Ибаться абы с кем атнюдь ни мой дивиз, я всигда выбирала для этой цели мужиков, которые выгадна выдилялись из талпы чем то неабычным. Причем похуй чем – касаглазием, дырявыми батинками, сирежкой в ухе или нестандартным славарным запасом, карочи если в поле моего зрения попадал какой нить упасок нипахожий на его собратьев я сразу же хатела его выебать. Причем, это у миня как навязчивая идея с детства.
В тот летний вечер нас с колективом – меня и еще три пилотки послали выступать на концерте для афганцев. Хачу заметить сразу, что таланта ни петь ни танцевать нету абсолютно, и в этам калективе меня держали тока за мае симпатичное ебало и охуенные ноги – типа для масовки, я это прекрасно осознавала, но все равно пахатливо вертеть жопой в миниюбке на сцене мне нравилось, нисотря на то что я всигда была на вторых ролях. К тому же все эти паездки, новые знакомства, сопуствующая ебля и бухаловки с прикольными мужиками очинь меня вдахнавляли и дальше пребывать в этой группе.
Но вернемся к канцерту. Сперва для товарищей афганцев прокрутили какой то ебнутый фильм масковского режиссера, где в канце пачти всех перестриляли, что блять нисколька не добавило настроения всем присуствующим, так что танцевальные и пающие калективы плюс фуршет с халявной водкой были очинь кстати.
В тот раз на сцени я выебывалась как могла, тошо в зале после фильма воцарилась гнетущее малчание и неприятная атмосфера. Но  уже на пятой минуте в глазах ветеранов с первых рядов явно читалось, что у них атлегло от сердца и потихоньку падымаются хуи. Но на первые ряды мне было поебать, так как в них сидели одни блатные уебки.
Меня же заинтересовал один чувак, разместившийся в праходе. Обычное  сиденье он занять не мог, по той причине, что прибыл на праздник на инвалидной каляске. Блять! Подумала я, а ведь раньше у меня никогда не было секса с инвалидом, надо срочно восполнять прабелы. Интересно, а хуй у него хоть работает? Или он мне тока полижет и дело с концом? Мысль поскакать на хуе бывалого афганца крепко засела в моем мозгу  и я решила познакомиться с ним во время фуршета.
Там я рассмотрела его поближе – да он был слегка задрочен жизнью, усталый взгляд, понуро опущенные плечи, застиранная футболка с гербом России и немытая шея, но зато руки, которыми он вцепился в калесы своей дешевой каляски, какие это были руки товарищи падонки! Я уже просто физически  ощутила их крепко сжимающими мою жопу.
Всем гостям давали слово, ну и я  пизданула какой то тост про отпечаток войны на душах ребят, маетерей что не дождались сына и вечную память погибшим товарищам, и в заключение падрулила к инвалиду с бакалом водки на предмет чоканья. Он зыркнул на миня изпадлобья, в мамент оценил мои сиськи и фигуру и мрачна улыбаясь паднес свой стакан к маему.
В итоге я набилась правадить его до дому, ну он сперва типа отказывался и все такое, но перспектива пошарится по городу в кампании длиннаногой бландинки все же пересилила его природную стеснительнасть.
Я прикупила пакет пива и чипсав и всю дорогу до парка он весело позвякивал у Егора на каленях. Люди пялились на нас с умилением, думали наверна что я его маладая жина или дочь – типа вишь как оно бывает - инвалид, а тоже не обделен женской любовью. Я наслаждалась этим малчаливым адабрением акружащих и улыбаясь катила перед сабой каляску с Егором и бухлом.
В парке гуляли дети, читали прессу старперы и тусовали толпы малолеток – я спецом выбрала самую центровую лавочку присела, развернула маего спутника перед сабой и закинула сваи ноги на перила его каляски – он от такого поворота событий немного прихуел, но виду не падал и с громким чпокам аткупорил пиво сначала мне, потом сибе об какой то хитровыебанный рычажок на его железном кресле. Когда я делала первый глаток, то краем глаза заметила, что все эти парковые уебки втыкают на нас с разинутыми хлебальниками, у аднаго деда даже слюна па падбародку скатилась. Блять, пачиму спрашуется, кагда на улице нацыки пинают негров и китайцев, беспризорные ссыкуны нюхачат клей па углам или пьяный мужик тапаром  выносит дверь вашей соседке все варотят ебало и с гордым видом пруцца мимо – типа нахуя амрачать сибе настраение и встривать в гнилой расклад. Зато, кагда нет явнай апаснасти павредить свою бошку и душевное спакойствие хер кто аткажицо палюбаваццо  на зрелище.
