Подбегая к площади Восстания, он немного успокоился, и мысли его стали
более ясными и упорядоченными. Если вообще возможна какая либо ясность и
упорядоченность в данной ситуации.
“Интересно, - думал он, - а если женщины получат такие трусики с колышком,
то как у них будет? У них, у женщин, в смысле – у баб, наверно, получится не
мужской член, а женский. Тьфу! Какой еще член? У них что-то другое будет, ну,
ясно, что! И не женское это “что-то”, а лошадиное. Ха-ха! Очень забавно!
Интересно, а с ними можно будет это.., как его… в связь вступать? Типа трахнуть?
Выебать, короче?
Тут Исаак, совсем запутавшись в своих фантазиях, решил отложить выводы на
потом. Он давно уже бежал по Невскому и приближался к универмагу “Пассаж”.
Возможно, что Исаак благополучно закончил бы свой безумный побег и достиг
бы цели своего путешествия, но, как на грех, возле “Пассажа” его ожидало
неожиданное препятствие – на его пути неумолимо стоял страж общественного
правопорядка, проще говоря, милиционер… Мент сука бля мусор…
Нельзя сказать, что труженики советской милиции раньше не замечали нашего
героя. На протяжении всего маршрута он постоянно находился под их пристальным
наблюдением, так как вид Исаака Антиповича был крайне, просто крайне
подозрителен. Не ебаться какой подозрительный вид был у Исаака. Но в силу
различных причин, он не был ни задержан, ни допрошен, ни доставлен.
Соответственно, и отпизжен не был.
Одни блюстители порядка по своей природной простоте думали, что идут
киносъемки и Исаак играет какой-нибудь смешной эпизод в очередной кинокомедии.
Другие, более смекалистые, решили, что происходит очередной психологический
эксперимент. Третьи считали, что Исаак – просто выживший из ума спортсмен –
ветеран. Четвертые, самые умные, проработавшие в ленинградской милиции не менее
пятнадцати лет по уверенному виду Исаака заключили, что это один из партийных
руководителей просто валяет дурака, и решили, что лучше будет не соваться не в
свое дело. Короче, Исаак Антипович беспрепятственно достиг Невского проспекта…..
Постовому милиционеру Ване Мохнаткину уже давно надоело в универмаге
“Пассаж”. Проще говоря, заебало. После вчерашней пьянки в общежитии завода
“Вулкан” у него сосало под ложечкой и ломило затылок. По старой деревенской
привычке – набить кому-нибудь с похмелья морду (авось, полегчает) – у Вани
чесались руки кого-нибудь задержать, установить личность и отвести в пикет, а уж
там и отпиздить от души. Но, как назло, в магазине все было спокойно. Тысячная
толпа в ожидании махровых полотенец выстроилась в стройную колонну с ровными
шеренгами по пять человек в каждой и очень тихо и организованно ждала своего
часа. Работы у Вани не было.
- Эх, бля-а-а-а-а-а-а! – зло подумал про себя Иван и, лихо сдвинув фуражку
на затылок, направился к выходу подышать свежим воздухом.
Не успел он выйти из дверей “Пассажа”, как увидел довольно-таки странную
картину.
Из подземного перехода выбежал на свет Божий немолодой уже человек. Весь
его костюм составляли какие-то идиотские трусы и белая элегантная панама,
надвинутая на глаза. Человек был весь в ссадинах, из разорванного правого уха
струилась кровь, зубы у человека были оскалены в бессмысленной улыбке, в правой
руке его был судорожно зажат букет желтых цветов. Человек бежал босиком по
горячему асфальту, бормоча что-то невразумительное и расталкивая прохожих. На
лицо был явный криминал…
У Вани не возникло ни каких догадок насчет этого странного гражданина; он как-то
сразу всем своим существом почувствовал, что должен задержать этого пидара в
шляпе.
Милиционер, поплевав на ладони, бросился наперерез гражданину, на бегу
вытаскивая из кобуры пистолет.
- Стой! – исступленно закричал Ваня, преграждая голому человеку дорогу, и
для большей убедительности два раза выстрелил в воздух. Немного подумал и
выстрелил еще раз.
«Пидар» остановился и тупо взглянул на Ваню. “Милиционер”, – смекнул Исаак
Антипович и чему-то громко засмеялся.
Такой радостный настрой не смог ввести в заблуждение постового милиционера.
И не такое видели. Плавали, знаем.
- Гражданин, Ваши документы! – строго произнес Ваня.
Исаак немного опешил, не зная, как себя вести. Времени для раздумий у него
не было, поэтому он заискивающе улыбнулся и заговорил первое, что ему пришло в
голову:
– Та нэмае у мэне документов, гражданин начальник. Як булы б, так казав
бы, а колы нэма, так шо ж казаты?
