И что же дальше? Оторвать крылья ветру, открыть голову, разлететь руки.
Выловить из пенной щелочи потерянные глаза, растянуть рот в резиновую улыбку.

Я улыбаюсь тебе. Что стоишь? Видишь - я улыбаюсь тебе. На языке красных гусениц это значит: не подходи. Я сегодня опасен. Я сегодня - капкан. Я сегодня пою охотничьи песни.

В моей улыбке можно заблудиться. Тебе повезло, что мои глаза слепы недавней пеной.

Цепи слов вьются над головой - жужжащие досадные мухи. Если убить их, что тогда? Говорящий не знает… что тогда? Мохнатые красные гусеницы уходят на войну, стяги реют над их лобастыми глазастыми головами. Гусеницы идут устраивать революцию. Их вождь сказал им, что они теперь победят.

А голова не оторвется? Такие звуки опасны для жизни. Их придумали обсидиановые изгнанники на самом краю ойкумены, там они сидят и злятся издалека на их изгнавших. Там поют они свои опасные для жизни песни, в их песнях слишком явно бьется грань, на которой они сидят, пересыпается железная пыль стекающей с края мира жизни.

Верхом на рваном голосе ускакать к ним, к обсидиановым изгнанникам. Обсидиан изгоняют из земли. Он видит солнце. Он видит ветер. Он священен в своем изгнании.

Если оттянуть и отпустить… гудит, гудит. Бьется. Дышит. Опасно для жизни.