Что было бы, если бы тогда, в помещении суда, Исаак все-таки ёбнул Мохнаткина? Не известно, что бы тогда дальше случилось. Но ясно одно - содержание предыдущей главы было бы другим. Впрочем, как и окончание всей книги.

От Судьбы не уйдешь. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет - гласит народная мудрость. Поэтому Исаак сделал все правильно, когда не стал бить Мохнаткина. Царствие ему небесное!

Глава 8 Поэты, как и лишенные разума - люди святой жизни. Мир Сеид Абдулл-Ахад

За все свои выкрутасы Исаак получил 15 лет с конфискацией. Перед убытием к месту своего перевоспитания он строго-настрого запретил адвокату предпринимать какие-либо попытки к смягчению его участи. Никаких жалоб, прошений, апелляций! Он знал, твердо знал, что долго не задержится в заключении и все будет хорошо. В своем оптимизме Исаак был упрям как обычно.

Жалко, что его лишают свободы, а что делать? Кому легко? Противно, что все конфисковывают, а что делать? Пусть подавятся, козлы!

Очень неприятно, что Анжела пропала, а что делать? Никуда не денется.

Как будто бы все хуёво, а если вдуматься, то вроде как и заебись. Нормально. А будет совсем хорошо.

После завершения судебного процесса Парсонс постоянно улыбался, шутил и вообще был в приподнятом настроении. Словно это и не его судили.

Для кого-то такой приговор мог бы стать серьезной причиной для стресса. Но только не для Парсонса! Для него суд был и не суд вовсе, а одна сплошная веселуха. Исаак никогда не упускал возможность от души попаясничать, а тут такая возможность подвернулась - уголовно-политический процесс. Цирк, короче!

Вот и допаясничал.

Интересно, что Исаак не повторял себе постоянно, как баран: “Все будет хорошо! Все будет хорошо!” Он сказал это всего один раз - когда его запихивали в милицейский газик. А потом все события он воспринимал как нечто естественное и само собой разумеющееся, не упуская случая покривляться. Хорошо-то будет, но чуть-чуть попозже, а сейчас не очень хорошо, но унывать-то зачем? Это же нелепо!

Можно было конечно порассуждать на тему “Анжела как первопричина всех неприятностей”. Да что толку? Хотя на самом деле так оно и было.

Не будь Анжелы, Мохнаткин никогда в жизни не выследил бы Исаака. Исаак это понимал, но гнал от себя эту мысль как вредную и несвоевременную. Когда все закончится, вот тогда и подумаем, а сейчас на первом месте одно - не сдохнуть бы.

Через неделю после окончания суда Исаака погрузили в вагон и отправили на восток.

Он не знал, куда. Какая на хуй разница?!

Еще через неделю его вместе с другими осужденными выгрузили на каком-то таежном полустанке, построили в колонну и пешком куда-то погнали. Видимо, на зону.

Вот по пути на зону он и встретил свой весенний подснежник. Истосковался по красоте, соскучился, засмотрелся на это чудо и споткнулся...

* * * * * * * * * * * * * *

... на экране осциллографа бегали какие-то смешные зайчики - слева-направо, слева-направо. Это развлекло Парсонса на некоторое время. Потом бестолковая суетня зайчиков стала его раздражать, он потянулся и наощупь щелкнул каким-то тумблером. Зайчики замерли как по команде, экран задрожал и погас.

И только теперь он заметил, что весь опутан какими-то трубочками, проводочками, шлангами, которые тянулись в какой-то ящик за погасшим экраном.

Последний раз хрюкнула система искусственного дыхания, прекратилась подача донорской крови, только капельница настойчиво вводила витамины в усталое тело Парсонса.

Через 30 секунд наступила клиническая смерть.

Или просто смерть?

Все события последних пяти лет, которые Исаак успел вспомнить, пронеслись в его голове за эти 30 секунд. Начиная от зеленых петухов на чудо-трусах и заканчивая бледным подснежником.

А потом Исаак увидел себя. Со стороны и немного сверху.

Он, Парсонс, лежал на больничной койке с неподвижными, широко открытыми глазами, бледный, худой, небритый... Тьфу, противно!

“Такое впечатление, что я умер”, - подумал Парсонс. Вернее, подумал не Парсонс, а его половина, Парсонс-душа. Потому что Парсонс-тело валялся уже 30 секунд мертвый.