Простота и явный дебилизм Исаака нисколько не тронула Ивана. Наоборот, он
еще суровее спросил:
– Иногородний? Хохол? Где штаны потерял?
– Та хиба ж я знаю?
– А кто знает? Я, может быть? – почти прокричал милиционер Иван
Мохнаткин.
Исаак вдруг неожиданно для всех и для себя в том числе, снял шляпу и низко
поклонился постовому. Затем выпрямился и плюнул Ване в лицо. Короче, плюнул менту
в ебальник .
Милиционер громко икнул и, не утираясь, пристально уставился на Исаака.
Скорее всего он ничего не понял.
– Эх, сволочь ты, сволочь... – устало сказал Исаак и снова плюнул в лицо
постовому. Потом, показывая рукой в сторону городской Публичной библиотеки, Исаак
отчетливо и взволнованно произнес:
– Смотри, дурак, вон там катушка индуктивности!
Ошеломленный и оплеванный Иван понятия не имел о том, что такое катушка
индуктивности, но все же повернул голову и посмотрел в указанном направлении.
“Зачем это я про катушку – то?” – невольно подумал Исаак, но времени на
раздумья не было. И он, набрав во рту побольше слюны, смачно плюнул в Ваню еще
раз. Потом ловко выбил ногой у Вани пистолет из руки и нырнул в дверь универмага.
Съебал.
В “Пассаже” в это время уже начали продавать махровые полотенца и толпа в
зале универмага заметно волновалась. В то время в стране Советов полотенца
справедливо считались товаром повышенного спроса.
Парсонс сразу же юркнул в толпу и через несколько минут путешествия по ее
лабиринтам был придавлен напором сломанных шеренг покупателей к стеклянному
прилавку отдела “Пуговицы”.
За прилавком стояла толстая пожилая дама в форменном костюме “Пассаж.”.
Услышав хруст стойки, продавщица уже было открыла рот, чтобы в привычных и
доступных массам выражениях охладить пыл тех, кому так остро необходимы были
полотенца, да так и застыла с открытым ртом.
Перед ней стоял Исаак.
В магазинной сутолоке Исааковы безобразные трусы сползли еще больше и их резинка
находилась намного ниже пупа. Исаак проследил за взглядом толстой продавщицы и
установил, что этот самый взгляд устремлен в одну точку, а именно на большую
родинку в паху.
Парсонс конфузливо хихикнул и попытался освободить руки. Но они были
крепко прижаты толпой к прилавку.
После того как он довольно сильно поцарапался о стекло прилавка, пытаясь
освободиться, руки, наконец, были свободны. Не успел он схватиться за трусы,
чтобы немного подтянуть их, как толстая дама пришла в себя от изумления:
– Ах, ты, паразит проклятый! Дожил до седин, старый мудак, людей бы хоть
постеснялся! – разразилась она привычной бранью, – Ты ведь не в бордель
пришел, а в магазин, паскудная твоя рожа! Из тебя уже скоро песок посыплется, а
он – ишь ты! Мудями все еще трясет. У – у – у, старый кобель! Чтоб у тебя
руки-ноги поотсыхали! Чтоб у тебя хуй на лбу вырос, сволота ты окаянная!
Исаак вовсе не хотел исполнять желание продавщицы. Но под градом ее
справедливых упреков он стыдливо натянул свои трусы до упора и тотчас же
почувствовал укол в задницу.
Голова его вновь отяжелела. На лбу у него прямо на глазах вырос конский хуй.
При виде такого малокультурного зрелища продавщица громко ойкнула, побледнела и
стала медленно оседать на пол. Исаак хотел было ее поддержать, да не получилось.
Бесчувственное тело продавщицы тяжело рухнуло прямо на стеклянный прилавок. И
тот, выдерживавший часами напор тысячных очередей, не сдюжил. Треснул, скрипнул и
как-то сразу весь обломился. Раздался чудовищный грохот и звон. Сразу же
послышались крики:
– Женщине плохо!
– Держи вора!
– Наводнение!
Громче всех выделялся звонкий детский голосок:
– Мама! Смотри, какая у дяденьки писька на голове!
Началась паника, люди забыли о полотенцах и бросились к выходу, давя друг
друга. На Исаака уже никто не обращал внимания. Его пинали, пихали и даже били.
Но в суматохе ему было на это насрать.
Исаак топтался на одном месте и ему было невыносимо стыдно. И, вероятно,
именно чувство стыда заставило его подойти к телу толстой дамы на прилавке, взять
ее за волосы и несколько раз старательно ударить головой о грязный плиточный пол.
