Как Коля Растеряйкин родился

Когда Коля Растеряйкин родился, батя его – дядя Саша – на работе был (он трактора ремонтировал на «Белинсксельмамаше»). В яме ремонтной стоит, в мазуте весь и покуривает. Вдруг сверху Заяц: Санек, с тебя бутылек.
- Это с чего? Ключ что ль мой нашли?
- Сашка твоя вечор дочку родила!
- Я те за такие новости не бутылек, а бутыльком! Я ж на сына настраивался! Даже имя ему придумал – Колян. Поди, наврал: вон, вижу, рожа улыбается!
- Не веришь – сам позвони!
Дядя Саша и позвонил в роддом. Кого, говорит, там Александра Растеряйкина родила?
- Двоих, - говорят, - пацана и бабу.
- Вот, елы-палы, чего ж теперь делать? Одежонки-то не напасешься! - Сел он в курилке, пригорюнился, а тут к нему вся бригада его заходит. Сели рядышком, закурили, мастер Иван Андреевич и говорит:
- Что, Саш, говорят, поздравить тебя можно?
- Можно-то можно, только не прокормлю я теперь сéмью. На восемьдесят-то рублей попробуй проживи вчетвером! Да еще матери Сашкиной помогать надо.
Иван Андревич тут шапку из-за спины вынимает и дяде Саше на колени – бух! А шапка всклинь денег полна! И мелочевка, и трешки, и червонцы мятые! Всем заводом, говорят, собирали. Потом еще от профкома дали, и начальник цеха сам подошел, руку пожал и тоже дал в конверте от всего начальства. Дядя Саша как сосчитал, аж обалдел: без малого тыща вышла! Он аж чуть не заревел, как баба. Мужики, говорит, давайте я вам налью! А те: потом нальешь, а то знаем, чем кончится, так и профукаем все. К Сашке пока беги, дурья твоя голова, пока начальник отпускает.
Дядя Саша им в пояс поклонился, деньги в сумку запихал  и бегом на автобус. В город приехал и что-то его как екнуло: взял двушку и опять в роддом позвонил, посмотри-ка, говорит, девушка еще разик Растеряйкину. Та шуршала-шуршала. Потом: «Ой, - говорит, - она-то парнишку одного только родила. Двойню-то другая постаралась.
Эх дядя Саша тут и обрадовался! Узнал, какая палата у жены, думал скорей к ней бежал, а там говорят, мы вас к ней, мол, не пустим: не положено. А тот думает: ничо, Бог – не Яшка, видит, кому тяжко, авось чего-нибудь и придумаем.
Приходит к роддому, видит: на втором этаже на окне бумажка пришпандорена: 9 палата. Ну вот и разобрались. Зашел дядя Саша в скверик, вынул свои ножницы по металлу и давай у памятника цветы состригать: и розы, и тюльпаны, и гвоздики. Нарезал охапку, в мешок сложил, а тут свисток – патруль ментовский его увидал. Тот бежать, они – за ним. Он к роддому скорей (на полкилометра их обогнал), по пожарке залез, по карнизу впритирочку прошагал к оку и смотрит: Сашка лежит в палате, бледнющая и в белом вся. Отворил он фортку и мешок туда шваркнул, тот порвался, всю палату цветами засыпало! Девки визжать, а дядя Саша  слез, менты тут его и сцапали.
Который сержант милиционер был, как понял в чём дело, то решил дядю Сашу отпустить на все четыре стороны. Не каждый день события такие в жизни человека бывают. А рядовой, молодой такой пацаненок, упёрся и говорит: я комсомолец, в партию когда никогда поступлю, поэтому, по-человечески хоть его и пойму, а по долгу служебному, отпустить мы его никак не можем. Потому как если каждый  гражданин будет цветы у памятников щипать, то ничего путного в этом не будет. Один щипнет, другой щипнет, так, глядишь, и до анархии недалеко.  Сержант послушал молодого, да и согласился.  Отвели дядю Сашу в участок, а потом ещё и письмо на работу порицательное наваляли.
Письмо то на заводе получили, прочитали и дядю Сашу в актовый зал пригласили, чтоб при всём народе судить судом товарищеским.  Парторг слово первый взял:
- Я, говорит, говорить долго не буду, гнать такого в шею и вся недолга. Да ещё и в суд народный передать, чтоб впаяли по самое не хочу. Следующий  библиотекарь старенький поднялся, с бородёнкой куцей, да в очках со стекляшками лупными. Откашлялся и говорит:
-    Я что предлагаю, пускай на всю свою зарплату купит семян и засеет ими палисад тот. А так, чтоб дело в нарсуд подавать, это лишков, я считаю.
Тут директор в бубенец позвонил и говорит:
-    Не знаю прямо чего и сказать, вроде и виноват,  а вроде, как и не виноват. Пусть народ, что скажет, так и будет. Встали тут все бабы и как давай голосить:
-    Да такого как Сашка, на руках надо носить,  наши-то обалдуи не то, что цветов, так и сами то не придут когда надо. Если увольнять Сашку будете, то и нас заодно всех увольняйте вместе с ним.
Покричали, покричали, а потом проголосовали все единогласно, (кроме парторга, воздержался он) простить Дядю Сашу чтоб. А бабы-то потом ему пинеток, шапочек детских кучу надарили, а Настя Мордвинкина, кладовщица металлосклада, самовар старорежимный, пятиведерный презентовала. Ну, самовар Саша – то сдал куда надо, на кой ляд он сдался, а на денежки вырученные, когда зубок случился, с мужиками с работы гульнул хорошенько. А самовар тот  - это истории нашей доказательство, если не верите, что всё так на самом деле было. Его главбушка кафешки одной прикупила. Сами можете на него поглядеть: на улице Красной, напротив института – кафе «Русский чай». Как войдёте – налево, он там и стоит на столике.
    

