Глава 32

- Козлята похожи на чертей... Лариса К.

И все-таки он его нашел!

Нашел Исаак свое Поле Чудес.

И совсем недалеко от своего дома.

Это место показал ему какой-то бомж. Парсонс однажды пил с бомжами водку где-то на окраине города, и один из бомжей рассказал ему о поле, на котором происходят Чудеса. Что за чудеса, он не объяснил, но божился, что это поле - чудесное.

Пообещав бомжу еще водки, Парсонс уговорил его показать это Поле.

Поле Чудес... Исаак его себе таким и представлял. Ничего особенного. Поле как поле. Вернее, пустырь в одном из районов новостроек. Да, это оно!

Парсонс поблагодарил бомжа, дал ему денег и остался один. Немного побродил и выбрал место, на котором все и должно произойти.

Запомнив место, Исаак отправился домой, для себя решив, что Чудо должно произойти следующим вечером. Точнее, ночью...

Глава 33

Все эпиграфы к главам настоящего романа не имеют к его содержанию никакого отношения. Все события и персонажи, описанные в романе -- всего лишь авторская фантазия. Все совпадения следует считать случайным. Питон

Исаак давно уже проснулся...

Он молча лежал на спине в своей роскошной кровати и молча смотрел в потолок.

Было утро. Прекрасное солнечное утро. Лето.

Сегодня вечером он придет на Поле. Придет на Поле... А что дальше?

Он знал, что придет на Поле, знал, что зароет в ямку трусы, знал, что скажет “Крекс, Фекс, Пекс”, знал, что будет ждать рассвета.

Но сейчас он думал не об этом.

Сегодня ночью ему приснилась Анжела...

И вообще он ни о чем не думал. Он увидел Анжелу и не хотел выпускать ее из своего сна. Золотистые волосы, бархатные реснички, умные серые глаза, безумно красивые, убийственно красивые!

Неизвестно, о чем он думал, но выражение его лица было печальным.

Наконец он поднялся, принял душ, почистил зубы и не завтракая куда-то ушел.

А направился он в ближайшее фотоателье “Kodak”, зажимая в кулаке кассету с пленкой, на которой шариковой ручкой было написано “Дурдом”.

В фотоателье он отдал мастеру в проявку и печать пленку, коротко добавив: “Срочно!”, и уселся на диванчике ждать выполнения заказа.

Через час его пригласили к стойке, и молодой парень, загадочно улыбаясь, протянул Исааку пакет с готовыми фотоснимками. Исаак с таким суровым видом взял пакет, что парень мгновенно перестал улыбаться.

- Красивая у тебя улыбка, браток! - процедил сквозь зубы Исаак. - Береги ее!

И вышел на улицу.

Вернувшись домой, Исаак не раздеваясь подошел к столу и вытряхнул на него содержимое пакта. Фотографии веером разлетелись по столу.

На всех фото была изображена Анжела. Спящая. Обнаженная. Великолепная.

Исаак даже не притронулся к снимкам. Он долго, ужасно долго на них смотрел. Совершенно спокойно. И нельзя было понять, о чем он думает. Но о чем-то он ведь думал?

Затем он отошел от стола, достал из шкафа трусы с колышком и положил их в карман пиджака. А в другой карман засунул толстую пачку зеленых денег. И вышел из дома.

И пропал! Выпал из поля нашего зрения.

Обнаружился Исаак спустя несколько часов возле здания ленинградского цирка. Ничего не изменилось в облике Исаака. Только было видно, как его пиджак со стороны внутреннего кармана заметно оттопыривается. Судя по всему там лежало нечто, может быть, и не тяжелое, но довольно объемное.

Исаак уверенно зашел в здание, а через полчаса вышел, вернее, не вышел, а выехал верхом на белом коне. По его осанке чувствовалось, что он сидит в седле первый раз в жизни, но это его ничуть не смущало. Если не скакать галопом, то можно даже и не упасть.

Парсонс попросил свою лошадку идти шагом. Именно попросил, так как давать какие-либо команды лошадям не умел. Он старался держаться в седле гордо и независимо, но это ему удавалось с трудом. Все-таки чувствовалось, что он едет верхом на коне первый раз.

Никто из прохожих уже не удивлялся такой картине как всадник на лошади на улицах города. Перестройка!

Парсонс по возможности молодцевато восседал на лошади, и с таким отрешенным выражением лица, что явно было видно, что он о чем-то сосредоточенно размышляет.

Ну и пусть себе размышляет! А мы пока поразмышляем о самом Парсонсе.

Кто же такой Исаак Антипович Парсонс? В свете всего вышеизложенного может сложиться впечатление, что Исаак Парсонс - придурок и мудак, циник, врун, раздолбай. Во всяком случае, в первой части нашего повествования было понятно, что Исаак законченный идиот. Да бросьте! Еще неизвестно, как бы Вы сами отреагировали на вырастание конского полового органа на Вашем лбу. Во время стресса человек ведет себя совершенно непредсказуемо. Разве нет?