Затем он оглянулся и снова бросился в самую гущу толпы, надеясь в конце концов
выскочить на улицу. На хуй ему был универмаг «Пассаж»? Ему ведь надо было
попасть в ДЛТ!
Но судьба прочно связала Парсонса с гостеприимным универмагом. В давке у
дверей что-то хрустнуло, треснуло, послышался звон раздавленного стекла.
Дело в том, что в сумке одного из гостей города на Неве было десять стеклянных
банок с дихлофосом. Вот они то как раз хрустнули и треснули. В воздухе повис
дикий рев озверевших обладателей махровых полотенец. Подышать чуть-чуть
дихлофосом – приятного в этом было мало. Люди падали, резались об осколки,
вскакивали и снова падали. Начался хаос.
На Парсонса, попавшего в середину этой толпы, никто уже не обращал
внимания, потому что многие женщины и мужчины были оборваны и раздеты не меньше
чем он. Несколько пар совокуплялись прямо на полу на зависть продавщицам. В
смысле, ебались.
Ну, не совсем уж ебались, но откровенно тискались. Видимо, студенты.
У дверей кого-то стошнило... Все смешалось. Запахи пота, смрадных
испарений, дихлофоса переплелись и переполнили чувствительную душу Парсонса. Он
дико взвизгнул и бросился к заветным дверям, к свежему воздуху, к свободе... Еще
рывок!.. Еще! Вот он уже у самого выхода!
А на улице Исаака встретила обжигающе холодная вода, пущенная под давлением
из водомета метров с десяти. Около водомета копошился ефрейтор ленинградской
милиции Иван Мохнаткин. Участок Невского проспекта от Садовой улицы до ”Пиццерии”
был оцеплен улыбающимися парнями в фуражках с малиновыми околышами. На плечах у
них золотом горели буквы ВВ. В те времена ОМОНа еще не было.
Напротив “Пассажа” стояли две автомашины с водометами. Мохнаткин
нетерпеливо приплясывал около одной из них. Он весело кричал и хлопал в ладоши
при каждом удачном попадании струи в толпу у выхода.
Струя, попавшая Исааку в лицо и грудь, швырнула его обратно в стеклянную
дверь. Он разбил ее на лету своим телом, пролетел еще метров пятнадцать и не
совсем благополучно приземлился в отделе женских головных уборов.
Здесь было безлюдно и спокойно. Нужно было что-то придумывать. Исаак еще не
знал, что войска прибыли по вызову неизвестного, который сообщил, что в “Пассаже”
проходит антисоветская демонстрация в поддержку режима Пиночета.
Ну пошутил кто-то! Ну шутки такие бывают у людей! Но в армии шуток не
понимают. Если поступил сигнал, то надо принимать меры!
И Исаак всем своим нутром чувствовал, что для него это все так просто не
пройдет. Так оно и вышло.
В это время у входной двери что-то негромко хлопнуло наподобие детского
воздушного шара. Здание начало заполняться грязно-серым дымом, от которого у
ближайших людей началась рвота. Остальные заплакали и начали дико чесаться.
- Хлорпикрин! - молнией пронеслось в голове Исаака.
С действием хлорпикрина Парсонс был знаком очень хорошо. Несколько лет
назад какой-то чудак посоветовал Исааку хлорпикрин как отличное средство против
моли.
Исаак где-то раздобыл (скорее всего, украл) армейский баллон с вышеупомянутым
зельем. Результат оказался чрезвычайно эффективным. Сдохла не только моль в
квартире, но околел и домашний кот. А также все рыбки в аквариуме, а сам Парсонс
пролежал около двух недель в больнице.
Почувствовав знакомое щекотание в горле и носу, Исаак стремглав бросился ко
входу в служебное помещение универмага.
- Только бы спрятаться, переждать... Этот дебил в фуражке, скорее всего,
будет меня искать... Господи! За что! - стучали в изнемогающий мозг
беспорядочные мысли.
Забежав в темную кладовку, Исаак Антипович наощупь откинул крышку какого-то
контейнера, ступил в отверстие и... рухнул вниз. Больно не было. Вокруг все было
какое-то мягкое, очень сильно пахло кожей. Крышка контейнера захлопнулась и
Исаака со всех сторон обступили блаженная тишина и покой.
Взяв наощупь какой-то предмет, он обнаружил, что сидит в куче женских
сапог.
Парсонс почувствовал себя вконец опустошенным и дико уставшим. Он не мог больше
ни о чем думать: через минуту он спал...
(продолжение 19 ноября)