Как Коля Растеряйкин учиться не хотел

Коля Растеряйкин сторожем в зоопарке работал. Придет, бывало, вечером на работу, зверей покормит, попоит, поглядит там чего, а потом сидит у себя в каптерке, чай пьет и телевизор смотрит. Вот утро настанет, Коля домой скорей, поспит, и – в школу (он во вторую смену учился).
А учился, надо сказать, ребята, Коля неважно. Вот сидит он за партой и нет, чтоб об учебе думать, а думал о работе своей да о зверюшках.
Учительница, положим, говорит: «Где находится озеро Танганьика?» Коля рот раскроет, а сам думает: надо бы бурундуку орешков купить послаще. Уж больно он орешки сладенькие любит. Ну а если к доске его вызовут, скажет: «У меня атлас павлин себе в гнездо утащил. Ему же тоже хочется про географию поглядеть». Антонина Карловна головой покачает и скажет: «Эх, Коля, Коля! Неужели ты думаешь, что если у тебя работа есть, то тебе и учиться не надо?» Коля головой качает, а сам себе на уме: «И чего я буду из головы своей помойку делать? Зачем мне эта Танганьика-Манганьика? А надо будет чего – книжечку возьму да посмотрю».
Классная руководительница уж ругалась на Колю, ругалась, даже к матери его домой ходила. Пришла и говорит:
-    Почему ваш сын в школе только лоботрясничает?
-    Как это лоботрясничает? Вы на моего сына это! Не это! Живем мы вдвоем, а он лишнюю копеечку в дом это. Я в школе училась, и он пусть поучится. Дело-то такое.
-    Мы тогда вашего Колю на второй год оставим.
-    Ну и пожалуйста: повторение – мать учения. А так: читать умеет, писать умеет, считать умеет, что еще мужику надо.
Так и кончил Коля школу кое-как. Стукнуло ему уж пятьдесят лет. Бородищу себе отрастил, как у Льва Толстого. А сам так и работал в зоопарке.
Вот придет, скажем, на работу вечером и думает: надо бы нынче к обезьянам  зайти, давно уж у них не был. Войдет в клетку, говорит:
-    Здорово, ребя!
-    Здорово, Коля.
-    Как дела у вас? Что хмурый такой, Чича?
-    Курить уж очень хотца.
-    Ну, пошли, покурим.
Выйдут, сядут на ступеньках, сигареты зажгут и курят сидят.  Чича ему и говорит:
- Хороший ты мужик, Коля. Наш. А в моем зоопарке сторож был – Женька Данишкин -  дурак дураком! Подойдет к клетке и весь день рожи корчит, аж смотреть противно. А ты – толковый. Сразу видно: в школе учился, а не штаны просиживал.
Потом Коля:
- Ну что, время. Только без обид, сами понимаете – служба. – Закроет клетку и идет в сторожку, чай пьет и телевизор смотрит.
Так и жил Коля, со многими общался, много штук всяких интересных узнал. Особенно к попугаям ему нравилось ходить: птичка вроде бы махонькая, а знает сколько!
Однажды посетители приходят в зоопарк, смотрят – на домике написано «Человек разумный. Ареал обитания – планета Земля». В окошечко глянули - а там Коля Растеряйкин сидит, чай пьет и телевизор смотрит.

Как Коля Растеряйкин в армии служил.