На самом деле Парсонс - хороший парень! Добрый, изобретательный, талантливы и умный. Вот купил себе лошадку за 5000 долларов и скачет на ней неизвестно куда, надеясь неизвестно на что. Романтик!

Еще в далекой социалистической юности, когда он уже мог принимать самостоятельные решения, Исаак понял, что эта страна - не для него, эти люди - не для него, принципы, мораль, стиль жизни - все это ему чуждо и отвратительно. И было у него два выхода: либо самому меняться, либо приспосабливаться к этой противной жизни. Ни то, ни другое его не устраивало. И не стал он ни меняться, ни приспосабливаться. Он стал прикидываться. Когда кем - это зависело от обстоятельств.

Через некоторое время он понял, что лицедейство - это единственная форма существования его устраивающая. Многие умные люди валили на Запад, спивались, сходили с ума, садились в тюрьму, а ему все это было неприемлемо. Жизнь дается один раз, и было бы просто глупо использовать ее не по назначению, а на разные глупости.

Глупостей в жизни Парсонса тоже хватало. Но это были другие глупости. Это глупости, которые Исаак сам себе выдумывал. Точно так же он придумал для себя цинизм. Цинизм - это способ защиты. Цинизм - как своего рода кольчуга, которую он надевал на себя, чтобы не поранить свою душу разной житейской дребеденью.

С годами он научился скрывать свои мысли, контролировать свои чувства. Настоящие его мысли были светлыми, а чувства - возвышенными. Он был настоящим романтиком, но с практическим оттенком. Такой вот практический романтик. Или романтический циник. Как угодно.

Ему было наплевать на мнение окружающих о себе только потому, что он никому никогда не показывал своего истинного лица. Поэтому и мнения о нем были не объективными, а абсолютно противоречивыми. Сам же Исаак прекрасно знал, кто он и что он представляет из себя как личность. Ему этого было достаточно.

На своей бывшей работе Исаак считался ценным сотрудником, хорошим специалистом, политически грамотным и морально устойчивым человеком. Никому и в голову не могло прийти, что Исаак мог заниматься спекуляцией и контрабандой. Представляете, переправлял национальное достояние СССР на Запад!? А Исааку было насрать! Нет никакого национального достояния! Он был твердо убежден в том, что есть Мировая Культура, а Национальное Достояние - сказки для бедных и уродов. Если икона ХIХ века будет висеть в квартире австрийского коллекционера, а не валяться у какой-нибудь бабки на чердаке, то ее ценность от этого не уменьшится. А если еще можно на этом заработать, то почему бы и нет? Коммунисты, например, пожгли и порушили этого самого национального достояния на сотни миллиардов долларов, а почему бы Исааку не заработать несколько десятков тысяч долларов на том, что он спасает это достояние от порчи и гниения? Попробовали бы Вы его в этом разубедить!

И так во всем! Он пришел к выводу, что человек рожден для счастья, и потому нет для человека ничего запретного или невозможного. Другое дело, что вовсе не обязательно было афишировать свое стремление к невозможному или запретному. Было время, когда Исаак серьезно изучал моральную сторону совершаемых людьми поступков, как незаметные деяния мелких людишек, так и великие свершения известных личностей. И он пришел к любопытной мысли о том, что самая главная заповедь - это “Не навреди!”. То есть нельзя оценивать любой поступок с точки зрения “хороший он или плохой”. Если в обычном понимании поступок считается плохим, но вреда от него никому нет, значит, этот поступок не плохой. Что уже радует. Гиппократ, блин!

В связи с этим Исаак стал по-новому трактовать и известные библейские заповеди.

Например, “Не укради!”. Он вообще не понимал ее первоначального смысла. Это же естественно, что у хорошего человека нельзя ничего красть, но “обуть” или “развести” какого-нибудь подонка или мерзавца - это даже полезно. Ага, Робин Гуд, блин!

А заповедь “Не возлюби жену ближнего своего” он вообще считал вершиной дебилизма. А Троянская война? Если бы не украли Елену, то потомки были бы лишены удовольствия читать Гомера об этой удивительной войне. Да и вообще, если этот “ближний” - мудак, то почему бы не увести у него хорошенькую жену и не “возлюбить” ее?

А чего стоят эти разглагольствования о гордыне? Чушь какая! Человек должен иметь гордыню! И ни в коем случае ее не смирять. В противном случае получалось какое-то подобие человека, некая физиологическая субстанция, обладающая первичными половыми признаками.

Живи в свое удовольствие, делай, что хочешь, не причиняй никому вреда - и все будет в кайф!

Жалко, что при социализме жить в свое удовольствие считалось тоже смертным грехом. От того и клоунская маска на лице. От того и не понять было Парсонса - о чем он думает и чем живет.