Парсонс-душа посмотрел на себя, на Парсонса-тело и задумался: “На самом деле смерть не страшна. Вот я только что умер, и ничего страшного. Тело мое через три дня где-нибудь зароют, а я буду жить дальше. Потому что душа бессмертна. Только что это будет за жизнь? Хороша ли? Весела? Неизвестно. А потом, через некоторое время, я приму облик другого человека, может быть, женщины. Хотя почему человека? Может быть, животного. Или растения. Баобаба, например. Баобаба! И буду стоять, как хуй надроченный, тысячу лет до тех пор, пока меня кто-нибудь не спилит. Блин, ну что за жизнь? Ни сигаретку выкурить, ни книжку почитать, ни девочку трахнуть... Нет! Это неинтересно! Это не по мне!”

Парсонс-душа внимательно присмотрелся к Парсонсу-телу.

“Что ни говори, вместе нам было весело, - продолжал размышлять Парсонс-душа. - Какая бы впереди жизнь сладкая ни была, не могу я его сейчас бросить! Рай - хуйня! Он, Парсонс, на земле еще не все сделал, что хотел, не все сделал, что должен сделать. Нет, его час еще не пробил! Нет, нет и нет! Рановато еще парню умирать!”

Парсонс-душа говорил про себя, но от третьего лица. Потому что лица у него к этому времени как бы уже и не было. Лицо вместе с туловищем осталось лежать на больничной кровати.

Вдруг произошло какое-то движение. Засуетились медсестры, в палату вбежал доктор.

- Пульс?! - резко спросил он.

- Нет!

- Дыхание?!

- Нет!

- Блядь! Как это произошло?

- Он сам себя отключил, - ответила одна из медсестер.

- Быстро все включить! - скомандовал доктор, а сам подскочил к Парсонсу. - Ты что наделал, гад?! Умереть захотел? Я тебе, блин, умру!

И доктор стал сильно бить кулаком по груди Исаака, делая таким образом массаж сердца.

“Ага, молодец! - говорил Парсонс-душа, наблюдая за действиями доктора. - Врежь-ка ему еще разок!”

Через несколько ударов Исаак увидел доктора уже не со стороны, а прямо перед собой. Душа и тело вновь соединились.

- А, очнулся! - радостно заорал доктор. - У-у-у! Подонок! Дать бы тебе в морду!

“Ну, дай! Дай! - подумал Исаак и добавил - Уау!!! Жив!”

- Алена, Вера! - быстро сказал доктор, обращаясь к медсестрам. - Этого придурка не оставлять одного ни на минуту!

Доктор кивнул подбородком в сторону Парсонса.

А Исаак-то был рад!

Надо же! Опять пронесло!

Радовался-то он напрасно. Почти минута клинической смерти - это многовато. Могли начаться необратимые процессы. А пока процессы не начались, у него стали возникать галлюцинации.

Разные.

Одна из них произвела на Исаака очень сильное впечатление.

Прямо с потолка к нему спустилась женщина. Причем сам Исаак прекрасно понимал, что это глюк, но ему он очень понравился и он решил досмотреть его до конца.

Женщина с потолка по воздуху спустилась как облако, легко и плавно, и уселась по-турецки у него на груди.

Объемная, реальная и теплая.

Исаак чувствовал на себе тяжесть ее тела и ощущал на лице ее дыхание.

«Это бред! Этого не может быть!» - подумал Парсонс.

Но это было.

Женщина спокойно смотрела в лицо Парсонсу. Изумительно красивая! Неземной красоты женщина!

Исаак молча любовался своей гостьей. Он понимал, что это бред, что он бредит, но не гнать же ее!

- И что же ты хочешь? - спросила наконец женщина.

Исаака все это забавляло. Какая интересная игра! Спрашивает, чего же он хочет. Надо отвечать если женщина просит. Тем более, такая красавица.

Но Исаак не успел ничего ни сказать, ни подумать.

- Я все знаю, - сказала женщина. - Не волнуйся, все так и будет. И не потому, что ты этого хочешь, а потому что так и должно быть. А теперь спи. Все будет хорошо!

Парсонс и в самом деле начал засыпать. Какие приятные видения.... Стоп!!!

Стоп!!!!!

Он понял, кто была эта женщина!

Никакой это не бред! Никакая это не галлюцинация! Это не сон и не видение!

Это была его Судьба. Его Мечта и Неизбежность.

