Я просыпаюсь в холодном поту. Мне приснился жуткий сон. Такой яркий и красочный, что до последнего момента я думал, что это явь. Охуенно правдоподобная реальность. Такое даже в белой горячке или в недобром трипе не ощутишь.
Меня всего трясет до сих пор.
Эти холодные прикосновения рук. Чужих рук. Именно чужих. Уже не человеческих. Детский голос в темноте. И чувство, что меня несут эти руки куда-то в неизбежность. На звук голоса маленькой девочки. Голос все ближе и ближе. И я уже вижу того, кто говорит. Это я! Вдруг проваливаюсь в бесконечную пустоту. И выныриваю уже здесь. По эту сторону. Бодрствующий и испуганный.
Никогда прежде не снились такие пугающие сны.
Меня колотит. Я сижу на кровати и тупо смотрю на часы. Подсвеченный циферблат показывает ровно три часа ночи. Кутаюсь в одеяло и беру пачку "факин страйк". Бля, надо же, последняя сигарета. Закуриваю, встаю с кровати. Рядом лежит Она. Она спит как убитая. Пусть спит, Ей завтра на работу. Шлепая босыми ногами по ледяному полу иду на кухню.
Ага! Вот и тапочки! На них спит Злодей. Гребаное животное. Наглый жирный котяра. Настолько ленивый, что даже не просыпается, когда я вырываю из-под него тапочки, а эта пятикилограммовая тушка переворачивается на другой бок.
Ставлю на плиту чайник, чиркаю спичкой и подношу огонь к конфорке. Бля! Не горит.
В детстве мама меня приучила закрывать на ночь все водопроводные и газовые вентили. Паранойя? Не знаю. Просто я раб своей дурацкой привычки.
Еще раз чиркаю спичкой и на плитке расцветает синий цветок газа. Ставлю алюминиевый чайник на огонь. Сажусь на табурет и смотрю в окно.
Все в точности так, как пел Виктор Цой. Сигарета в руке, чай на столе. Так замыкается круг.
Мы все замыкаем свой круг.
Появляется навязчивая мысль - девять кругов ада. Эта мысль, как чей-то тоненький голосок, кружит и кружит в моем сознании.
Чтобы избавиться от нее, как-нибудь заглушить, включаю радио. На волнах "гавенного радио" играет песня группы Кино. Та самая.
Параноя нарастает.
Мне не по себе. Я чувствую, что сейчас обязательно должно случиться что-то плохое. Очень ужасное. Необратимое.
В такие моменты надо, необходимо, жизненно важно, чтобы рядом с тобой находился кто-то. Любимое животное, любимый человек. Просто теплый и благодарный комочек жизни. Кусочек живой протоплазмы.
И тогда безумие отступает.
Ты знаешь, что есть существо, которое здесь, рядом с тобой. И тебе становится легко и спокойно.
Наклоняюсь и шарю рукой под табуреткой в поисках Злодея. Рука натыкается на что-то, похожее на чучело. Похоже на деревянный шар, обтянутый жесткой шкурой. Поднимаю мертвое животное и кладу на колени. Сигарета давно истлела, и горячий фильтр обжег мне пальцы.
Сижу и плачу. Чайник давно кипит, но я не обращаю на это никакого внимания.
В детстве мама мне подарила хомячка, чтобы я научился любить братьев наших меньших. Я никогда не забуду тот зимний вечер. Я сидел и слушал Буйнова, в комнату вошла мама и сказала: "Макс, хомячок умер". Я никогда не забуду то ощущение потери. Смерти близкого существа. Живого и теплого комочка жизни.
Я сижу и глажу окоченевший трупик любимого кота. А за окном идет снег. Кипит чайник. Свистит свисток-насадка. А сквозь оконные рамы ясно и отчетливо доносится скрежет мусоросборной машины. Еще еле слышно, как далеко-далеко дворник скребет метлой заиндевевший асфальт. А снег за окном идет все сильнее и сильнее.
Я никогда не забуду этот момент.
Страх все нарастает. Мне необходимо обнять Ее и поцеловать Ее в ухо. Она. Такая теплая и родная. Единственная, кто у меня остался в этом мрачном и неприветливом мире.
Без Нее мне не жить. Я Ее так люблю. Я хочу прижаться к Ней щекой и уснуть.
Всегда быть рядом с Ней.
Встаю. Ноги как ватные. Непослушной рукой выключаю газовую конфорку. Чайник слишком долго стоял на плите, вода вся выкипела, а капли расплавленного металла, застывая, медленно стекают по конфорке. Они похожи на капли спермы. Начало зародыша жизни, из которой никогда уже эта жизнь не родится.
Мне так гадко и мерзко. Весь мир кажется нелепым. Сплюнутым глупым богом в глубокую грязную лужу.
Кладу окоченевшую тушку кота на пол. Все происходит так медленно, как будто это нецветное кино, и кто-то прокручивает его на малой скорости.
Закрываю газовый вентиль и проверяю водопроводные заглушки - наши привычки порой бывают сильнее нас. Наши идеалы, наши надежды, наша вера. Все это пустой звук, когда нет рядом человека, который приучит тебя закрывать на ночь газовые заглушки. Или каждое утро, пока бреешься, слушать сказку по радио. Вся наша жизнь не стоит ничего, если рядом нет того одного-единственного теплого комочка биомассы, ради которого все и затеяно. Ради которого вертится этот гребаный мирок.
И тогда появляется страх. Перед одиночеством.
Животный страх.
И ты сидишь, почти окоченев, как мертвое животное. Костяной шарик, обтянутый жесткой шкурой.
И понимаешь, что мир за окном не особо важен, если ты в нем один. ОДИН!
Пятнадцать минут пятого.
Иду в спальню. Аккуратно приподнимаю одеяло и ложусь рядом с Ней. Той, одной-единственной, ради которой стоит жить под этим небом.
Она сладко спит. Ей скоро вставать. Целую ее в щеку и проваливаюсь в сон без сновидений.

Tweet