Хороший Парсонс человек! Умница, фантазер, робкий и застенчивый. А хуй! Не был он робким. Не был застенчивым. Но прикинуться таковым было для него раз плюнуть. Если ему это было нужно.

Был ли он наивный? Да нет же!

Его слепая вера в сказку - это тоже своего рода защитная реакция организма. Ведь нужно же во что-то верить! Без веры совсем тяжко. А Исаак не верил ни в Бога, ни в черта. Вот и выдумал себе Поле Чудес.

Какой-нибудь дурак выдумает для себя какого-нибудь Бога и прется от этого. Уходит в монастырь, молится, как идиот, душу свою спасает от чего-то. От чего спасать-то? Плоть укрощает и усмиряет гордыню. Ну и что? Что в этом прикольного? Жизнь дается человеку вовсе не для того, чтобы он посвящал ее всякой хуйне.

Но, с другой стороны, без веры нельзя. Кто-то верит в дружбу, кто-то - в деньги, кто-то - в Бога, а Исаак - в Поле Чудес. Поле Чудес - его Мечта, стало быть, он верил в свою мечту. И мало того, что он верил, он еще был твердо уверен в том, что эта мечта осуществима. Разве это наивность? Вера как способ защиты, вера как уверенность в победе, вера как хобби и вера как способ развлечения. Не так уж и глупо в конечном итоге.

Благодаря своей вере он приобрел еще большую целеустремленность, жизненную стойкость, иммунитет ко всяким гадостям. Ну а его склонность к авантюрам, к различным проявлениям абсурда и непредсказуемость в своих действиях - это уже не блажь, а черта характера, которую трудно было исправить.

Нелепо? Дико?

Отнюдь. По мнению самого Парсонса, все так и должно быть. Он никому не навязывал своего мнения и своих взглядов на жизнь. Каждый человек имеет право прожить свою собственную жизнь так, как ему этого хочется. Хочешь быть мудаком? Пожалуйста! Сколько угодно! Хочешь быть праведником? Да ради Бога!

А Парсонсу нравилась его жизнь. Какая бы странная она ни была. Он ничего не собирался в ней менять. Вот только бы его мечта осуществилась! И он был бы счастлив до конца.

Что ему еще надо?

Вот он скачет на белой лошадке и о чем-то думает. Интересно, о чем?

Через час Исаак со своим конем был уже у ворот известной нам психбольницы.

Исаак слез с коня и вошел в дурку. Вышел буквально через пять минут, снова залез в седло и направил коня прямо в дверь психушки. Через пять минут он был уже у двери библиотеки.

Дверь ногой открыл не Исаак, а его конь. Тоже, видимо, знал, как это делается. Дверь с шумом распахнулась, и Исаак гордо въехал в библиотеку.

За столом сидела какая-то пигалица. Явно иногородняя. Она смотрела на Исаака по меньшей мере изумленно, с широко открытыми глазами и ртом.

Исаак по возможности молодцевато спрыгнул с коня, подошел к девчушке и оценивающе оглядел ее с ног до головы.

- А Анжела...

- Она здесь больше не работает, - быстро ответила пигалица.

- Понятно... А ты чего не радуешься? Видишь, принц к тебе заехал на огонек? Придержи лошадку, я только в туалет схожу, - сказал Исаак и быстрым шагом вышел из библиотеки, а затем и из больницы.

- Идиот, - неизвестно к кому обращаясь, произнес Исаак.

- Идиот, - опять сказал Исаак утвердительно и таким же быстрым шагом направился в сторону Поля Чудес.

Исаак пришел на Поле уже поздно вечером. Он деловито вырыл ямку и швырнул в нее трусы, которые вытащил из кармана. Зарыл, полил трусики из ближайшей лужицы и торжественно произнес:

- Крекс! Фекс! Пекс!

Сел по-турецки на землю перед ямкой и стал терпеливо ждать.

Ну, естественно! Разумеется! Конечно, ничего не выросло! Никакого дерева, блин! Вообще ничего!

Было раннее утро. Исаак с улыбкой смотрел на то место, где были зарыты его трусы с колышком. Он улыбался!

“Жалко, что трусы не проросли! - подумал Исаак. - Красивая была мечта!”

Он уже хотел было подняться с земли, чтобы навсегда покинуть этот угрюмый пустырь, как вдруг заметил в косых лучах утреннего солнца длинную черную тень. Женскую тень.

Парсонс медленно поднял голову.

Перед ним стояла Анжела.

Исаак встал с земли. Он молча смотрел на Анжелу. Надо, наверное, что-нибудь было сказать, но все слова вдруг вылетели из его головы. Он просто смотрел.

- А я видела тебя вчера вечером, как ты сюда пришел, - начала Анжела первая. - Я теперь живу здесь, недалеко, рядом с этим пустырем. Я ждала тебя.