– Егор а у тибя женщины были? Ну… после этого… - наметила я разговор о главном.
– Ну были. Первая  еще в больнице, когда сказали, что я больше не ходок, нянечка малоденькая , что судно меняла - пару раз минет сделала, сказала типа жалко ей меня. Харошая была девченка, сырники мне таскала и кампот вишневый, и после выписки пару раз еще зашла…
– А остальные? – смачно хрустнула я американской чипсиной.
– Еще Ритка была, но она из этих…шалава, кароче, на продажу. У нее хаты не было, приехала в город поработать из области, знакомый один попросил ее у себя временно пристроить. Жила у меня полгода, тоже давала. Но, я ее особо не напрягал, она и так с работы уставшая как собака приходила. Клиенты ж всякие попадались, пиздили ее частяком, причем безбожно. Раз было, что с неделю на кровати провалялась вся синяя…
– И куда она делась? – поинтересовалась
– А суки какие то на хор пустили на дачке одной, там же и прикопали во дворе, живую еще.
Это ж кем  надо быть, чтоб телку так изуродовать, хуже душманов конченых, так те хоть на войне, а эти в мирное время своих же баб калечат – задумчиво добавил мой спутник.
– А ты откуда знаешь, что живую? – глатнула я уныла пива, так как тема беседы  плавно приобрела ассексуальный аттенок.
– Пес соседский тело вырыл, а его хозяин в мусарню позвонил. Хату обыскали нашли сумку с документами,  в том числе и  блокнот с моим телефоном и адресом.
– Кстати, меня в гости не хочешь пригласить? Может че сообразим вместе? – падбадрила я его и сибя.
– А нах тебе это надо, Анька? Мужиков мало вокруг тебя вертится, что ли? С тобой же первый встречный пойдет, тока помани – и кино и ресторан и шампусик и ебля при свечах, а у меня дома тока хлеб да паштет за 5 рублей и  то если матушка на закусь  не употребила.
– Да и вобще неприбрано  у меня там – скромно добавил мой новый друг, хоть блять спорю на 100 баков в его глазах мельканула надежда что я не откажусь.
– А я разбуваться не буду – заверила я его, а что угощать нечем так эт до сраки я на диете и мне лишнии калории ни к чему.
– Пашли карочи – я поднялась со скамейки, собрала пустые бутылки в пакет, сунула его в урну и мы «поехали» к Егору в гости. Па пути ясен перец водкой затарились в маркете, я нарезки всякай набрасала в карзину, салатикав и прочей хуеты – чтоб человеку типа праздник сделать. А шоб не смущался Егорку на входе аставила, но эта мало памагло и он всю дарогу проеб мне мозги рассказами о том, что не в его правилах чтоб девушка за него платила и пытался втюхать мне свои три мятые сторублевки – паследние надо палагать.
Он жил неподалеку в сталинке на 3-ем,  в  доме где был старый лифт с решеткой. Я пыхтя затолкала моего спутника в доисторический подъемник и мы с громыханием вознеслись на нужный этаж.
В квартире и правда было мрачновато – свисающие со стен обои, потолки с «узорами» от протекающих труб, убогая мебель проженная бычками, тусклый свет в коридоре – карочи в лучших традициях алкогольных притонов – но все же интерьер вполне соотвествовал моему  представлению а том как живут герои нашей Родины, каторым тупо не павезло  вернуться домой без повреждений. В  комнате Егора стояла две кровати, пасредине тумбочка и возле двери шкаф с отвалившейся дверью. На полу куча гантелей разной массы – вот откуда руки такие у Егорки, думаю. Причем адна кравать была спецом  для инвалидов с возможностью регулировать высоту и поворот спинки кравати.
– Откуда, - спрашую?
– Спонсоры подарили, - смутился тот.
– Хуясе, раскошный падорок – подивилась я доброте загадочных спонсоров.
– Табуретки в доме есть?
