...Было это очень давно. Аж до нашей эры. В одном племени жила очень красивая девушка. Звали ее Ченбхэ, что на языке ее племени означало Красива-Как-Бабочка-Свежа-Как-Утренний-Дождь-А-Глаза-Как-Небо.
И было, естественно, у нее очень много воздыхателей. Кружились они возле нее, как воронье над разложившимся трупом. Кто песню ей споет, кто поразит остроумием, кто шкуру мамонта или безделушку, из камня выточенную подарит, а кто и достоинства свои необычные гордо продемонстрирует. Но равнодушна была красавица к поклонникам, что, впрочем, не мешало ей делить ложе свое с некоторыми из них, а чаще всего - с последним из перечисленных выше. Такие-то были нравы в те далекие времена.
...Однажды, гуляя по лесу, Ченбхэ увидела юношу из чужого племени. Был он лицом прекрасен и телом строен. И сердце девушки застучало быстрее, а красивое лицо зарумянилось. Обратил внимание на нее и юноша. Открылся рот, расширились глаза. В его племени таких красавиц, как она, точно, не было.
Они стояли и смотрели друг на друга, не в силах отвести взгляда. Молчание становилось напряженным. Наконец, девушка тихо произнесла, скромно потупив взор: "Ченбхэ." И снова, но уже смелее и громче: "Ченбхэ!" И посмотрела на юношу, ожидая услышать его имя.
Увы! Лицо его омрачилось, и он изо всех сил съездил ей по ушку. Ченбхэ упала. В принципе, в те грубые времена такое обращение никого сильно не возмущало. Для Ченбхэ это тоже не было в диковинку. Примерно так ей выражали свое недовольство те кавалеры, которым она отказывала. Но в данном случае она ожидала обращения несколько мягче.
...Вернувшись домой, Ченбхэ долго не могла прийти в себя. Опухшее ушко ее ныло. А тут еще этот приперся. Что с достоинствами.
На следующий день Великий Вождь случайно обнаружил , что его набедренная повязка, которой он всегда так гордился, утратила былую свежесть. Он вызвал к себе Ченбхэ и поручил ей постирать повязку. Не будет же он сам стирать свою одежду, в самом деле. Все-таки Великий Вождь. Не червяк какой-нибудь.
Ченбхэ взяла повязку и пошла к реке, напевая по дороге песню о том, что она идет стирать набедренную повязку Великому Вождю, потому что не будет же Великий Вождь сам стирать свою набедренную повязку, и, может быть, в следующий раз, дней эдак через 80-100, ей вновь посчастливится постирать набедренную повязку Великому Вождю.
В реке она сделала то, о чем пела, искупалась и уже, было, собралась уходить, как вдруг снова увидела того юношу, что и вчера. Он наблюдал за ней из-за дерева. Поняв, что она заметила его, он нерешительно вышел к ней. Она не знала, как вести себя с ним: бежать ли, пока не подбито второе ушко; залепить ли ему в морду набедренной повязкой Вождя в отместку за вчерашнее; снова попытаться познакомиться; или подождать и посмотреть, что будет дальше. А сердце застучало у нее пуще прежнего. Ведь вышел он робко, как будто cмущенный, как будто хочет что-то сказать. Поэтому Ченбхэ решила остаться на мгновение, хотя бы просто посмотреть на лицо его пригожее. И вдруг, -о чудо! - он улыбнулся ей. О, какое это счастье -видеть улыбку, которая назначена только тебе, тебе одной; кажется, солнце спустилось с неба и греет лишь тебя своим теплом. Что ж, Ченбхэ растаяла и улыбнулась юноше в ответ. Юноша улыбнулся еще шире и сказал, глядя ей в глаза: "Уродлива-Как-Гусеница-Вонюча-Как-Подмышка- А- Рот-Как- Выгребная-Яма! "
"Да он просто издевается надо мной, " - подумала Ченбхэ и с размаху ударила грубияна по роже набедренной повязкой. На лице у парня появилось красное пятно. Улыбка сползла. Кулаки сжались. Но Ченбхэ продолжать знакомство дальше не захотела. Она развернулась и побежала. Юноша погнался за ней, но не догнал, потому что упал, поскользнувшись.