И только сейчас Парсонс понял, для чего он потратил столько сил и времени на поиски этого пустыря.

Появление Анжелы было настолько естественным, что Исаак не сумел даже удивиться. Его на редкость глупая и фанатичная вера в Поле Чудес получила наконец свое логическое завершение.

Все-таки этот пустырь был чудесным! И одно из чудес Исаак только что увидел.

Он увидел реализацию своей неосознанной Мечты. Увидел, как его мечта материализовалась и приняла форму очаровательной женщины. Любимой и обожаемой.

Так-так, секундочку! Откуда обожание-то взялось?

А ниоткуда оно и не взялось. Оно всегда было. Только глубоко спрятанное и неосознанное до конца. Скрытое такое обожание, блин!

“И никакая она не стерва. И никогда ей не была, - подумал Исаак. - Еще немного и я поверю в Бога!”

Чудесные реснички! А под ними теплый взгляд. Именно теплый! И лучистый. Солнечный.

Анжела держала в руках какой-то сверток. Отвечая на немой вопрос Исаака, он протянула его ему.

Парсонс молча, развернул сверток. В нем лежало двенадцать трусов. В каждую из двенадцати пар был вшит маленький колышек. Даже не вшит, а прикреплен. Где с помощью ниток, где с помощью проволоки и клея.

Исаак широко размахнулся и подбросил этот пакет вверх, в воздух. Трусы разлетелись и разноцветными птицами запорхали над Полем Чудес.

Анжела и Исаак весело рассмеялись.

Затем Исаак засунул руку себе за пазуху и вытащил оттуда предмет, который так явно выпирал сквозь пиджак. Предмет блеснул на солнце, и Исаак осторожно протянул его Анжеле.

Это была маленькая алмазная корона...

Глава 34

Вот такая вот музыка, Такая, блин, вечная молодость. Чиж и К0

Нет, ребята! Конец нашей истории должен быть таким. Что это за американский хэппи энд, блядь? То, что вы прочитали, получилось слишком сладенько и банально.

Встреча Грея и Ассоль.

Осталось еще добавить, что они прожили долгую счастливую жизнь и умерли в один день. И тогда получится сказочка а ля Александр Грин.

Автор этой истории даже расплакался от избытка чувств. Слезы текли из его темно-голубых глаз и капали на дорогую финскую бумагу, смешиваясь с дорогими немецкими чернилами. Как все славненько вышло!

А на самом-то деле было все не так. Точнее, так, но история еще не закончилась.

Закончилась же она вот как:

...это была маленькая алмазная корона.

Анжела уже хотела было взять у Парсонса эту корону, как вдруг послышались приближающиеся голоса, из которых выделялся один - визгливый старушечий голосок:

- Нет, вы послушайте! Определенно мы имеем дело с душевнобольными. Я уже давно на пенсии, часто смотрю в окно от нечего делать, поэтому многое вижу и замечаю. Так вот. Эта дамочка вот уже три года постоянно бродит по этому пустырю. Спрашивается: что она там делает? Там ведь, кроме мусора, и нет ничего. Определенно, дурочка. А вчера еще и этот мужик появился. Пьянствовал здесь с местными алкоголиками, потом ушел. Потом снова пришел, вырыл какую-то ямку, закопал ее и улегся спать прямо на земле. А утром и эта дамочка появилась. Ей Богу, они или злодеи какие-нибудь, или сумасшедшие. Скорее всего, сумасшедшие. Поэтому я вам и позвонила. Вы уж разберитесь с ними, пожалуйста.

Исаак повернул голову в сторону голосов и увидел следующее:

На окраине пустыря стояла белая медицинская машина с красной надписью на борту “Скорая психиатрическая помощь”. А к ним довольно быстрым шагом приближалась группа дюжих санитаров, возле которых суетливо семенила какая-то старушонка. Возглавлял эту группу не кто иной, как главный врач известной нам психбольницы Вячеслав Валентинович Матухин.

Санитары подошли к Исааку с Анжелой и встали таким образом, чтобы пресечь любую попытку к бегству.

Некоторое время длилось молчание. Анжела и Исаак удивленно взирали на санитаров, а главврач молча улыбался во весь рот и ласково смотрел на эту парочку. Первым заговорил главврач:

- Ну что, голубки, попались? Представьте, я чувствовал, что мы еще с вами обоими встретимся. Но на этот раз наша встреча затянется надолго. Исаак Антипович, что это Вы там в ямку закопали? Трусики свои с колышком? Думаете, дерево вырастет? А “Крекс, Фекс, Пекс” не забыли сказать? Эх, Вы, Буратино! А это что за трусики кругом валяются?

Главврач наклонился и поднял одну пару трусов.