Во как!

- Ну что ж, - подумал Исаак. - Она очень красива. Это радует.

И заснул.

Впал в коматозное состояние.

Надолго....

Пока Исаак спал, а точнее, не спал, а находился в коме, в его жизни произошли значительные перемены. Произошли также перемены и в жизни его родной страны, которые тоже стали причиной (отнюдь не косвенной) изменений в его судьбе.

Как известно, 19 августа 1991 года в Москве произошел путч. Ну, путч не путч, а однако в результате (или вследствие) него в стране закончилась коммунистическая диктатура.

Вторым важным событием стал приезд в Ленинград жены Исаака - Софьи Александровны Парсонс-Лурье.

Оба эти события Парсонс благополучно проспал. В буквальном смысле. И, естественно, он и не подозревал, насколько эти два события окажутся для него судьбоносными.

Софья приехала в Союз вовсе не из-за Парсонса. Она регулярно приезжала раз в год - навестить сыновей, погулять по улицам города, поболтать с друзьями и т.п.

Вот и в этот раз - это был обыкновенный визит. Но после того, как Софья узнала, что случилось с ее мужем, хотя и бывшим, она отложила все запланированные дела и бросилась на помощь Парсонсу. Не чужой ведь человек. Это первое. А второе - у Софьи было обостренное чувство справедливости, и в случае с Исааком она всем своим нутром чувствовала, что он пострадал ни за что.

Первое, что она сделала - это пришла в прокуратуру и поставила там всех на уши. Что за хуйня?! За что посадили моего мужа?! Какое на хрен убийство жены?! Вот она я - жива и здорова, никто меня не убивал! Ну-ка быстро всем построиться, сейчас я научу вас Родину любить!

Что делать? Действительно, вот она - жена, живая, красивая и невредимая. Пришлось обвинение в убийстве снять за отсутствием состава преступления.

Ну и что? Одно обвинение сняли, а на нем ведь еще висело несколько других, не менее серьезных.

Что, бля, еще за обвинения? Антисоветская деятельность? Так нынче никаких Советов нет. И коммунистов нет. Какая, блин, деятельность? Парсонсу за его антисоветскую деятельность сейчас орден нужно выдать, а не в тюрьму сажать!

И правда. Власть поменялась. Коммунистов выгнали. За что же Парсонс наказан? Выходит, что ни за что. Выходит, что он не виноват. Выходит, что невинно пострадал. Герой, можно сказать. Делать нечего, сняли ему и это обвинение. Стало быть, надо Исаака выпускать на волю. Извиниться и выпустить.

Да, но... А как же растление малолетних?

Какое еще, на хуй, растление? Это Парсонс-то - растлитель? Да он тихоня, мухи не обидит! Он вообще женщин боится. И малолетних в том числе.

Извините, сударыня, ничего не можем сделать. Вот, в материалах дела есть такой факт, факт растления. И свидетели есть, вот их показания.

Есть факт, говорите? Ладно! Разберемся, что это за факт! И Соня срочно вылетела в Москву, предварительно ознакомившись с материалами дела и показаниями свидетелей.

В Москве она без труда нашла нужный ей сумасшедший дом, а в нем - главную свидетельницу обвинения Парсонса в деле о растлении малолетних.

Соня была пробивной женщиной и организовать встречу с Леной Кутилиной было для нее раз плюнуть.

Встреча состоялась в тот же день, и Софья Александровна без предисловий начала разговор:

- Слышь, ты, овца недоебаная!

- Как это “недоебаная”? - удивилась и обиделась Лена. - Да знаете ли Вы, что я... как меня тут... а еще вот так... а потом этак...

- Заткнись, а? - прервала Софья ее монолог. - Меня не интересует твоя половая жизнь. Тем более, судя по твоей роже и туловищу, ты здесь ничем похвастаться не можешь...

- Да? Не могу, да? - опять обиделась Лена. - А вчера меня знаете, как? И вообще... У меня уже сорок шесть абортов было!

- Заткнись, вонючка! Отвечай только на вопросы. Поняла?

Лена быстро кивнула. Она вдруг смекнула, что с этой дамой шутки плохи. К тому же Софья посмотрела на нее таким взглядом, что у Леночки пробежал мороз по коже и мгновенно отпала всякая охота выпендриваться. Лучше не связываться.

- Ты хочешь выйти из этой больницы? - спросила Софья. - Отвечай коротко!