Коля Растеряйкин, когда был маленький, любил играть в солдатики. Построит их поротно, главного выберет, а потом возьмет шприц и давай в них водой сикать. Сикает, а сам «катюшу» звуками изображает. А еще брал солдатиков в ванную, положит их в ковшик и пустит плавать, а потом воду раскачивает, из душа льет, а сам крики солдатские озвучивает. Любил он еще солдатов на шкаф ставить и из рогатки шпонками расстреливать.
Но самая его любимая игра была – военкомат. Он солдатиков в очередь ставил, следом каждого штангельциркулем папкиным мерил и на аптекарских весах завешивал. И в книжечку все записывал: фио, рост, вес и в какие рода войск пойдет. Еще он новопринятым бойцам дедовщину устраивал. Возьмет мишку плюшевого и хлещет их почем зря, да еще и приговаривает: «Вот тебе, дух, вот тебе!»
Школу кончил Коля, потом – рогачку нашу двадцать вторую. Пришла ему повесточка. По комиссиям прогнали, здоров, говорят, как коров. И в армейку его забрили – команда 90, часть № 96537, поселок Ыджанмар, Саха-Якутия.
В первую же ночь начали дедушки молодых щитками от кроватей потчевать, прямо по кукундию. Кто больше выдержит, тот и молодец. Духов-то было 20 человек, а дедушков – 80. Вот и была потеха по полной программе. А потом пацанишку, что над Колей спал, убили совсем, наповал. А домой написали, что с турника упал и нутро отбил. Хотел было Коля бежать, да до ближайшего пункта – 80 километров.
Послали как-то Колю в караул, он и примерз там: уж больно холодно тогда было, рот откроешь, зубы-то и трескаются. Приходит прапор проверяющий, а на посту солдатик стоит, белый весь. Тот его схватил и в дежурку оттащил. Там дедушки Колю кое-как отогрели, чаем горячим отпоили. И после того случая никто Николая больше не обижал.
Год прошел, деды на дембель отправились. Прислали новую партию мясца говорящего. Коля решил отменить, чтобы молодых щитками по башкам колошматили: убить можно.
Как-то случай произошел перед Колиным дембелем. Нажрался он с другими дедами спирта технического и видение ему привиделось. Будто бы молодые солдаты – это те солдатики из детства, в которых он из шприца сикал. Поднял он духов, построил и давай из пожарной кишки на морозце поливать.
А потом спать лег и снится ему сон, словно детские его солдатики пришли к нему и говорят: «Чего ж ты, сука, делаешь! Они же живые, это нам, пластмассовым, наплевать!..»
Проснулся Коля, а над ним молодой стоит и заточку держит, а ударить не может. Николай ему и говорит: «Прости, братишка, не со зла я. Меня обижали, а я – вас». И с той поры дедовщину всякую прекратил.
А сейчас, если хотите, то Коляна всегда на День пограничника можно увидеть. Сидит в «Ниве» за дверью, в зеленой фуражке, водчонку потягивает и байки военные травит. А потом идет домой поддатый, песню свою строевую горланит.
А домой придет, сядет в прихожей на тумбочке и плачет.


Как Коля Растеряйкин в народ ходил