- Э - э - э, здесь чувствуется женская рука. С любовью сделано. Анжела Владимировна, это Ваша работа? Вы тоже с головой не дружите? Значит так, голуби мои, у вас обоих шизофрения. Вас лечить надо, вы для окружающих людей очень опасны, вас обоих надо срочно изолировать. Так что, извольте сесть в машину. Можете поцеловаться на прощанье, так как, скорее всего, мы вас отвезем в разные больницы, вместе вы очень опасны. Я вас обоих очень хорошо знаю.

Анжела и Исаак во время этого монолога не произнесли ни слова. У Анжелы в глазах застыло выражение недоумения и ужаса, а Исаак улыбался. Но как-то неестественно.

Между тем главврач продолжал:

- Ну, не будьте упрямыми, ребята. Бежать вам некуда, все равно поедете в дурку. Буратино и Мальвина. Ну а я, - Карабас-Барабас. Ха-ха-ха!!!!

- Может быть, Дуремар? - спросил Парсонс.

- Шутить изволите? Ну, шутите пока. Скоро и Вам, Буратино, и Вам, Мальвина, будет не до шуток. Ну так что, сами пойдете или смирительные рубашечки надеть? Последняя мера, как вы оба понимаете, только усугубит ваше лечение. Так что, давайте лучше сами.

Ну что, продолжать дальше? Рассказывать о том, как наши герои снова попали в дурдом?

Наверное, не надо. Это будет уже повторением. Тогда что же делать?

Видимо, стоит переделать конец романа. Этот, хотя и интересный, но все-таки не конец, а промежуточное звено. Ясное дело, Исаак из дурки убежит и Анжелу вызволит. Потом они отловят главврача и замучают его до полусмерти. До самой смерти не станут, пожалеют. А зря. Потому что главврач начнет им мстить по законам кровной мести, а потом…..Короче, делов было еще на целый роман. А нам надо сначала этот роман закончить.

Давайте попробуем вот так:

... Исаак увидел на земле длинную черную тень. Ему стало интересно, кого еще сюда могло занести в этот ранний час. Он поднялся на ноги и резко обернулся.

К несчастью, он не сумел удовлетворить свой интерес. Он ничего не увидел и не услышал.

Не услышал выстрела и не увидел милиционера Мохнаткина, который целился в него из пистолета. Выследил все-таки в Исаака, зараза!

Пуля попала Исааку прямо между глаз. Он ничего не почувствовал. Смерть была мгновенной.

Тело Исаака обмякло и рухнуло на землю...

И самое противное - это то, что Исаак не увидел, как из ямки, которую он давеча поливал водицей из лужи, выросло дерево.

Дерево, его дерево, выросло за считанные секунды и зашелестело листьями. А на ветках этого дерева гроздьями висели трусы с петухами, в каждых из которых был вшит маленький колышек.

Ефрейтор Мохнаткин с открытым от изумления ртом смотрел на это дерево и по своей простоте думал: “Ай да катушка индуктивности!”. Затем он как бы очнулся, подошел к дереву и сорвал первые попавшиеся трусы.

Он машинально засунул их себе в карман и, не глядя на лежащий под ногами труп Парсонса, побрел к ближайшему метро.

Ну как? Не слишком ли мрачно?

Парсонса жалко до слез. Рассказывать ли о том, как на его могиле безутешно рыдали две прекрасные женщины, одна - приехавшая из Парижа вдова, другая - приехавшая из Сеула Анжела? Две красивые женщины стояли обнявшись у могилы Парсонса и горько-горько плакали...

Почему Анжела приехала из Сеула? Да потому что вскоре после ссоры с Исааком она вышла вторично замуж за какого-то корейца и уехала к нему на родину. Там каким-то чудесным образом узнала о смерти Парсонса и сразу же приехала на похороны.

Нет! Нет! Как говорится в известном анекдоте - не дождетесь! Такой конец романа нам не нужен!

На самом деле все было иначе...

... Парсонс увидел длинную черную тень.

Он резко обернулся и увидел изумительную по красоте картину: в лучах восходящего солнца стояла Анжела и держала за руку маленького мальчика трех лет.

Не нужно объяснять читателям, что это был его сын.

Исаак подошел к ребенку, присел на корточки, достал из-за пазухи алмазную корону и надел ее на голову мальчику. Затем снизу вверх вопросительно посмотрел на Анжелу.

Несмотря на бледность она была прекрасна!

- Помнишь, когда ты валялся без сознания, - неуверенно начала она, - я к тебе приходила? Вот тогда все и произошло. Ты лежал, как бревно, и я все сделала сама. И ни о чем не жалею. Я хотела этого и я это сделала. Ты рад?

- Частично, - ответил Исаак. - Почему ты мне об этом ничего не сказала?

- А зачем? Ты вел себя, как последний идиот. Хотела было сказать, да потом передумала. А потом уже было не до этого.

