Если ты сделаешь не по-моему, то я
прямо сейчас пойду на улицу и отдамся
первому встречному черномазому.
Лариса К. Пугалка № 2

Самое ужасное спрессовалось в одно мгновение. Одновременно с накатившей тошнотой и попытками сердца выскочить из горла Парсонс внезапно ощутил, что руки, закрывающие глаза, не наталкиваются ни на какие препятствия на лице.

Находясь в состоянии, близком к помешательству, он не заметил, что в тот момент, когда он снимал трусы, исчезло архитектурное излишество на лбу. Но было поздно. Невозможно передать внутреннее состояние бедняги в эти микромгновения недолгого полета.

Внезапно он почувствовал жесткий, тупой удар по всему телу. Полет прекратился.

Пиздец.

-Что это? -подумал Парсонс. - Я уже там? На том свете? Почему же я думаю, чувствую?

Чувствовал он почему-то запах гнилой трухи и соленых огурцов.

Исааку Антиповичу не повезло сегодня и с самоубийством. Не свезло чего-то….

Полет продолжался до первого балкона, на котором стояла древняя шифоньерка, приспособленная для хранения разных продуктов. Она приняла на себя легкое тельце самоубийцы и смягчила удар, тем более, что от места прыжка до счастливого балкона было не более трех метров, а шагнуть пошире Парсонс не смог, и здесь проявив свою местечковую осторожность.

Он был жив, невредим, но абсолютно гол, на чужом балконе, в двенадцать часов ночи. Все начиналось заново. Парсонс разразилсясухим, каркающим, истерическим смехом…

Насмеявшись в волю, Исаак крепко сомкнул губы и твердо решил довести до конца начатое дело. Балкон? Говно вопрос. Ща бля прыгну…..

Он взялся руками за перила и уже было перебросил через них свое голое искусанное туловище, но взглянул вниз и остановился. Его искаженное злобной решимостью лицо приняло выражение замешательства и недоумения.

Внизу, под балконом, стояла парочка молодых людей и с любопытством наблюдала за действиями Парсонса, причем девушка что-то смешливо шептала молодому человеку на ухо и откровенно показывала на Исаака пальцем.

Парсонс смутился. Он никогда не был позером, а так вот - при зрителях сводить счеты с жизнью ему показалось просто неприличным. Он не любил дешевых сцен. По его мнению, самоубийство - дело святое и сугубо личное, и совершенно необязательно выставлять его напоказ всем; вот на него уже и пальцем показывают и глазеют, как на белую ворону. И как бы в ответ на его мысли снизу раздался задорный молодой голос:

- Эй, на балконе! Придурок голый! Что, слабо прыгнуть?! Давай прыгай скорее, пока тебя там муж не застукал!

Несмотря на все свои страдания и душевные муки, у Парсонса хватило сил вяло усмехнуться. От природы смекалистый, он сообразил, что его принимают за кого-то другого, скорее всего, за любовника-неудачника.

Действительно, ситуация получалась прямо как в анекдоте - муж неожиданно возвращается домой, а голый любовник стыдливо прячется на балконе.

Надо было что-то предпринимать, так как внизу уже стояло человек десять любопытных. Из толпы до Парсонса долетали отдельные фразы, из которых следовало, что там внизу идет горячее обсуждение его возможностей на выживание, некоторые уже заключали пари - спрыгнет этот голый пенсионер с балкона или нет, а если и спрыгнет, то разобьется или останется жив.

За прошедший день у Парсонса все-таки выработалась способность трезво оценивать обстановку и быстро принимать решения. Вот и сейчас он не растерялся и всего после каких-то нескольких десятков минут размышлений сообразил, что нужно делать.

Не обращая внимания на собравшуюся толпу, Исаак протяжно зевнул и, нагло строя из себя хозяина этого балкона, прошелся несколько раз из одного конца балкона в другой, делая при этом незамысловатые гимнастические упражнения.

Ночь была теплая, и дверь из квартиры на балкон была открыта настежь. Парсонс еще немного попрыгал на одной ноге, совершил несколько приседаний и даже как-то умудрился сделать двойное сальто назад прогнувшись, чем вызвал восторг столпившихсяпод балконом зевак.

Исаак и вида даже не подал, что аплодисменты имеют к нему какое-то отношение. Весь его облик говорил о том, что он является хозяином этой квартиры, который измучился от ночной духоты и вышел на балкон подышать свежим воздухом и немного размяться.

Его немножко смущало, что он был без какой-либо одежды и даже без трусов, хотя внизу были и дамы. Но, собрав в себе остатки мужества, он подавил в себе стыд, и решил играть эту случайную роль до конца - может же быть, что хозяин дома такой чудак,что решил выйти на балкон без трусов?