- Хочу.

- Тогда слушай. Завтра ты поедешь в Ленинград, явишься в городскую прокуратуру и напишешь заявление...

- Какое заявление?

- ... заявление, в котором ты отказываешься от своих показаний по делу Парсонса. Помнишь такого?

Лена снова быстро кивнула. Она помнила.

- Прекрасно, - сказала Софья и закурила сигарету. - Так вот. Скажешь, а точнее, напишешь, что все, что ты видела - это тебе померещилось. Ничего не было. Ты по жизни дурочка, и поэтому тебе все почудилось. Тебе вообще многое чудится. И часто. Я понятно излагаю?

- Понятно, - согласилась Лена. - Но кто же меня отсюда отпустит?

- Отсюда тебя пока никто не отпустит. Тебя отвезут, ясно? Это мои проблемы. А отпустят тебя тогда, когда выполнишь мою просьбу. А если не выполнишь, то очень сильно об этом пожалеешь. Понятно тебе, коза драная?

- Да, - ответила Лена. Ей было все понятно, она даже не обиделась на “козу драную”. “Коза драная” все-таки лучше, чем “овца недоебаная”.

Все так и произошло. Софья подсуетилась, поболтала о чем-то с главврачом московского дурдома и Лену в сопровождении двух санитаров отправили в Ленинград. Там она собственноручно написала заявление, требуемое Софьей. В результате чего с Парсонса сняли и это идиотское обвинение.

Во как!

Лене Софья подарила зеркальце и стеклянные бусы, а затем ее отправили в Москву и водворили снова в дурдом.

У Софьи не было никаких иллюзий насчет Лены, и хлопотать об ее выписке из дурдома она не собиралась. Как говорил Глеб Жеглов: “Вор должен сидеть в тюрьме!”, так и Софья была уверена в том, что “дура должна лежать в дурдоме!”. А Лена ведь была редкой дурой. Так что, совесть Софью не мучила. Чего не скажешь в шутейном разговоре?

Оставалось еще одно обвинение - это хищение в особо крупных размерах. Правда, никто толком не мог объяснить, у кого украли, когда украли... Известно было только, что Парсонс где-то украл алмазную корону. А у кого, когда и где - неизвестно. Ну да ладно, разберемся!

Софья разыскала в Израиле того самого мастера, который изготовил корону. Она позвонила ему и в ультимативной форме потребовала, чтобы тот срочно приехал. Расходы она обещала возместить.

Он и приехал!

Приехал и письменно подтвердил факт изготовления им золотой короны, инкрустированной бриллиантами, по заказу Парсонса И.А. Таким образом, получалось, что никакой кражи и не было.

Теперь оставалось последнее обвинение - дача ложных показаний. Ну, с этой проблемой Софья управилась легко.

Она улыбнулась своей самой очаровательной улыбкой и коротко спросила следователя:

- Сколько?

Следователь покраснел и пожал плечами.

Софье не хотелось кокетничать с этим уродом-следователем, поэтому она отнеслась к вопросу чисто по-деловому:

- Ты что, браток, не знаешь, сколько стоят твои услуги?

- Какие именно услуги Вы имеете в виду? - конфузливо спросил следователь.

- Твои услуги, милый. Твои, подчеркиваю. Я бы никогда не обратилась к такому мудаку как ты, но я же не виновата, что именно ты вел дело Парсонса. Итак, сколько?

- Пятьсот, - сказал следователь.

- Чего пятьсот? Рублей? Тугриков? Польских злотых?

- Долларов, с Вашего позволения. Пятьсот долларов США.

- Пятьсот долларов? Я правильно поняла? И за эти пятьсот долларов ты сделаешь так, чтобы это дурацкое обвинение в даче ложных показаний было снято с Парсонса?

- Да. Именно так, - ответил следователь.

- Хорошо. Речь идет о предоплате?

- Разумеется.

- Я похожа на дурочку?

- Ну, Софья Александровна! Конечно, нет!

- Я это знаю, - сказала Софья. - А вот ты похож на дурака!

Она открыла свою сумочку и достала из нее работающий диктофон. “Sony” - прекрасная модель! Она показала диктофон следователю и спрятала снова в сумку.

- Слышь, ты! Следователь хренов! - спокойно сказала Софья. - Давай без глупостей! У меня радиомикрофон, так что наш с тобой разговор записывается не только здесь. Ты мне веришь, что я могу доставить тебе массу неприятностей? Не слышу!