    Встал как-то с утра Коля, сел на кровати, чан почесал, сигарету из пачки достал, закурил. Телевизор свой маленький включил, кулаком по нему вдарил, чтоб картинка появилась. Передачу начал глядеть, «Последний герой» называется. Посмотрел, а потом и задумался. Вот, люди живут! Бананы, папуйи-маракуйи едят, купаются, загорают, да и с бабами еще. Да и за это все по лимону получат. А тут: встал в пять - и на птицефабрику. Ходишь весь день по говну куриному, да болты с гайками подкручиваешь. И все за восемьсотку в месяц. В восемь вечера придешь, все и удовольствие - после работы в таверну зайти и налузгаться, чтоб домой, как бабочка, лететь.
Потом вспоминать Коля начал, как же в последний раз отдыхал. Потом и вспомнил: когда в пионерском лагере грузчиком работал. Поедешь в город за продуктами, нажрешься, потом приедешь, поспишь, покупаешься, подерешься в легкую, поработаешь и опять спать. А ночь придет – к поварихам пойдешь, выпьешь опять же, пионерским обедом закусишь, а потом маленько шуры-муры покрутишь. Вот жизнь была!
Переключил Коля телевизор, а там солдаты американские наших русских парнишек мочат. Плюнул Коля, выключил все к чертям, и тут-то мысль его и озарила. Что ж думает, такое! Народ-то наш не то дурак, не то хуже дитяти малого. Смотрит, чего кажут и радуется, слюни пускает, да еще и власть нахваливает. Не дело это. Жизнь-то хуже и хуже. И решил Коля, что революцию надо делать. Президента скинуть к чертям собачим, а на его место нового поставить, нашего мужика. Сказано – сделано, надо народ подымать.
В субботу с утра торбу собрал, сел на электричку и поехал в райцентр, оттуда на автобусе часок проехал, встал у магазина на ящик и начал пропаганду гнать. Народ вроде и стал потихоньку подтягиваться, слушать. Потом и соглашаться начал. Коля мужику одному говорит: вот тебя поставь Президентом, не смог что ли б? Тот говорит: смог! Я то с народа, знаю, как народ живет. А нынешний-то только по телевизору глядит, да из машины. Только уж подбил Коля народ за вилы с топорами браться, как вдруг машина подъезжает (председателева, говорят), мужик вылезает, к Коле подошел, чего тебе, говорит. Коля не растерялся, за правду, мол, народ подымаю. Мужик вынул из кошелька и сунул Коле. Тот смотрит: пятьсот рублей. Хотел было в харю ему кинуть, а он уж сел  в авто и укатил.
Мужики и говорят, ну уж коли так вышло, деньги эти с умом потратить надо. Так и тратили все выходные. Утром в понедельник встает Коля на работу. Чеплан трещит! А денег пять копеек осталось. Кое-как дороботал до обеда, а там уж хоть в петлю лезь: и тошнит, и мошнит, и все такое. Вдруг, словно шепнул кто: а ты, мол, Коля, в сецовке старой посмотри. Полез он, и точно: полтинник нашел! Во хорошо-то! Взял в столовой супцу тарелочку, макаронцу, поел. Потом нашел мужика одного, Витю-молчуна. Вышли за проходную, взяли бутылочку.
Коля и думает, жизнь-то и ничего вроде. Дело-то в чем: в голове все дело! Думаешь, что  плохо все, и вокруг тебя так и будет. А надо думать, что хорошо все, так и получится 1. Вот так вот, аж в голос крикнул. А Витя-молчун: вот и хрен-то! Нормально, мол, все!
                                                                                        