Исаак сильно сомневался, что “тогда все и произошло”. Произошло, но, может быть, не тогда. Дело в том, что фотосеанс с участием Анжелы, который организовал Исаак в своей палате накануне выписки из дурдома, закончился вовсе не так безобидно, как это было описано в нашем романе. Вернее – безобидно, но все-таки немножко не так.

“Это ты была, как бревно”, - подумал Исаак. Но в чем сомневаться не приходилось, так это в том, что это был его сын. Его и ничей другой. Слишком он был на него похож. На Парсонса, стало быть.

- Исаак! - Анжела вывела Парсонса из задумчивого состояния. - Если ты такой умный и проницательный, скажи мне, что будет дальше?

- О! Дальше начнутся чудеса! - сказал Парсонс, взял за руки Анжелу и мальчика и повел их прочь с пустыря, - Надо поторопиться, мои милые. Меня лошадка ждет некормленая.

- А лошадка настоящая? - спросил мальчик.

- Лошадка? Лошадка волшебная!

А как такой конец? Волшебный конец волшебной сказки!

А что? Все остались живы, вроде бы даже счастливы.

Нет уж! Слишком много волшебства! Надо что-нибудь более приземленное. Например, вот так:

... Парсонс увидел длинную черную тень.

Он резко обернулся и застыл в оцепенении, не в силах произнести ни звука. Такого он увидеть никак не ожидал!

Перед ним стояла Клара! Страшная. Голая. Противная. Ну, не совсем уж голая. Кое-какая одежда на ней все-таки присутствовала.

Всю ее одежду составляли трусы нелепого цвета. Мужские трусы. И, судя по всему, с колышком, так на лбу у Клары красовался тот самый орган, только не конский, а лошадиный!

Остро запахло лошадиным потом.

“Боже! - подумал Исаак. - Где она раздобыла мои трусы?”

Клара с ненавистью смотрела на Исаака. Она тяжело и хрипло дышала, держа в руке остро заточенный огромный топор.

Ни слова не говоря Клара стала медленно подходить к Исааку, вращая над головой своим дурацким топором.

“Вот такие чудеса! - про себя сказал Исаак. - Этого еще не хватало!”

То, что Клара была без ума, это сразу бросалось в глаза. Но что сейчас с ней делать? Не драться же! Это было бы нелепо.

Для начала надо ее обезоружить, связать, а там видно будет!

Исаак ловким движением выбил из рук Клары топор, но на этом все и закончилось. Клара коленом изо всех сил двинула Исааку между ног.

Это было неожиданно.

Исаак охнул и стал медленно оседать, а Клара в это время вцепилась ему в горло и повалила на землю. У бедного Исааки не было сил активно сопротивляться, ему не хватало воздуха и невыносимо болело внизу живота. А Клара уселась на него верхом и недвусмысленно хотела его удушить.

Парсонс делал вялые попытки сбросить с себя безумную Клару и освободить горло. Но тщетно! Она так вцепилась, что не отодрать.

Вдруг все изменилось. Тело Клары как-то дернулось и сразу обмякло. Изо рта у нее теплой волной хлынула темная кровь, заливая лицо Исаака.

Исаак напрягся и скинул с себя Клару. Та бесформенно рухнула на землю рядом с ним и так и осталась лежать.

Парсонс приподнял голову и увидел Анжелу.

Та, вся дрожа, стояла в утренних лучах восходящего солнца и сжимала в руках топор Клары.

Топор был весь в крови.

- Слава Богу! - сказала Анжела. - Я боялась, что не успею…

Не хочется дальше продолжать. Такое доброе начало и вдруг такой чудовищный конец. Кругом кровища, ужас! К тому же Анжела с Исааком разрубили тело Клары на мелкие кусочки и скормили собакам. Точнее – Анжелиной собаке. А голову закопали в той же ямке, что и трусики с колышком.

А что было дальше?

Что может быть дальше?

Следствие. Суд. Тюрьма. Разлука. Недоедание. Недосыпание. Авитоминоз. Редкие встречи. Редкие письма. Нарушение нервной деятельности и прочая галиматья.

Оно нам это надо?

Нет, ребята! На самом деле... На самом деле было по-другому...

...Исаак увидел длинную черную тень.

Он как бы нехотя обернулся. И что же он увидел дальше?

Ну, то что он увидел Анжелу, это понятно. Иначе и быть не могло. Это предусмотрено законом жанра.

Но она была не одна, точнее, не совсем одна.

Она сидела верхом на ослике. На осле, стало быть. Симпатичный такой ослик с большими мохнатыми ушами и аккуратно подстриженной челкой.

И Анжела, и ослик внимательно смотрели на Исаака.

“Надо бы удивиться, да что-то не хочется”, - подумал Исаак и не удивился. Раз не хочется, чего удивляться-то? А надо бы.

