Он пришел. Странный такой,  слегка прозрачная кожа. Глаза, в которых светилось счастье, и горела вера. Белесые, почти невесомые волосы обрамляли его благородное и красивое лицо. Когда сквозняк взметнул их,  вокруг головы загорелся яркий ореол, как нимб. Солнечные лучи, заглянувшие в низкое окно первого этажа, окрасили волосы в золотистый свет.
-Все сидишь? Ждешь? Чего?
Слишком много вопросов. Очень мало ответов. Ветер, ворвавшись в открытое окно, разбросал бумаги по комнате, и потащил потрепанный полиеэитеновый пакет в коридор. Пакет набух, как парус, и защелестел,  летя над полом, цепляясь за паркетные швы. Я закрыл глаза. Странный гость, странный ветер. Я устал от всего. От гостей, от ветра, от дождя, от солнца, от города, от людей, от себя, от этой земли.
На паркетном полу какой-то идиотский натюрморт - огрызок от яблока, кусок старой газеты, окурок, затоптанный чьей-то ногой, носки в последней стадии разрушения, и ботинок от горных лыж (блять!!! но он-то откуда здесь взялся?), бутылки-огнетушители из под «Кагдама», емкостью ноль-восемь.
Странный гость, пододвинул к себе единственный табурет, стряхнул с него крошки, и устало сел.
Устало, именно это слово приходит в голову, когда видишь, вот так тяжело опустившийся зад, и руки безвольно упавшие на колени.
-Ну, уважаемый, сколько можно?- он посмотрел мне в глаза, так на меня смотрела только мама, в глубоком детстве, в этом взгляде было все: и разочарование, и горечь, и страдание, и даже жалость ко мне непутевому. «Что за дебильный малый какой-то,- подумал я,- что надо?»
ЧТО НАДО?!!!!! Ну бухает человек, никого не трогает. Может горе, у него какое, а может и нет. Какая тебе разница. Что ты в душу лезешь своими всевидящими глазами, и бередишь душу своим глупыми упреками.
-Браво! - раздалось за спиной, голова не прекращала трещать, и ничего кроме глухого раздражения внезапные гости не вызывали. Кого еще там черти принесли?
-Самое смешное, что именно это определение, как раз подходит,- усмехнулся новый гость. Слегка крючковатый горский нос, черные, пронзительные глаза, темные слегка кучерявые волосы постриженные с немалым вкусом, и белый костюм отглаженный так, что казалось, тронь его и он захрустит, как первый снег.
- Здорова, болезный, - он помахал приветственно рукой, и умудрился зацепить первого по носу.  Первый слегка поморщился. И, уже совсем веселясь, второй отвесил ему такую оплеуху, что даже у меня закружилось в голове.
-Театр абсурда,- подумал я, и стал глазами искать, чего бы выпить.
-Что крылышки в коридоре то оставил? Боишься спугнуть клиента?- я краем уха слушал их перепалку, в голове колотилось триста тысяч маленьких колокольчиков, и двести больших колоколов. Я попытался приподняться с кровати, но меня повело, как турецкую саблю, куда-то в лево и вниз. Оба гостя встрепенулись, и настойчиво стали мне помогать.
-Ну уж, нахуй, хуйня какая-то,- вяло подумал я. Безумно хотелось пить, и я, отмахнувшись от навязчивых помощников поплелся на кухню. Вчера братки из группы «АУ» отмечали очередной концерт, и кто-то припер напиток, как потом выяснилось сделанный из технического спирта и морса. Хотя нахаляву и уксус сладкий, но перебрал я его, по-моему, нехуево. Каламбур: «нехуево перебрал, чтобы было хуево». В холодильнике была революция, вернее ничего не было. Во рту жадно распух язык и перекатывал камушки по небу, пить, пить, пить! –стучало в голове.
Эти два пиздобола, о чем то, там договаривались, пока я жадно глотал воду из под крана.
- Блять, гитару сопрут еще,- подумал я, и пинками прогнал обоих за порог.
Они и не сопротивлялись,  оба как- то сморщились, сдулись, как воздушный шарик, и исчезли. Знают гады, всю жизнь со мной, один справа, другой слева.
Я вернулся в комнату, стены снова закачались, закружился потолок, я снова поплыл.
Пей Егор,
Пей братишка,
Был да весь вышел,
Нам осталось немного,
Трава, да вино…
Что нам Ганг? Что Нива?
Что вторая столица?
Эх, хорошо,
Жаль, это время прошло.

Tweet