Как Коля Растеряйкин умер

Приходит как-то Коля Растеряйкин домой с работы, походил, походил по квартире, чего-то, думает не то. В углу вон обой свисает, линолеум отклеился. Да, думает, тут дело ремонтом пахнет. Я ведь, как въехал, так и не ремонтировался. Пошел к дружку одному, тот как раз по строительству шабашил. Купил бутылёк, сидят, разговаривают. Борька и говорит: я тебе так –то чего скажу? Посмотреть надо, мужиков позвать. Ну, по дружбе тебе скидочку сделаем.
На другой день, в воскресение, привел Борис к Коле бригаду. Мужики все толковые, видно: не один пуд соли съели. Ходили, ходили, смотрели, смотрели. Один потом и говорит: дело тут нешуточное. Стены-то у тебя все кривые. Подешевше никак не выйдет: материала больше уйдет. Да и работы больше: тут подгони, там отрежь, и все такое. Коля: сколько?
Ну, крякали они, крякали, потом и говорят: ну, за все, про все: десять тыщ с хвостиком. Коля аж заревел: да вы чего, мужики? У меня денег-то таких отродясь не было. Вынес им бутылочку, сальца нарезал. Те выпили, закусили, и говорят: а хрен с ней! За пять тебе сделаем. Но с кормежкой. Коля: три. Те в ответ: четыре восемьсот. Сбегал Коля еще за бутылочкой, так и сторговались: четыре двести плюс водка.
Договорился Коля с мужиками и думать начал, где деньги брать. Зарплата-то  у Коли была всего ничего: полторы тысячи в месяц. Бухгалтерша ему и сказала: чего ты, говорит, думаешь, голову ломаешь, нервные клетки-то не восстанавливаются. Возьми вон ссуду в госбанке, а отдавать из зарплаты будешь по двести рублей. Николай так и сделал. Пришел к Борьке и говорит: я деньги достал, можно начинать. Бригада на следующий день пришла, все померила, посчитали потом при Коле на микрокалькуляторе, чтобы по честному все было. Тудыльча, на выходных, решили и начинать. Материал договорились, чтобы мужики купили. Отдал им Коля деньги. Они говорят:  на складе всё возьмём, чтобы подешевле вышло, а ты пока, хозяин, к ремонту настраивайся, обои срывай, мебель газетами закрой, чтобы не замарать, ну там доступ к стенам освободи.
Коля в пятницу с работы пришел, помылся, поел, «Толстушку» из ящика достал, прочел, потом смотрит на часы: одиннадцать часов ночи, пора и спать ложиться, завтра день тяжелый – мужики с ранья придут. Заварил на сон грядущий чайку послаще, а потом постель разобрал, телевизор врубил и лежит, покуривает, чай пьет. Передачу показывали интересную, ходят чего-то люди, разговаривают, а Коля лежит, смотрит на них и думает: вот если  б у них ремонт завтра был, они хрен так ходили бы. Дураки, одним словом. Пощелкал, пощелкал по каналам, на одном кто-то трахается, на другом бабы голые, на третьем про месячные какая-то врачиха рассказывает, как, говорит, сделать так, чтоб ничего никуда не просачивалось. Плюнул Коля, встал и телевизор выключил. В кухню зашёл, покурил последнюю на ночь, стопочку треснул, макароном закусил, поссал и спать лег.
Мужики с утра на рынок пошли, купили у татарчонка одного обойцев,  красочки, водочки, пивца на запивочку взяли и к Коле на Вшивую горку рванули. Заходят в подъезд, покурили перед дверью, стали звонить, только никто что-то не открывает. Торкнули дверь, она и отворилась. Заходят, Коля спит лежит. Вставай, говорят, хозяин, солнышко уже высоко, а ты все булки паришь. Борька-то его пихнул легонечко, а он уж холодный весь, застывший. Мужики сначала оторопели, вот это, говорят, Коля отчебучил: умер. Вот тебе и поремонтировались. Выпили у кровати покойного за помин души, все там будем, сказали, потом пошли и от соседей милицию вызвали. Приехала она и давай выспрашивать, выведывать, потом труповозку вызвали, квартиру опечатали. Борька-то спрашивает у сержантика: а кто ж хоронить-то его будет, ведь родственников у него нет никого. А тот ему: известно кто, если никто не объявится, за счет государства и похороним.
А мужики потом сидят в корчме и разговоры ведут: вот так живешь, живешь,  раз и нет тебя. А другой говорит: был человек и нет человека. Говорят, мужики мрут, словно мухи по зиме, жизнь-то какая – денег не плотют. Потом дошли до кондиции и с соседями по столику подрались. Их всех в ментуру и забрали.
А в Колину квартиру другой Коля въехал. Борькина бригада ему ремонт и делала, только на этот раз все до конца довели, но за десять тысяч, по полной слупили.