Спустя четыре года встретить Анжелу в четыре часа утра на окраине города верхом на осле - это, надо признаться, событие не совсем ординарное.

- Привет, Исаак! - весело прощебетала Анжела.

- Привет, - ответил Исаак.

- А чего это ты здесь ковыряешься в грязи в такое чудесное утро?

Исаак хотел было ответить, сказать правду, да передумал. Все равно не поверит. Кто же поверит, что Исаак, в здравом уме, пытается здесь вырастить чудо-дерево? Никто. А тем более Анжела. Поэтому он вообще не стал ничего отвечать и вместо этого спросил:

- Где ты этого ишака откопала?

- Это не ишак, - спокойно сказала Анжела, - а осел. Настоящий осел! И не простой осел...

- Золотой? - машинально спросил Исаак.

- Нет, не золотой. “Не простой” не в том смысле. Этот осел - мой муж.

“Вот так чудеса, - подумал Исаак. - Страна Дураков, ей Богу! Много я чудес повидал, но такое... Я сотни раз слышал слова “мой муж - осел”, но чтобы наоборот - “осел - мой муж”, это впервые! Забавная девушка! Опять меня удивила!”

Исаак с интересом посмотрел на осла, вернее, на ... О, господи! На кого? В общем, на того, на ком сидела Анжела, свесив ножки.

- А - а - а, - понимающе протянул Парсонс. Значит, теперь твой муж - осел? Насколько я помню, раньше у тебя был другой осел... Тьфу, блин! Другой муж. Вроде, человек. Вася какой-то.

- Ну, мой друг, все меняется. Помнишь, ты когда-то сам мне говорил, что чудеса возможны? Я тебе не верила. А сейчас верю. И никакой это не другой муж, а тот же самый. Вася. Просто у него сейчас несколько иной вид. Кстати, такой он мне больше нравится.

Парсонс незаметно ущипнул себя. Пора просыпаться! Но нет! Никакой это не сон. Перед ним была живая Анжела на живом осле.

- Ага, понятно, - снова понимающе кивнул Исаак. - Ну и как?

- Что “как”?

- Ну, вообще.

- Вообще все прекрасно! Я счастлива. Представляешь? Мне сейчас так спокойно... Даже не знаю, как и сказать правильно. Такая умиротворенность в душе, такая гармония, такое... Ну, ты понимаешь?

- Понимаю...

- Нет. До конца ты этого не можешь понять!

- Да где уж мне!

- Подожди, не злись. Знаешь... Счастье, ведь оно не всегда такое, каким его многие себе представляют. Так много суеты крутом... Понимаешь?

- Ага, - вздохнул Исаак, а про себя добавил: - Счастье - это когда рядом осел. Бедная девочка... Ее страсть к лошадям все-таки получила свое завершение. Видимо, конь не получился, но зато осел... А почему, собственно, бедная? У всех разное представление о счастье. Она свое нашла. Ну и чудно!

- У меня теперь есть осел, - между тем продолжала Анжела. - Не важно, кто он и откуда, важно, что теперь он у меня есть. Он очень спокойный, рассудительный... Не смейся!

- Хозяйственный?

- Ну зачем ты так?! При чем здесь это? Он меня очень любит. Мне этого достаточно.

- Я рад за тебя, солнышко.

Парсонс засунул руку за пазуху и нащупал корону. Отдать или нет? Но зачем ей сейчас корона? У нее есть осел и она счастлива. Корона как бы теперь и ни к чему. А, с другой стороны, может быть порадовать девушку? Она любит всякие такие штучки. Да ну на фиг! Вдруг этот ее осел ревнивым окажется, что-нибудь неправильно поймет. Еще и лягнет копытом, чего доброго! Ослы, они такие!

Исаак очень внимательно посмотрел на Анжелу. Нет, определенно она что-то придумала насчет своего счастья. Худенькая, бледненькая такая, шейка тоненькая, глазки какие-то тусклые. Не похожа что-то она на счастливую женщину. Улыбка какая-то вымученная, взгляд потухший. Зато ослик ухоженный, холеный. Стоит себе, улыбается, копытом бьет. Рад чему-то.

“Отдам-ка я лучше корону той дурочке в библиотеке в дурдоме. Пусть порадуется.” - подумал Исаак и вытащил руку из-за пазухи. А вслух сказал:

- Рад за тебя, честное слово. Наконец ты нашла себе то, что искала. Это удивительно! Скажи мне, а ты что здесь делаешь так рано? Увлекаешься верховой ездой по утрам?

- Да нет, просто мой Васенька в это время любит немного прогуляться. Ну, ты понимаешь.

- Не совсем.

- Ну... Другими словами, я его выгуливаю.

Как бы в подтверждение этих слов ослик навалил под себя огромную кучу говна.

Анжела покраснела и конфузливо хихикнула, а Исаак с уважением посмотрел на кучу, потом оценивающе взглянул на ослика.

