Ребёнок шёл трудно. Жена мучалась уже несколько часов, всё без толку. В коротких промежутках между схватками, когда боль отпускала и взгляд её становился осмысленным, я, чувствуя полное своё бессилие, просто садился рядом и держал её за руку. Потом вновь на неё накатывалась волна боли, взгляд становился мутным, она уже не видела меня, только выгибалась, била ладонями по кровати и кричала. В эти минуты я вставал поодаль, за спиной акушерки и, замирая, ждал, когда же в конце концов закончатся эти бесконечные мучения. Последние полчаса акушерка уже не отходила от жены ни на минуту, но, несмотря на её обещания, - "вот-вот, уже скоро, ещё чуть-чуть" - ничего не происходило. Раскоряченные ноги, раскрытая промежность;  неужели это то самое место, которое я так безумно желал? Что-то тут в природе устроено не так... Крик, пауза. "Тужтесь, тужтесь!" Крик, пауза. Крик, пауза. Я уже и сам тужусь, как бы не обделаться...

В какой-то момент, всматриваясь, я заметил там, внутри её раскрытого тела, в самой глубине, какой-то посторонний предмет: будто жёлто-коричневая плёнка, перегородка закрыла вход в её нутро, и я уже был готов спросить акушерку, что это, что случилось? как вдруг внезапно понял: да это же макушка! Человеческая. Пожалуй, если бы мне довелось увидеть, как приземляется летающая тарелка и из неё выбегают зелёные ушастые человечки, я был бы удивлён меньше. ОНО - это существо, возникшее, можно сказать, из ничего, - теперь упрямо лезло наружу, пробиваясь через узкую трубку, из  тёмного мешка, ставшего ему тесным и неуютным, к свету. Через несколько минут я уже ясно различил вылезающий круглый предмет, который, по моим предположениям, должен быть головой, и  заорал: "Давай! Ну давай же! Давай!" Жена дико закричала,  выгнулась, и в этот момент акушерка наклонилась к ней, просунула вниз руки; из-за её спины я только видел, как она сделала какое-то странное движение, будто с силой выкручивая что-то. "Готово!" - сказала она и подняла на ладонях маленькое скрюченное окровавленное существо, от которого вниз свисала длинная, завитая, как червяк, кишка. "Оно" ещё совсем не было человеком, а просто похожим на куклу куском мяса, отторгнутым матерью и выброшенным наружу. "Мальчик?" - спросил я: болтающаяся пуповина мешала разглядеть, что там у ребёнка между ножек. "Ну какой мальчик, вы что не видите – девочка!" Мне действительно было плохо видно: акушерка, с ребёнком на руках, уже обходила кровать; наскоро обернув его простынкой, не обрезая пуповины, она положила свёрток жене на грудь.

Глаза девочки были закрыты. "А почему она не плачет?" – испуганно спросил я, припомнив, что новорожденные должны кричать. "А чего ей плакать, у неё всё хорошо" ,- ответила акушерка. Потом, раскрыв простынку, быстро и ловко перерезала пуповину, перевязала пупок, капнула что-то в глазки,  и повернувшись ко мне, сказала:
- Ну что вы стоите, смотрите? Берите ребёночка!
- Что, я?! Да я же ей всё переломаю!
- Ничего вы ей не сделаете, не бойтесь, берите! Вот так. Ну теперь пойдёмте со мной.

Я почувствовал себя виноватым перед женой, как будто уносил прочь нечто, ещё пять минут назад бывшее частью её тела. Как отрезанную ногу. После всех страданий жена смотрела на меня молча, грустными и счастливыми глазами.  Я поцеловал её и, замирая от ужаса, осторожно понёс невесомый свёрток следом за акушеркой в смежную комнату. После яркого света родилки, здесь было темновато, свет приглушен, очень тепло и абсолютно тихо. "Побудьте здесь с ней минут десять, я пока займусь мамой". И вышла. Мы остались одни.

Красное лицо малышки было покрыто какой-то засохшей плёнкой, остатками слизи, веки плотно сомкнуты, она была совершенно спокойна, как будто спала. Слегка подрагивали ресницы, чуть морщился крохотный носик,  и у меня было такое ощущение, что сейчас, здесь, на моих глазах, как в кино, она волшебным образом превращается из зародыша в человека. Все эти научные теории об оплодотворении яйцеклетки не имели ни малейшего отношения к тому, что только что произошло. Это чудо явилось ко мне само по какому-то странному капризу природы. Она моя.  Я боялся дышать в её сторону: мне казалось, что все микробы мира готовы обрушится на это беззащитное создание, доверчиво спавшее в моих неуклюжих объятьях.  Внезапно сердце моё упало: она разлепила глазки, широко открыла их и пристально, не мигая, посмотрела на меня. Я бы не удивился, если бы в тот момент она заговорила со мной, таким изучающим и осмысленным был её первый взгляд. Молча мы вглядывались друг в друга; никто теперь уже не узнает, какие мысли роились тогда в её маленькой головке.
Вернулась акушерка.
- Ну как ваши дела, молодой отец?
- Это невероятно. Я не могу поверить...
Акушерка улыбнулась.
- Знаете, я здесь работаю уже 20 лет и каждый раз не могу поверить,- сказала она. – Ну-ка, помогите мне.
Она забрала у меня девочку, положила на стол и развернула.
- Держите ножки, будем мерять рост. Высокая будет, смотрите, какая стопа огромная.

Теперь я мог её рассмотреть спокойно. Да, девочка, совершенно определённо. Всё как у настоящей: будущая женщина со всеми этими женскими штучками и женской судьбой. Первый мальчик, первые месячные, первый поцелуй, первый мужчина, первые роды. Всё определилось.
Через 10 минут наше свидание закончилось, её увезли от меня за таинственные стеклянные двери, куда меня уже не пустили. Было два часа ночи. Я брёл домой по пустынным улицам, потихоньку приходил в себя и размышлял: вот я был первым, кого она увидела в этом мире - это что-нибудь значит для неё? Я был первым мужчиной, который взял её на руки – это имеет какое-то значение? Я уже был готов отдать свою жизнь за это маленькое существо – это что-нибудь меняет?  Не знаю, не знаю, время покажет...

С той поры минуло пять лет. Однажды вечером, перед сном, уже лёжа в своей кроватке, она посмотрела на меня, как всегда внимательно и серьёзно, и вдруг спросила:
- Папа, мы будем старенькие и умрём?
- Ну наверное... как все... - ответил я.
- Я не хочу, чтобы ты умирал. Как же я буду без тебя?
Действительно, как?

para-mon@yandex.ru

Tweet