Как Коля Растеряйкин в коммунальной квартире жил.

Решил Коля отдельно от родителей жить.  Сниму, думает, хатёнку.  Купил газету «Из первых рук», посидел на работе с карандашиком и выбрал, чтоб подешевше, да к работе поближе.
На следующий день пришёл, посмотрел – вроде ничего (на общей кухне, правда.). Покидал вещички в чемодан и съехал из дома.  После работы в новую избу пришёл, лёг обумши, покуривает в свою дудку.  Вот, думает, идиллия – ни матери тебе, ни бати, ни дедушки полоумного, лежи себе, да по углам высмаркивайся.  Лежал, он лежал – в ус не дул,  вдруг часов в 9 кто-то в дверь стучится.  Думает Коля: « Кого это чёрт принёс?» Отворяет, а на пороге тётка стоит.  Он ей: «Те чо?» А она ему: «Дед Копчо! Соседка я твоя, Василиска. Ты  проставляться думаешь или как?» Коля в ответ: « А сколько проставляться–то надо?»  
-    А ты сам подумай, у нас 4 квартиры – каждой по пузырю.
-    А хлебло у вас не треснет?
-    Ты, как вижу у нас - саботажник, штрейкбрейхер. Как бы потом раскаиваться не пришлось.
-    А ты не пугай, я  с такими как ты, знаешь что делал?
-    Ой, ой грозный какой….
Тут в  двери ещё чья-то морда показалась.
-    Пшла отсюда вон, дура алкоголическая.
Баба дверная завизжала и прочь порскнула.
-    Я - Саня, - морда говорит, - выпиваешь здоровья для? Я на люкёру - водочном работаю. На пробу продукта взял малёху, с ведома  начальства. Уж больно водочку у нас вкусную сегодня произвели. Только вот не с кем, компашку составишь?
Так и просидели они всю ночь у  Растеряйкина в комнате, беседы беседовали, да водчонку попивали.
И пошло, поехало так изо дня в день. Как вечер, Санёк из первой комнаты заходит и говорит: «Продукта  взял малёху, с ведома  начальства.  Уж больно водочку у  нас вкусную сегодня произвели. Только вот не с кем потребить, компашку составишь?
Первое время Коля Растеряйкин на халявку пил, а потом, неудобно как-то, стал и сам покупать.  Первую неделю они вдвоём пили, а потом к ним  и вся хаза присоединилась.  Кому же побухать не охота?
Так жизнь и текла – день на день похож, но нежданно праздник случился.  Да не какая-нибудь  дрянь, а наш – Новый  год.  Купили в складчину ёлку искусственную и  игрушек- самоделок  штук двадцать. К десяти часам все при параде уже были: Саня из первой комнаты в пиджаке с галстуком (с галстуком намучился больно – вязать никто не  умеет, так и пришлось – морским  узлом завязать); Васка из второй - платьишко какое-то надыбала, губы намазала, чёрт узнаешь, вроде и на бабу стала похожа; семья, из угловой,  в полном составе собралась – муж, жена, бабушка полуслепая, да трое девчонок – мал мала меньше. А Коля  костюм Деда Мороза нацепил и в комнате своей притаился, кто не стучится  - молчок, будто бы нет его.  В половине одиннадцатого народ совсем с ума сошёл. Бегают по всему дому – Колю ищут,  даже на улице смотрели – вдруг шмякнулся где, лежит, встать не может, мало ли чего в жизни бывает.  Приходят в кухню, а там Дед Мороз – борода до пола – сидит-посиживает,  бороду поглаживает.
-    Ну-ка,  давай народ честной, стихи  рассказывай или песню какую запевай.
Все: А!! Нашёлся, чёрт мордовский, на-ка за штрафа пей, пока не остыло!
Потом  хором песни пели и под радио плясали. Часам к одиннадцати  по нормальному  за стол сели, выпили водочки хорошенько, потом пивка попили из бокалов чайных, а без пяти двенадцать бутылку шампанского открыли и всем по чуть-чуть налили. Как куранты зазвенели, давай все орать, визжать. А после, в Новом году уже, детей спать уложили, а сами на ёлку отправились – по пакетам водки, да закуски попихали. Идут, да на каждом перекрёстке выпивают и всех прохожих угощают.
Когда домой с ёлки вернулись, оказалось пополнение в строю новогодников: Дед Мороз со Снегуркой (Дед-то ёще ничего – держится, а Снегурка совсем плохая, в двери не выписывается  и орет, не пойми-не разбери), потом девчонку лет  пятнадцати – юбка чуть пониже того места, откуда ноги растут,  младший сержант милицейский (прямо с поста взяли, на пять минут как бы), и парнишка хромой (на Чечне, говорит, подранили).
Поставили пельменей и сидят, выпивают.
В половине третьего или четвертого, песню все затянули: «Ой, при лужке, при лужке….».
А в это время президент Путин город их инспектировал, смотрел, как народ простой живёт, праздник встречает. Едет с губернатором на «Волге» - видит дом-«сталинка» стоит.
- Стой-ка, любезный, – шоферу говорит, - вот здесь где-нибудь останови. - Вышли и заходят прямо в Коли Растеряйкинскую  квартиру, а там дым коромыслом – народ гуляет.  Путин-то, когда по коридору шёл,  в белье запутался, а губернатор головой в таз ударился.  Заходят в кухню: «Здравствуйте, - говорят, - господа-товарищи». Все в ответ: «Здрасте, товарищ президент, здрасте, товарищ губернатор, присаживайтесь – водчишки отведайте, мойвы копчёненькой покушайте».
- Молодцы, - Путин говорит, - чего вам, братцы надо, говорите, всё для вас выполню.
- А не надо нам ничего, и так всё у нас есть. Только скажите там начальникам всяким, чтоб народ почём зря не обижали.
Растрогался тут Путин, сел в машину и помчался указ новый издавать.  А жильцы квартиры под номером 8  по улице 9-го января  продолжили праздник отмечать.
К обеду 1-го числа встали все, чепландий с похмелундры – «бо-бо». Вот тогда-то встрянулись, что ж ничего у президента не попросили.  А  Коля Растеряйкин позже всех встал, видит, народ весь в печали, он им  и говорит:
-    Руку правую все поднимите (подняли), а теперь скажите: ну и хрен с ним со всем, не было и не надо! И так жить  хорошо, только понять это надо.  