– На кухне, ща принесу – отозвался Егор.
– Сиди я сама.
Папиздила карочи на кухню, нашла пару стаканов,  тарелок, нож и две алюминевые вилки погнутые, разлажила все прадукты красива, водку разлила и так на деревянной доске вместа падноса в комнату и вернулась как официантка.
Сели, выпили па первой, закусили. Он малчит, смущается видна мужик. Ну я давай пиздеть ему пра нюансы и тягаты гастрольной жизни, про места в каторых была ну и про еблю само собой. После третьей вижу улыбается уже, ажил, камплименты давай атвешивать, глазами раздевает. Ну пора думаю, к главному переходить.
Памагла ему на кровать от спонсоров забраться, свет потушила, разделась и рядом пристроилась. Лежу -  типа  притаилась – че ж дальше будет, пусть все таки мужик первый нах начнет,  а то все я да я.
Ну он такой рукой гладить меня начал асторожненько сперва, по шее, по спине,  до груди добрался и замер. В ладони чуть сжал и сопит – понравилась видна. Потом пальцами стал вокруг нее водить ка будто рисует нежна так, а пальцы гарячие,  шершавые приятна стало… Потом о лицо щекой потерся и ка-ак пацелует, присосался так, что думала душу наизнанку вывернет, как перед смертью сука присосался и к себе прижал, что аж кости захрустели. Ну думаю, пиздец мужик давно не трахался, ща задушит еще. А он такой почувствовал, видна, что меня его страсть смутила несколько и давай руки мне целовать, каждый пальчик перецеловал, от запястей до локтей языком дарожки прокладует – и всем видом показует, мол не боись - салдат ребенка не обидит. Потом руки мне за спину завел, за талию над кроватью приподнял и давай животик мой терзать. А у меня еще в пупке сережка такая с дельфинчиком – так он ее зубами легонько подергал  и ваще от этого возбудился по полной. Сотрю уже ниже живота спустился, и там хозяйничает, а я ногтями по голове его скребусь -  продолжай мол в том же духе, приятно безумно. А самой и правда приятна становится, да так что  я в полном ахуе и на стеночку залезть готова. Вобщем я накинулась на него в ответку,  шо падорванная, искусала мужику всю шею и грудь.
– Я хочу  тебя, можно? – спрашивает, после того как я уже сто раз была  готова на него сверху залезть.
– Можно, шепчу, а сама его руками как бы вниз подталкиваю, чтоб можно было оседлать мужика.
А он такой останавливает,  мол не надо, я и так умею, ноги мне раздвинул, одной рукой в кровать уперся и весь корпус держит, а второй член осторожно вводит, а я  целую его как сумасшедшая. Попал он быстро, второй рукой тоже в кровать уперся ну и типа в возрвратно-поступательном  режиме минут  двадцать – как это у него с неработающими ногами получалось хер его знает. Я кончила два раза подряд, он тоже, на простынь. На спину откинулся дишит глубоко и продолжает миня всю гладить, потом опять руки давай целовать, грудь…
Закурили это дело молча.
– Понравилось? – спрашую.
Он не отвечая повернулся и в волосы рожей зарылся.
– Ты красивая. И пахнешь необыкновенно – бармочет.
– Эйфория.
– Что?
– Эйфория от  Кэльвин Кляйн, духи так называются – поясняю.
– Хорошие духи…
Опять же непонятно что он этим хотел сказать, что духи пиздатые или это был завуалированный комплимент моим постельным способностям.
– Я это, перелягу пожалуй, не могу уснуть, когда кто то рядом лежит.
– Хорошо, - отвечает. А самому видна атпускать меня не хочется.
Перелягла на соседнюю кроватку, под покрывало нырнула и отрубилась через 5 минут. Продрыхла до двенадцати где то, сушняк дикий и сонце гребаное через тюль светит  прямо в рожу. Не дома что ли? Я обычно наглухо занавески зашториваю, чтоб от такой хуйни раньше времени не прасыпаться.
Потом до меня допирает где я, и с кем я вчера…
Глаза аткрыла – сотрю Егор на кровати сидит и малюет че то карандашом на куске бумаги, а доска кухонная на которой я тарелки расставляла вместо мальберта.
– Доброе утро, принцесса – улыбается.