- Возможно, - осторожно пробормотал следователь.

- Не “возможно”, а так и есть. Теперь слушай внимательно. Про пятьсот баксов забудь, понял? Далее. Мне плевать, как ты это сделаешь, но чтобы через неделю все обвинения с Исаака Антиповича Парсонса были сняты. Понял? Хорошо. И с тебя еще пять тысяч долларов США. Срок - неделя. Понял?

- За что пять тысяч?

- Шесть тысяч. Вопросы?

- Нет вопросов.

- Ну и молодец! А эти шесть тысяч - цветочки по сравнению с тем, что потерял Исаак благодаря твоей блядской службе. Ну, давай, действуй! И без глупостей, понял?

- Понял...

Через неделю все было готово. Все обвинения были вчистую сняты с Парсонса, все соответствующие документы оформлены. Софья взяла у следователя 6000 USD, отдала ему компрометирующую кассету и на прощание ласково улыбнулась.

- Ты не обиделся? - спросила она.

Следователь не обиделся. Хотя он и попался, как мальчишка, он не обиделся. Он понимал, что еще хорошо отделался, с такой женщиной шутки плохи. Ах, как хороша! Повезло же этому Парсонсу!

Следователь немного потоптался на месте и совершенно неожиданно выпалил:

- Софья Александровна.. Может быть, поужинаем сегодня вечером?

- Придешь домой - поужинаешь. А со мной ужинать - у тебя еще ужиналка не выросла. Ну, пока!

Следователь остался переваривать услышанное, а Софья уже спешила в аэропорт. Надо лететь в Сибирь, к мужу.

Декабристка, блин!

В колонии усиленного режима, где должен был отбывать свой срок Парсонс, все проблемы были решены за один день. Бумаги на Парсонса были крепкие, Софья была женщиной интересной, а сибиряки - люди понятливые и добрые.

Софья лично вручила начальнику колонии 5000 долларов, выпила с ним бутылку коньяку, и к вечеру Исаак уже был свободен. Формально, конечно, так как ни ходить, ни соображать он не мог.

Он даже и не знал о своем чудесном избавлении.

Он спал.

Софья появилась в лагерном лазарете в сопровождении многочисленной свиты мужиков из числа лагерного начальства. Она подошла к постели Исаака и долго на него смотрела.

Нежно и внимательно.

Какой же чудак этот Парсонс! Почему он так сделал? Он ведь мог выпутаться из этой истории, да почему-то не захотел. Странный. Бледный такой, худенький. Но не жалкий. Было в облике Парсонса какое-то упрямое упорство. Никакого смирения и никакой подавленности. Чудак. Спит себе и спит.

- И сколько он может еще в таком виде проваляться? - спросила Софья, не отрывая глаз от Исаака.

- Неизвестно точно. Может, неделю, может, десять лет, - ответил кто-то из врачей. - Летаргический сон - это еще непознанный феномен. Никаких прогнозов здесь мы не можем давать. Единственное, что можно сказать, - это то, что все его органы работают нормально. Немного замедленно, но нормально. Так что, когда он проснется, он быстро акклиматизируется.

- А нельзя ли ускорить процесс пробуждения? Обидно же! Он уже свободный человек, а находится на зоне.

- А что делать? Хотя Вы его можете забрать отсюда.

- Да? И что мне с ним со спящим делать? Был бы “проснутый” - другое дело. А так... Какая разница, где спать? Ведь Вы говорите, что он ничего не чувствует. Вот проснется, найдет меня. Если захочет. Ну ладно, господа! Спасибо всем вам! А мне пора. У меня послезавтра самолет в Париж, а ведь надо еще до Питера добраться!

Софья наклонилась над Исааком и с чувством поцеловала его в губы. Потом, не оглядываясь, покинула палату так же быстро, как в ней и появилась. Толпа мужиков последовала за ней.

А надо было оглянуться!

Потому что Исаак открыл глаза!

Помните? Есть такая сказочка у А.С.Пушкина - “Сказка о мертвой царевне и семи богатырях”. Там была похожая ситуация. Только спал не мужчина, а женщина. Царевна. Тоже что-то ей там не подфартило, и она забылась в коме. Лежит себе в хрустальном гробу и спит! А тут объявился как раз ее ухажер, тоже какой-то там царевич. Он поцеловал свою подружку, и та ожила. Ну дальше - дело известное. Свадьба какая-то, рок-н-ролл, секс, наркотики... Умора!