...Дома Ченбхэ дала волю слезам. Ей было обидно, что у этого зверя нет сердца. А тут снова приперся С-Достоинствами.
...После того, как все закончилось, C-Достоинствами сказал: "Да, кстати, а чего ты плачешь? И чье, собственно, это нижнее белье? " Тут Ченбхэ вспомнила, что Великий Вождь мерзнет без одежды и, схватив повязку, побежала к нему, оставив С-Достоинствами в недоумении.
Вождь, надевая повязку, тоже обратил внимание на плохое настроение Ченбхэ. И Ченбхэ ему все рассказала. Негодованию Великого Вождя не было предела. Как, какой-то огрызок из чужого приблудного племени смеет оскорблять самую красивую девушку, гордость всей деревни?!!! Они все за это ответят.
Тотчас Великий Вождь собрал племя и объявил всеобщую мобилизацию.
В своей речи перед народом Великий Вождь подчеркнул, что "в интересах нашей же безопасности - избавиться от таких наглых и безцеремонных соседей, потому что сегодня они потешаются над беззащитной девушкой, а завтра изнасилуют всех женщин племени, ну а послезавтра - мужчин ".
"Мы не будем терпеть издевательств от этих дикарей, " - заявил Великий Вождь - "тем более, у них непозволительно много коров, а у нас их почти нет. "
Итак, все население, вплоть до самых древних старушек (а древними старушками в ту пору называли ядреных баб лет тридцати, просто, дольше тридцати тогда никто не жил,- умирали от половой антигигиены), вооружилось дубинами, топорами, копьями и камнями и пошло в соседнюю деревню. Ченбхэ шла налегке: с маленьким бревнышком. Великий Вождь с боевой раскраской из слонового помета на лице воинственно кричал что-то похабное в адрес чужого племени вообще и юноши в частности.
Что происходило до этого в соседнем племени, неизвестно, а только племя то вдруг появилось внезапно перед Ченбхэшным в полной боевой готовности и в боевых же раскрасках. Сначала оба племени опешили. Но потом с яростью бросились друг на друга.
Я не буду описывать подробности сражения, я не баталист; скажу лишь, что оно было недолгим, а потери с обеих сторон - огромными: Великий Вождь умер в числе первых, прихватив с собою на тот свет парочку врагов, умерла и Ченбхэ, успев только превратить бревном в фарш чье-то вражеское тело, погибло, в принципе, все племя. Один остался. Тот, что гордился своими достоинствами. Правда, теперь ему гордиться больше нечем. Впрочем, и он умер через два дня.
Из вражеского племени остался тоже один: как раз тот неотразимый юноша. Ему тоже не повезло: он лишился правого глаза. Поэтому жил он после памятного сражения недолго и умер смертью мучительной.
Перед смертью он часто вспоминал о той девушке, пытался что-то понять, в чем-то разобраться. Вспоминал он и первую их встречу, когда она сказала "Гадкий-Как-Жаба-Тупой-Как-Старое-Копье-А-Голова-Как-Сгнившая-Груша" и повторила это снова. Вспоминал, как он не сдержался и ударил ее. Вспоминал, как хотел увидеть ее на следующий день и случайно таки увидел. Вспоминал,как, сам не свой от счастья, он назвал ей свое имя: "Хатчомба! ", что на языке племени его означало: "Совершенный-Как-Небо-Мудрый-Как-Наскальная-Надпись-А-Сила-Как-У-Тигра". Вспоминал, как потом она ударила его чьими-то портянками и убежала. Вспоминал, как он вернулся в свое племя вне себя от гнева и все рассказал Большому Жрецу; как Большой Жрец собрал все племя и объявил,что не потерпит наглых выходок от этих самоуверенных недоносков, тем более гусей у них больше, чем у нас; как они наспех вооружившись, пошли воевать. Вспоминал, как, внезапно встретив врагов,погибло все племя.
И снова и снова вспоминал он, снова переживал те трагические события, но так и не мог понять, почему, казалось, она хотела познакомиться с ним, и в то же время так жестоко попытки знакомства обрывала.
Смерть избавила его от душевных страданий.
Как жаль, что два любящих сердца говорили на разных языках и не поняли друг друга.

Tweet