воспользовался шинельной скаткой и намеревался уже дать по храпаку, как был разбужен шорохом и бряцаньем консервных банок привязанных к колючке.
-Стой! Кто идет?- клацнул затвор 
-Не шелести, мазута…артиллерийская разведка.
-Пароль говори.
-Куяльник.
-Хаджибей. Проходи.
В окоп с бруствера посыпалась глина, и свесилось три пары сапог. Сапоги втянули за собой  троих перемазанных грязью солдат в телогрейках и пилотках.
- Курить есть, мореманы? –спросил один из них.
-Есть…только ниже сядь- вдруг снайпер.- Веня протянул ему кисет с махрой.
-Да какой к хуям снайпер? Румыны перепились с вечера и дрыхнут. У них праздник какой то… Мы через их пост прошли насквозь- там только один заблеванный пацан сидел. Стрелять думал сучонок. Пить хотите? Вот водичкой разжились…-он протянул матросам трофейную приплюснутую флягу.
  Жадно по очереди матросы присосались к фляге и, выпив ее наполовину, с сожалением вернули разведчикам.
-Да пей всю. У нас полсидора воды. И арбуз.
-Арбуз? Откуда?- оторвавшись от горлышка, Веня передал воду Гарику.
-На нейтралке бахча. Там дыни и арбузы. Румыны тоже туда лазят, им ближе…Ну до скорого, мореманы…-разведчики затерли сапогами окурки и вылезли пригибаясь на бруствер…
-Гарик, ты слышал? Там арбузы…сочные, наверное… щас как раз для них время…
-Могли бы и скибочку дать …разведчики тоже…
-Не тошни. Водички попили хоть. У меня в горле как наждаком натерли…
    Воды не хватало всем. Город слал на передовую воду, отрывая от себя последние капли жизни. Август был сухой, за месяц не выпало ни одного дождя и пыльные  акации скукожили свои мелкие листочки под жарким летним солнцем. Портовые опреснители попали под авиабомбы еще в первые авианалеты в июне. Один раз только диверсионная группа прорвалась на Беляевскую насосную станцию, и ценой их жизней в город полчаса  шла ржавая теплая вода…  Город умирал.

Сменившись с  поста и выслушав нотацию о вреде и опасности для здоровья и жизни курения на посту особенно в вечернее и ночное время от начкараула Фидерко, Гарик и Веня поковыряли сухую пшенную кашу, получили пайковую воду и прилегли покемарить. Несмотря на раннее утро, было уже жарко и на небе не висело ни одного приличного облачка. Дождя не ожидалось и сегодня.
-Слышь, я вот про арбузы все думаю. Там жеж  цельное поле сочных арбузов.- Веня обратился к товарищу.
-Да не плохо было бы арбуза щас зарезать. Такую толстую скибочку…с середкой и семечками плюваться…Помнишь как в Арбузной гавани «херсонов» воровали после уроков? А «туманы» какие были сочные и крепенькие, что твои поросятки. И краюху черного хлеба с солью…красота!  Вот времена были…
-Может, махнем по тихому?
-А посты как?
-Да там наши сегодня стоят, из мореходки…Москалюк и Котя Пивоваров…  Пройдем.
-Ну так дыж под утро можно слазить, только чтоб начкараула не прознал.
На том и порешили.

    День выдался спокойный, лишь с румынской стороны раздавалась изредка пулеметная трескотня, и над позициями крутился пару раз «мессер». Потом он развернулся к Фонтану, где попал под обстрел зениток, установленных на трамвайные платформы и курсирующих по 18-му маршруту среди пыльных садов и выжженных солнцем огородов. После обеда с «Январки» приехали «танки». Это были трактора, наспех обшитые листовой сталью и покрашенные в зеленый заборный цвет.  Перепачканные свежей краской «танкисты» вылезли из-под круглых пулеметных башенок, и попали под град насмешек со стороны завсегда не прочь позубоскалить моряков.
-Ты бы бля телегу еще припер воевать…или сноповязалку...
-На тракторе в танковые войска, а на свинье или на корове - в кавалерию… …
-А что на быка сел, и давай вилами и рогами румын тыкать, как Григорий Победоносец…
Танкисты огрызались хмуро. Еще бы не хмуриться. Вчера на испытаниях самодельных танков комиссар на пробу выстрелил из трехлинейки в лобовую »броню». Пуля пробила навесную защиту и расплющилась об стальную спинку тракторного сидения. Главный инженер обещал броню доработать, но этим двум «танкам» уже скоро предстояло идти в бой. Комиссар пошутил тогда: - Воевать им недолго, зато пока доедут до румынов, они до смерти обдрыщутся. Оружие устрашения. Так сказать  «На испуг». Так и напишите: «Танк серии НИ». -  и ушел. Бывшие трактористы, а теперь водители и стрелки «бронетанкового корпуса» от этих слов пригорюнились и заскучали.