Вот и Парсонс точно так же. Не зря же он верил в чудеса? Спал себе и спал, как та царевна, и так же, как царевна, от поцелуя очнулся.

Но... Поцелуй поцелую рознь. Вряд ли бы Исаак вышел из комы, если бы его поцеловал санитар Андрюша или ночная сиделка Клава. Но его жена Софья - дело иное. Ее поцелуй мог и мертвого оживить, не то что спящего Парсонса. Нормальная тетка была эта Софья, да и целовать умела.

Исаак открыл глаза и почувствовал, что свободен. Он был слаб, но мозг его работал четко. Он сразу же понял, где он и что с ним. Единственное, что он не знал, так это то, сколько времени он провалялся в таком состоянии. Он видел спины выходящих из палаты мужчин и за этими спинами не заметил Софьи.

Он попытался предположить, что все это не просто так, он чувствовал на губах вкус и запах знакомой помады, но отогнал от себя эту мысль. Этого не может быть! Откуда здесь Софья? Это нелепо.

Окончательно Исаак встал на ноги через неделю после своего пробуждения.

То, что Исаак полностью выздоровел, первой поняла молоденькая медсестра Катя, потому что Исаак небольно ущипнул ее за попку и наговорил ей за минуту столько приятных непристойностей, что Катя поняла - этот человек здоров.

А Исаак и был здоров.

Он пошел в канцелярию получать свои документы об освобождении с таким видом, как будто это было само собой разумеющимся. Его там хотели удивить, а он ни капли не удивился. Он знал, что свободен.

Он удивился только тому, что его жена все-таки приезжала. Об этом он узнал от начальника зоны.

- Представляете, Исаак Антипович? - говорил начальник. - Только мы Вашу супругу посадили на вертолет, как мне звонят! Исаак Парсонс очнулся! Блин! А мы уже Софье Александровне ручкой помахали! Ну, не обидно ли?

- Обидно, - соглашался Исаак. - Хотя, может быть, это и к лучшему.

- То есть как?

- А так. Не жена она мне. У нее муж в Париже. А я ее бывший муж.

- Да-а-а? Ишь ты! - удивлялся начальник. - Но какая женщина! Какая женщина! Прямо огонь! А чего же она за Вами приезжала, если у нее муж в Париже?

- Такой она человек! Я Вам честно скажу. Она приехала только потому, что хотела приехать. Захотела приехать - и приехала. Если бы не захотела, то не приехала бы никогда! Я с ней 15 лет прожил, а так и не понял ее до конца. Загадка! А стерва какая! Вам и не снилось!

- Неужели стерва? - не переставал удивляться начальник. Ему не понятны были эти столичные темы.

- Еще какая! Но красивая, правда?

- Ой, красивая! Ой, красивая!

- И умная.

- Ой, умная! Ой, умная!

- И талантливая.

- Ой, талантливая! Ой... То есть как?

- Ну как? Она же артистка!

- Как артистка? Настоящая артистка?

- Настоящая.

- Что же Вы мне раньше-то не сказали, Исаак Антипович?

- А когда раньше? Я же без сознания был!

- И то верно. Ну, давайте выпьем за артистов!

Они выпили. Начальник зоны понравился Парсонсу. Они очень мило с ним побеседовали, выпили, еще побеседовали, еще выпили, а потом их уже так занесло, что они устроили на целую неделю разгуляево. С танцами, с песнями, с игрой “Каменное лицо”, с баней и полетами на вертолете.

Они расстались лучшими друзьями. Если так можно говорить об узнике и тюремщике.

На прощание Исаак устроил на зоне маленький сюрприз. Он замазал краской плакат размером 6х10 метров, висящий над воротами зоны, “На свободу с чистой совестью!”. Вместо этой банальности Парсонс после пятичасовых усилий начертал другой девиз, более оптимистичный - “Все хуйня, кроме пчел!”.

Начальнику понравилось.

Через две недели после своего чудесного пробуждения Исаак в новеньком ватничке сидел в общем вагоне и держал путь в Ленинград.

“Я всегда говорил, что все будет хорошо!” - думал Исаак, наблюдая в окно однотонный пейзаж.

А ему и было хорошо.

(кто не заебался читать эту хуйню, завтра будет продолжение)