Хуясе думаю, какая я ему  принцесса в пизду, вроде и не с ним вчера водку пили вместе.
А сама сотрю мужика то ебля преобразила как то – глаза задумчивые, лицо такое просветленное. Ну я в адеяло закуталась – чтоб голой задницей не светить сбегала в парашу, воды попила с пад крана – чуть не блеванула правда, а что делать пить то хоцца а ни соку ни менералки в квартире не наблюдалось. В зеркало сотрю – башка растрепанная, на плече два засоса и туш под глазами черными кругами. Умылась кое как,  причесалась и назад по холодному полу босиком.
– Че рисуем – подошла, разглядую.
– На картине баба голая калачиком свернулась из под покрывала сиська видна, нога и полжопы – весьма трогательный натюрмотр, должна отметить.
– Я что ли?
– Ты…
– Хуя се Мона Лиза получилась – восхитилась я своей обнаженной натуре.
– Давно рисуешь?
– С 5 утра.
– Да не, не меня, а вообще?
– Давно – отвечает.
– У-у.
Я многозначительно помолчала. А сама думаю сваливать то пора – до дома пока доеду, вечером  бы еще на репетицию успеть. Оделась, с табуреток остатки жрачки убрала, бутылку, стаканы. Покурили с ним еще. И уходить засобиралась.
– Я зайду как нить – говорю в пороге на прощанье, чисто  с понтом, хотя он не дурак все понимает – хер приду еще.
– Не надо.
– Ну да, конечно, - эт я так для приличия - вырвалось у меня в ответ.
– Знаю.
Дошла до входной двери, вернулась.
– Егор, можно я картину заберу? – спрашую, а сама вижу его аж перекосило слегка от моей невинной просьбы. Не я конечно не против чтоб инвалид по вечерам на мой портрет надрачивал, но пока до двери шла меня одна интересная мысля посетила.
– Ань, оставь ее мне… - сквозь зубы процедил, а сам не на меня а на батарею уставился. В упор.
– Ну не ут уж, - отвечаю, - я тебя ужином накормила, трахнула, ты мне ее после всего просто обязан подарить.
– Возьми – протягивает, - а сам глаз с батареи не сводит.
– Ну пока, не скучай – второй раз попрощалась.
На улице маршрутку поймала,  уселась, и давай в мабиле копошиться Сенькин номер искать. Хуякс кандукторша подруливает:
– Девушка, за проезд!
В кармашек курточки полезла – сотрю три сотки Егоркины - всукал таки, пока спала наверно. Чудной – улыбаюсь.
– Алло, Сенька, привет, это Аня из «Бродвея» (калектив наш так назывался).  Помнишь ты говорил что на выставку в Питер едешь, что муза тя покинала, работ хороших не хватает и вся хуйня...
– Ну помню, а ты шо музой хочешь паработать¬, - весело заржал мой камрад, судя по дикции жевавший бутер или еще какую нить херню.
– Я ща мимо мастерской твоей проезжать буду, занесу те одну зарисовку, если панравится можешь на выставку с собой взять, - не обратила я внимания на его подъебку.
– Ну давай, жду.
Через  две недели Сенька перезвонил – мы как раз с девченками в Твери были, на подтанцовках у одного пидора.
– Громче говори, не слышно нихера! – в трубку кричу – в коридор спецом вышла, и все равно шумно – в клубе аппаратура видать была какая то ядерная в параше даже до печенок пробирало от грохота.
– Я из Питера только что вернулся, - выставка на ура прошла. – Помнишь ты картину мне    давала, пьяным голосом пытался донести до меня полезную информацию через сотни километров Сеня.  Ее один дипломат французский купил за полторы штуки гринов,  не торгуясь. Пиздато, да? - Искал во мне восхищения симу факту на том конце провода Сеня.
–  Ну, я по тому адресу бабки повез, что ты записала, так там какой то крендель в инвалидной коляске мне открыл – я ему объяснил так мол и так,  картина продалась, получила заибатовские отзывы от критиков и бабки хотел вручить.
– Так он меня нахуй послал, представляешь? Псих какой то!
– Эй, Анька слышишь меня?
– Правильно и сделал – улыбнулась я сама себе, после того как нажала «отбой», и  побежала на сцену…

Tweet