Гарик Манукян и Веня Садакис перешептались заранее с назначенными постовыми о предстоящем арбузном рейде, и взяв по два сидора под утро, пригнувшись, ушли на нейтральную землю. Пересекли поле, потом посадку из чахлых акаций и маслин и, перейдя вброд небольшой соленый лиманчик, из камышей подползли к бахче. Арбузы вперемешку с дынями лежали на земле, тускло отсвечивая пузатыми боками. Подкатив ближайший влажный от росы «херсон» затолкали его в камыши. Быстро складным  ножом развалили его и зарылись лицами в сладкой арбузной сердцевине.
-А хороший попался…первый  в году. - отдуваясь сказал Гарик.- Это мы молодцы конечно.- Давай  побыстрому накидаем по мешкам и назад.
-Ага.- Веня выплюнул семечку. Тут он привстал и пригляделся в темноту. Но фоне, уже начинающего светлеть неба на кургане у края поля мелькали фигуры в чужой военной форме. Стало еще светлей, и они уже наблюдали, из зарослей камыша, как два румынских солдат грузят арбузы и дыни в телегу. У телеги сидел, прислонившись к колесу, офицер.

Михай Пиешту не хотел идти на войну. Ему не было дела до какой-то Бессарабии отобранной Советами у Румынии. Он хотел продолжать учиться в консерватории, куда пошел наперекор желания покойного отца-полковника после окончания офицерских курсов. Но началась война, и его призвали.  Военная служба претила ему, и он всячески хотел избежать ее, потому что война заглушала музыку, звучащую у него в голове.. Вот и сейчас он сидел на краю арбузного поля и слушал музыку. Сегодня и вчера не стреляли, и музыка зазвучала вновь, один только раз ее заглушил пьяный майор, отдав приказ о заготовке плодов и овощей  для офицерского стола по случаю праздника. Михая недолюбливали в офицерской среде и старались задвинуть его на сержантские обязанности. А Михай и сам не стремился в компанию равных по званию и проводил большую часть времени  в уединении, отдаваясь меломанским грезам. Солдаты слегка презирали его и насмехались, почти открыто, над очкастым и лопоухим лейтенантом со странностями.

    Он сидел, прислонившись к тележному колесу, и наблюдал за погрузкой арбузов. В движениях солдат он наблюдал ритм, и уже привычно его обволокла мелодия. Вот подтянулась духовая группа, и струнные вступили  сначала прозрачно и тихо, а затем вышли на первый план звучания, оставив позади медь и дробные литавры. На этот раз это был Вагнер. Почему немцы сделали из него своего бронзового дирижера для маршей  танковых колонн, армад кораблей и самолетов? Ведь древние скандинавские боги никак не вписывались в эсесовскую форму, а события сказочные и яркие совсем не походили на потную и пыльную, пахнущую машинным маслом и кровью нынешнюю войну в этих проклятых богом сухих степях. 

    По воображаемой мелодии, совсем не в такт, полоснул выстрел, затем сразу еще один и оба солдата не успев разогнуться, завалились на бок около сложенной пирамиды арбузов. Он близоруко прищурился в направлении стрельбы и заметил, как  две темные тени метнулись, пригибаясь в его направлении. Они бежали рывками, мечась из стороны в сторону, и  когда они приблизились, лейтенант с ужасом узнал в них русских моряков, которые наводили оторопь на румын своей бесшабашной храбростью и наглостью. Михай подумал о пистолете, но вспомнил, содрогнувшись от тоски, что кобура лежит на козлах повозки.  Один из подбегавших матросов присел на колено прицелился из винтовки, и тупой толчок бросил на землю, уже начавшего было подниматься лейтенанта.
Он лежал на земле, уставившись в небо, и слушал музыку. Ей уже никто и никогда не сможет помешать, потому что Михай Пиешту твердо знал, что он сейчас умрет. Боли он не чувствовал и мелодия в его голове звучала все громче, с каждым тактом все больше обволакивая его сознание. Он видел яркие огненные стрелы в небе. Они прорезали небосвод пополам широкими дымными следами, слышал вой и далекое уханье взрывов.
Это вагнеровские валькирии вышли с рулежной дорожки на взлетную, разбежались и  взлетев, понеслись в сторону расположения румынских частей.