Как Коля Растеряйкин женился

Однажды Коля Растеряйкин женился. Девка наша, фабричная. Проживать они стали на Колиной жилплощади: маманька, бабанька, сестра и счастливые молодожены, а потом еще и кошку завели жирненькую. Хорошо, что дом-то был большой, целых три комнаты: зала, кухня и спальня. Отгородили молодым клетушечку: живите, говорят, на здоровье. А на поклон им подарили набор кастрюлев, видеомагнитофон и телевизор маленький переносной. Вот и стали они жить-поживать, да добра наживать.
Коля в ЧОПе работал, сутки через трое ходил, молодая в частной торговле промышляла – ручки частные у барыги продавала. Мать с бабкой Колины на пенсии маялись, а сестренка в тире парковом пульки продавала.
А тут как раз в Чечне конфликт начался. Телеграмма жене Колиной приходит: «Ждитевыезжаем тчк бабуля». Коля жене говорит: «Это какая такая бабуля?» «Моя, Клава Андреевна, погостить приедет. Пока война не кончится».
Ну и приехали: бабуля с мужем-чеченом, двумя дочерьми (мужья ихи на войну подались) и внучонком Эльбрусиком.
Жить тесно стало, дом их в казарму превратился.
Вот день Колин как начинался: встанет, а там уж Зелихан Рамазанович помолился, сидит, шашки свои фамильные точит. Коля придет с работы, а там Зелихан Рамазанович уже помолился, сидит, шашки свои фамильные точит, а Эльбрусик кур палкой по двору гоняет.
Слава Аллаху, потом сестра замуж вышла, мать Колину с бабанькой к мужу вместо приданого забрала. И остался Коля один в тылу врага, уж и веру нашу православную начал забывать.
Жили они так, жили, только как-то раз подарили Коле на работе к 23 февраля два лотерейных билета. Ну, он их сразу и  запсотил куда-то. А потом жена телек смотрит, глядь, а там – розыгрыш как раз тех самых билетов. Она билеты вынула, смотрит – совпало все! А выигрыш – машинка стиральная. Коля туда позвонил, так, мол, и так, говорит, выиграл я машинеху. Те ему: ну, приезжай, коли так. Обратно, говорят, на машине тебя домчим.
Приехал Коля в центр выдачи призов, билет им сунул. Те очки напялили, посмотрели. Точно, говорят. Распишись, говорят, в книжечке, а потом сфоткайся с нами на память. Сфоткались, посадили Колю в грузовичок, машинку запихали. Приезжают, выгрузили подарок, а Коля не выходит, сидит в кабине, покуривает. Докурил, папиросу выкинул, вылезает, смотрит: дома нет никакого. Пепелище, семья его - погорельцы, пожарные, менты, и машинка посередь двора стоит. И Эльбрусик бегает, угли швыряет. Он-то как оказалось, и пустил петуха. Играл со спичками, играл, и спалил всю избу.
На ту беду кто-то из соседей на телевидение позвонил: « Приезжайте, говорят, снимайте – век не забудете». А передачу телевизионную губернатор случайно смотрел. Бреется, а жена-то и говорит: «Вася, скоро ведь у тебя выборы людям  помоги, народ-то и потянется». У губернатора даже бритва из рук выпала. Как вдарит по столу, аж посуда звякнула, да как заорёт: « Да как тебе, дурени, не совестно! Я не из корысти какой губернаторствую. Я от чистого сердца народу помогаю». Сказал так, надел кепку, ботинки нацепил и, как  был, с одной щекой небритой, так из дома и выбег. Тормознул молоковозку и поехал Коли Растеряйкина семью из беды выручать.
Приехал губернатор на место и говорит:  «Вы, семья, не тужи. От имени всей области даем вам  новое жильё на три, нет, на четыре комнаты. У нас в центре города построился дом, туда-то мы вас и направляем. Там как раз во дворе детский садик, чтоб Эльбрусику  играть где было.
Сказано, сделано. А надо сказать, дом-то горелый бабка старая застраховала, на сто тысяч. Госстрах человечка прислал, а он понюхал, потрогал и говорит:  «Это вы специально, сами и подпалили, чтоб деньги из государства высосать». Соседи же Колины в крик, да вы что, как может человек жильё своё спалить. Покричали, покричали, да так деньги и не заплатили.  А потом выяснилось, что дом-то по вине соседа-алкаша сгорел. Пришёл он однажды на новую Колину квартиру с повинной и с бутылкой и говорит: «Прости меня, Коля – это я по пьяной лавке дом-то твой припалил немного. Вышло так, не хотел я. Правда, - говорит, - всех подробностей вспомнить не вспомню, но сердце чует – я руку приложил». Колина семья ему и отвечает:  « Кто старое помянет, тому и глаз вон». Посидели они, старую жизнь повспоминали, поплакали.
Но не долго они так жили, из южной республики одна из дочерей Зелихана Рамазановича муженька выписала, война закончилась, вот он от безработицы и  стал маяться. Приехал он, тихий такой мужичок,  ростишком не велик, но видный, жене-то Колиной сразу приглянулся. И тут Николаю бы жить продолжать, да радоваться – семья-то собирается в полном объёме, ан нет, бес его под ребро кольнул. От жены к молоденькой бегать начал, своя-то надоела, всю географию ейную вызубрил вдоль и поперёк. Жена-то как узнала, плакала сильно, а потом у них с Колей разговор серьёзный вышел. Пришли они к выводам логическим, что надо расставаться.
Коля, как мужик настоящий, квартиру и вещи все  жинке оставил – ушёл с одним чемоданом к любимой своей. Да только та ему и говорит: « На кой ты мне такой нужен, иди куда хочешь».  Коля–то и пошёл, помыкался, помыкался, да и квартирёнку  дешёвенькую снял. Первое-то время переживал сильно, а потом подумал:  «Все, что в жизни не делается - всё к лучшему».  