Он небрежно сплюнул, зачерпнул горсть кислой капусты из стоявшего рядом бочонка и с хрустом ее скушал, затем с самым невинным видом помочился в цветочный ящик и лениво, вошел в квартиру.

Толпа под балконом разочарованно вздохнула и стала расходиться.

Перешагнув порог балкона, Исаак вошел в хорошо обставленную квартиру.

Скорее всего, это была спальня, потому что в прозрачных ленинградских сумерках Исаак без труда различил тахту, стоящую у дальней стены, а на ней - матовые тела спящей супружеской пары.

- Вот это, действительно, будет анекдот, если муж проснется, озорно подумал Парсонс и стал осторожно, на цыпочках, пробираться к двери. Поравнявшись с тахтой, он остановился.

Исаак Антипович не был любителем совать нос в чужие дела, а тем более в интимные, но сейчас его что-то подталкивала изнутри заглянуть в лицо спящей женщины. Возможно, это было просто чисто мужское любопытство.

“Фу, какой моветон!” - брезгливо подумал про себя Исаак и пристально посмотрел сначала на обнаженное тело женщины, а потом взглянул на ее лицо.

На широченной тахте в безобразно-похотливой позе лежала его жена Соня.

А рядом с ней шумно дышал какой-то щупленький мужичонка, который тоже показался Парсонсу очень знакомым.

При ближайшем рассмотрении Исаак узнал в нем одного из тех работников санэпидстанции, которые несколько часов назад травили его дихлофосом в подвале универмага “Пассаж”.

Видимо, не так давно здесь произошло целое любовное сражение. Подушки были беспорядочно разбросаны, простыня порвана, а одеяла не было вообще. Исаак огляделся по сторонам и обнаружил одеяло, валяющееся в другом конце комнаты. Здесь же, на полу, беспорядочно валялась и одежда.

Такой стиль был знаком Исааку очень хорошо. И даже если бы лицо женщины не было бы видно, по следам зубов на искусанной подушке он легко бы определил присутствие своей супруги. Любила она всякие там выкрутасы.

Утомленные и сытые, Соня и истребитель клопов дружно храпели, тихо постанывая.

Нет! Парсонс не стал рвать на своей голове волосы, а тем болеене стал душить неверную жену. Он только пробормотал удивленно: “Ишь, ты!”, коротко зевнул и так же осторожно продолжал свой путь к двери.

Дверь вела в коридор. Очутившись там, Исаак тихонько прикрыл за собой дверь и включил свет.

- А ловко это я давеча на балконе через голову прьгнул! - радостно сообщил сам себе Исаак, как будто пробуя голос.

Вообще-то он не об этом хотел подумать. Наверно, лучше былобы подумать о том, что делать дальше и как отнестись к явной измене жены. Но мысль о прыжке, оттесняя все остальные проблемы на второй план, нахально залезла в голову бедного Парсонса.

Он несколько минут постоял в задумчивости, потом глаза его загорелись лукавым огоньком и Исаак решительно вышел на середину коридора. Ему почему-то показалось, что именно сейчас свой прыжок следует незамедлительно повторить. Чтобы закрепить успех.

Помассажировав мышцы ног, он слегка присел, а затем резко выпрыгнул, но фокус не удался, и Исаак подобно мешку с картошкой рухнул на пол со страшным грохотом

Дело в том, что он хотел совершить сальто назад, но, как это обычно и бывает, в самый последний момент, уже находясь в воздухе, ему захотелось проделать сальто вперед.

Никакого сальто, разумеется, не получилось.

Горе-акробат сначала разбил головой люстру, а потом, уже при приземлении, больно ударился головой, вернее, лицом, а точнее ебальником, о полку для обуви. Больно царапая обнаженное тело, сверху посыпались осколки разбитой лампы.

- И зачем это моя Сонька улеглась спать с этим педерастом? - Стал рассуждать вслух Исаак, лежа на полу. То, что этот мужичок-клопомор был ни кем иным как педерастом, не вызывало у него почему-то никаких сомнений. - А то зачем же моей Соньке с ним ночевать? Я ведь тоже еще мужик ничего себе. А этот не иначе как педераст. Жалко только, что сальто не получилось. Тут я, конечно, дал маху. Ну, ничего! Запишусь в цирковой кружок - там научат. А то ведь я и сальто-то толком делать не умею!

Какой, блядь, цирковой кружок? Совсем ополоумел, что-ли?

А тот мужик – точно педик. Кто же еще? Специалист по шоколадному цеху. Глиномес, короче. Урррррррррррод.

Исаак медленно поднялся с пола и прислушался. В квартире по-прежнему было тихо.