  Гарик Манукян толкал груженую телегу, а Веня Садакис тянул румынскую клячу под уздцы. Она хрипела от страха, и Веня бескозыркой прикрывал ей глаза. Было от чего испугаться. По небу неслись с воем огненные снаряды. Хотя летели они от своих в сторону румын, и это немного успокаивало. Достигнув где-то за горизонтом цели своего полета, они взрывались, заставляя дрожать землю. Потихоньку минуя открытые места, они вышли на место поста, на котором давеча дежурили ночью. Крикнув пароль, они протолкали телегу под колючкой и навстречу им поднялись бывшие соученики Москалюк и Котя Пивоваров. Они были испуганы, казалось не меньше Вени и Гарика.
-Вы видели? Что это было, как вы думаете?
-Да , я чуть не обосрался от страха, они прямо над нами пролетели. А вой вообще кочмар!
-Хуй его знает, что это было. Может наше оружие какое-то новое. Пизда теперь румынам.
-Скорее всего. А что у вас за телега? Вы ее у мамалыгов сперли?
-Ага. Троих кончили. И она с арбузами.
-Ну ни хуя ж себе. Дайте один!
-Берите два. Их там до жопы.

Вернувшись в часть и получив за самовольную отлучку положенный нагоняй и угрозу губы от начкараула Фидерко, они все-таки были пощажены ротным за трофей и отделались лишь парой подзатыльников. Арбузы произвели фурор, и все кто успел, хватали их, били об колено, резали ножами и жадно с шипящим чавканьем и сопеньем обгрызали спелую мякоть до кожуры, сплевывая косточки. Об огненных стрелах рассказали только, что под утро проехали мимо части какие-то грузовики накрытые брезентом, стали за рощей, и отстрелявшись сразу уехали. Их сопровождал грузовик с автоматчиками и прицепленной зениткой. Еще сказали, что это вроде «эрэсы» и что где-то ими расхуярили в пыль какой-то захваченный немцами железнодорожный узел. Чем вызвали панику на всех фронтах.     

  А потом был бой. Вернее не бой, а выбивание тех, кто остался в живых. Румыны не оказав сопротивления, стуча зубами от страха, поднимали руки вверх. Особенный ужас вызывали у них танки «НИ», которые по работящему урча, подкатились к окопам и щурились стволами пулеметов осматривая пространство вокруг. А пространство было наполнено кровавым фаршем перемешанным с черноземом, разодранными сапогами и щепками, искареженым металлом и вонью обосранных штанов. Моряки, закрепившись на новых позициях, отрыли, засыпанный было взрывом, колодец, обжили остатки румынских окопов, отстирали фланки и клеша, сварили борщ из надерганной вблизи молодой капусты. Казалось, война вот-вот кончится.
  А война только начиналась. И Город пришлось через три недели сдать. 

  Город оставляли ночью. Грузовики и пешие колонны двигались по извилистому маршруту, обозначенному меловыми метками на мостовых. Вся эта движущаяся, пахнущая войной, река людей, лошадей, техники двигалась в сторону порта и впадала  в открытые трюмы транспортов и боевых кораблей. Для лошадей не оказалось места на судах. Командование отдало приказ их  пристрелить, но рука ни у кого из моряков  не поднялась и табуны расседланных и распряженных лошадей паслись мирно на газонах и в парках, когда через день в город вошли румыны.

  А потом Тендровский залив и вываливающиеся из низких облаков «юнкерсы». И залпы зениток стоящих на баржах. И тонущий «Монитор». И Саша Москалюк и Котя Пивоваров плывущие в мазуте разлитом на волнах. И не доплывшие, потому что мазут загорелся. Они плыли еще в огне, что-то крича.  А потом Севастополь. И ропот моряков, которых переодевали в полевую форму. Бескозырок и тельников недосчитались и молодой лейтенант, прибывший на место убитого Фидерко, дергал всех по  поводу недостачи, пока не был послан к ебеням, потому что сказали, что Севастополь сдадут. Когда последние баржи забирали оставшихся,  вызвали добровольцев чтобы прикрыть их отход. Точнее так получилось, что Веня и Гарик оказались среди добровольцев. Им ссыпали патроны, гранаты и фляги с водой. Никто не благодарил их и не смотрел в глаза, потому что все уходили в море, чтобы жить, а остающимся жить уже не придется.
 
    И тогда они расстегнули воротники гимнастерок, открыв напоказ тельники, одели бескозырки  и пошли умирать навстречу катившемуся  гулу взрывов и вою мин. А когда они  все умерли с небес спустились прекрасные девы, с горящими глазами. На каждого  из погибших воинов пришлось в аккурат по две. И обняв за плечи души матросов, девы подняли их к небу, где утренний ветер трепал ленты их бескозырок ставших вдруг крыльями.

Tweet