Да, аппетит у него, судя по всему, прекрасный. И с обменом веществ все в порядке. Да и вообще, красивое животное. Молодец Анжела! Добилась все-таки своего! Эта ее целеустремленность достойна всяческого уважения и восхищения. И Исаак восхищенно посмотрел на Анжелу.

Несмотря на свой болезненный вид, все равно она была хороша! И как она красиво и гармонично смотрится в компании ослика! Чудо!

- Ты знаешь, Анжела, а у меня тоже есть лошадь, - заговорил Исаак, - такая белая, красивая...

- Ха - ха - ха! - весело рассмеялась Анжела. - Исаак, ты все такой же! Откуда у тебя может быть лошадь? Скажешь тоже, лошадь! Перестань! Скажи лучше, где можно купить дешевого овса?

Дальше уже неинтересно. Ослы какие-то, овес... Глупость, серость. Исаак, разумеется, подробно рассказал Анжеле, где и как можно купить дешевый корм для скота. Хотя сам об этом и не знал толком. Придумал, скорее всего.

И вообще. Читателям был обещан хороший конец. Конец истории, имеется в виду. А у нас получается какая-то чернуха - санитары, милиционеры, ослы, топоры, кровь - хуйня какая-то!

Не так должен заканчиваться наш роман.

А как же?

А вот так!

Да как же?

Вот так и никак иначе.

И это уже настоящий конец, другого и быть не может. Самый реальный, самый логичный, естественный и долгожданный. Оптимистический и жизнеутверждающий.

Только таким и может быть завершение нашей истории...

Исаак увидел длинную черную тень...

Он не стал оборачиваться. Он знал, кто стоит за его спиной. И даже если бы он этого не чувствовал всем свои существом, то определил бы присутствие Анжелы по запаху ее духов.

Анжела медленно подошла к Исааку и села рядом с ним прямо на землю.

Как она была хороша! Ничуть не изменилась. Даже стала еще красивее.

- Ну, мой друг, - сказала она, - и что же дальше?

- Дерево вот не выросло, - огорченно ответил Исаак.

- А ты очень хотел, чтобы оно выросло?

- Очень. Впрочем, не знаю...

- Я полагаю, что все-таки знаешь. Ты ведь сюда пришел не случайно.

- Да. Не случайно.

- Чудеса бывают?

- Бывают.

- И желания сбываются?

- Сбываются.

- А твое сбылось?

Исаак посмотрел на Анжелу очень внимательно и серьезно. Подумал и сказал:

- Сбылось. А твое?

Анжела пожала плечами:

- Не знаю. Может быть. Но не до конца.

- А чего же ты хочешь? - осторожно спросил Исаак.

- О! - засмеялась Анжела. - Я много чего хочу! Так много, что сразу все и не рассказать.

- И все-таки? Чего бы ты хотела сейчас?

- Ну... Для начала я бы хотела маленькую золотую корону. Смешно?

- Нет. Какую корону?

- Маленькую.

- Золотую?

- Да.

- С маленькими бриллиантиками?

- Да.

- Ну, это - нет проблем! - весело сказал Исаак и достал из кармана корону. - Такая подойдет?

Анжела взяла из рук Исаака алмазную корону и осторожно надела себе на голову:

- Ну и как я тебе?

- И - зу – ми - тель - но! - медленно по слогам произнес Исаак. - С короной или без короны - для меня это не важно. Но если тебе она нравится, то носи на здоровье!

Немного помолчали. Затем Анжела задала Исааку такой вопрос:

- Послушай... А почему ты не предложил мне корону во время нашей последней встречи? Честно говоря, я этого ждала от тебя.

Исаак на секунду задумался. Что ответить-то? По привычке соврать что-нибудь? Что-нибудь красивое. Анжела ведь верит в красивые сказки. И сейчас поверит. Только зачем?

И Парсонс не стал ничего придумывать, а сказал то , что и было на самом деле:

- У меня не было тогда короны. У меня ничего не было.

- Ну и пусть! Но ты же мог мне ее пообещать подарить, и я бы тебе поверила.

Ага. Поверила бы. Может быть и поверила. А может и нет. Сейчас-то что об этом толковать?

Исаак ничего не ответил. Он поднялся с земли, подал руку Анжеле и помог ей подняться. Потом все же сказал:

- Я стеснялся.

Анжела весело рассмеялась. Стеснялся он, оказывается!

- Все будет хорошо? - спросила она уже серьезно.

- Да. Все будет хорошо. Все будет чудесно!

- А ты будешь приносить мне кофе в постель?

- Да, - охотно согласился Исаак. - Но это будет в том случае, если ты ночью так устанешь, что утром не сможешь с нее встать.

- Договорились!

- Вот и славно!

Славно?

Прекрасно! Чудесно!

Все. Конец. Пиздец истории, короче.