Справедливости ради надо сказать, что Парсонс в своей жизни не то чтобы никогда не делал сальто, он даже зарядкой по утрам не занимался. Видимо, это его на редкость идиотское желание во что бы то ни стало сделать сальто было вызвано бурными волнениями ушедшего дня и было своего рода остаточным явлением, так сказать, рецидивом пережитого.

Мысль об акробатике стала последней мыслью Исаака, потому что падение и сильный удар на несколько часов лишили его способности что-нибудь соображать.

Через некоторое время Парсонс очнулся, тяжело вздохнул и тупо уставился на полку для обуви, о которую он ушибся. Бессмысленное созерцание этой полки продолжалось довольно долго. После чего он нагнулся и звонко поцеловал полированную поверхность.

Во, бля.

Что побудило его сделать это один лишь Бог знает, но по всей вероятности, Исааку это очень понравилось.Он всем телом навалился на полку и стал покрывать ее горячими страстными поцелуями.

Неизвестно, что руководило действиями Исаака. Может быть, гладкая теплая поверхность полки вызвала воспоминания о такой же гладкой и шелковистой коже любимой жены, а возможно, это был своего рода протест против ее коварной измены. Он лобызал полку до тех пор, пока не ткнулся губами в банку с коричневым гуталином, что еще больше распалило пожилого дурака.

Он схватил банку обеими руками и вылизал из нее весь гуталин. Нельзя сказать, чтобы он любил сосать гуталин. Нетрудно догадаться даже, что Парсонс вообще раньше не кушал гуталин. Но сейчас ему в силу каких-то неведомых причин очень захотелось полакомиться душистым коричневым гуталином.

Господи, чушь какая!

Вылизав банку до зеркального блеска, Парсонс удовлетворенно крякнул, поднялся на ноги и властным взглядом окинул обстановку прихожей. Очевидно, съеденная банка гуталина прибавила Исааку уверенности и сил. Он самодовольно хохотнул и даже замурлыкал себе под нос какую-то песенку.

Увидев вешалку с висевшей на ней одеждой, Исаак смело направился к ней и сорвал первый попавшийся плащ. После удара головой Исаак не узнал плаща своей жены, который был куплен когда-то им же самим. Он привычным движением пощупал материал и, удовлетворенно цокая языком, бесцеремонно напялил плащ на себя.

Плащ был маловат, но это нисколько его не смутило. В течение нескольких последних часов присвоение чужих вещей стало для Исаака обычным делом. Поэтому у него еще хватило наглости подойти к зеркалу и полюбоваться на свое, к слову сказать, довольно-таки мерзковатое отражение.

При виде своего вида у Парсонса мелькнула мысль, что эта одежка ему вроде бы знакома. Но шальная мыслишка задержалась в его травмированном мозгу всего на доли секунды и сразу же улетучилась.

Исаак успокоился. Покрутившись перед зеркалом и так, и этак, он снова одобрительно крякнул направился к входной двери.

С замком не пришлось долго возиться. Исаак открыл дверь и уже было вышел из квартиры, но вдруг совершенно театральным жестом, резко хлопнул себя ладошкой по лбу, будто вспоминая, и вернулся назад.

Исаак снова вышел на середину коридора, но на этот раз не стал никуда прыгать, а наоборот, резко присел на корточки. Послышалось тихое бульканье и клокотание, затем что-то мягко шлепнулось на линолеум. По квартире поползло зловоние.

Через несколько секунд Исаак выпрямился и ласково посмотрел на огромную кучу дерьма в центре прихожей, над которой еще курился пар. Парсонс прикинул на глаз, сколько может весить эта куча и остался доволен - по его подсчетам куча тянула на полноценных три-четыре килограмма.

Весело насвистывая, он схватил с полки сапожную щетку и с ее помощью стал неторопливо размазывать смердящую кучу по полу, по стенам, по двери и даже изловчился замарать зеркало, потолок и остатки люстры.

Закончив работу, Исаак отшвырнул щетку и внимательно осмотрел содеянное. Это было то, что нужно и он совершенно успокоился. Что-то подсказывало ему, что он поступил правильно, что так поступают только настоящие мужчины, а иначе как же?

- А иначе и никак! - сам себе ответил Исаак, вытер задницу полой своего плаща и гордо вынес свое тело из квартиры.

Закрывая за собой дверь, он обратил внимание на прибитую к ней бронзовую табличку “Берзман Н.Н. Микробиолог”.

- Ага! Знаем мы, какой ты биолог! Пидарас, бля! Хоть бы нацию не позорил, мудак! - сквозь зубы процедил Исаак и, смачно плюнув в слово “Микробиолог”, стал энергично спускаться по лестнице. Спустившись до первого этажа, он остановился и задумался.

- Зеркало в говне. Оригинально! - усмехнулся Парсонс и вышел на улицу, в прозрачную теплоту ленинградской ночи…