Как Коля Растеряйкин исправился

Стукнуло Коле Растеряйкину полтинник. А говорят, это у мужчин – переходный возраст еще один. То ему не так, это – не эдак. Да и радоваться-то особо не чему: дочери семнадцать, по женихам шляется, сыну – двенадцать, на дискотеках торчит, или дома сядет, наушники напялит да реп свой поганый слушает. Жена в школе учительствует, все время там пропадает, а до дома ей и дела нет. Вот так и жили, вроде и есть всё, да и нет ничего. Коля, обычно придёт домой, а там  никого, щей холодных похлебает, яичко сварит и сидит, в телевизор пялится или там газеты какие читает. Но даже если вся семья в сборе, не меняется ничего, все одно так, будто и нет никого.
  Неделя за неделей, месяц за месяцем – и всё хуже и хуже, тоска смертная. Стал Коля иногда к бутылке прикладываться,  сначала редко, а потом каждый божий день. И не сказать, что сильно напивался – нет, навеселе чтобы быть. Вроде выпьешь – и жизнь не такая серая, раскрашивается что ли, в разные цвета.  Ходит Коля по дому и несёт всякую ересь, жена-то первое время пыталась ему объяснить, что не дело это. А потом видит – со стенкой беседует, рукой махнула, говорит:  «Об одном прошу: напился, не приставай ни к кому, сел вон и сиди или спать ложись».  Сядет Коля на кухне и в окно смотрит, как люди на улице ходят, домой спешат, он-то и думает: «Куда вы все бежите! Дома-то каждый день одно и то же, впору и не возвращаться. Да только куда, к кому пойдешь: друзей не осталось – всех жизнь растеряла. Вот и остаётся домой прийти, да спать ложиться, потому как делать больше нечего». Подумает он так о своём, покурит, в туалет пойдет, из заначки выпьет пару рюмочек – да пойдет ко сну отходить.
А потом уж и дня не было: без просвету пил. На работе вреде б ничего, а домой пойдет, в таверне пару кружечек пивка попьет с палочкой крабовой, а потом для догонца стограммочку.  И уж гашеный. До дома доползёт, это, говорит, я прибыл – сени отворяйте. Домочадцы  только руками и  разведут. Жена  втихую таблетки уж ему в чай ложила противоалкогольные. А тому хоть бы что, только запор замучил. Ему дети уж говорили, кодируйся иди, давай.  - Э не, я  чё, алкач, что ли, пускай они и кодируются, а мне не надо здоровье портить.
Один раз всей семьей в гости собирались к Колиной матери на семьдесят лет. Все одеваются, а Николай заперся в туалете, да из заначки стопочку и налил, мылом  земляничным занюхал и вышел, как ни в чём не бывало, под нос себе что-то бубнит. Хотел было в прихожку выйти, да вдруг слышит, дочка  жене говорит:  - Ма, а может, папку не возьмём, ведь он опять там напьётся. -  Да  ты, что Оля, это же у его мамы день рождения! - Но она же сама расстроится, помнишь, как в тот раз плакала?
Коля выходит, а они: О, да уж он тепленький у нас с утра.
Так и не взяли Колька, а матери сказали - приболел немножко – гриппует. Сел Коля в туалете, когда они ушли, взял бутылку, думает, допью её одним махом. А потом словно, что-то нашло – взял да и вылил её без остатка в унитаз.
С тех пор Коля  в рот не брал, отношения в семье налаживаться стали, дети здороваться начали, жена улыбаться и всё такое. Николай и рад радёшенек, как подменили его будто, все говорят. И слух ещё пустили, словно жена Колина бабульку знахарщицу нашла, та мужика от водки и вылечила. Бабы спрашивали все у Николькиной жены, дай адрес, да дай адрес. А она им: да не было никакой бабки, сам он пить бросил.
Но один раз вот что вышло, на 23 февраля как раз. Коля  в ночь тогда работал. Да только начальник говорит:
- Мужики, бухаем сегодня, работать не будем,  наш  ведь праздник. Коля им:
- Только вот чё, ребя, посидеть - посижу, а вот пить - ни-ни, в рот не возьму. Те ему:
-Да хватит, что ль, одну рюмочку можно за праздник, а больше-то и предлагать не будем, самим мало. - Ну, Коля мурыжился, мурыжился, да только как вся бригада на него насела.  Так и выпил одну, а потом и вторую, а за ней и третья подкралась тихонечко. Потом уж и сам в горло топливо кидать начал, и счёт им, родимым потерял.
Как до дома добрался, чёрт её знает.  С третьего раза дверь в прихожку открыл,  и протрезвел вроде весь, как подумал, что он испортил все, за раз, жизнь свою налаживающуюся на помойку выкинул. Зашёл в квартиру - никто не встречает.  Прошёл по всем комнатам – нету никого. Так ему горько, сердечному, стало, скинул пальто, сел на кухоньке и давай папиросками горе своё забывать. Потом, встал, дошёл до ларька, взял полтарушник пивка. Домой пришел, да и нажрался опять допьяна за минут десять.
Так сидел он себе бы и сидел, сопли распускал бы, пока не упал бы, да только вдруг слышит, дверь входная отворяется, заходит вся  семья, раздеваются, на кухню заходят, а Коля им бубнит:  
- И чё, и где? Захожу, тут накидано, набросано и бардак здесь у вас тут повсюдошный! И чё?
- Да ведь мы тебе подарок покупать ходили, чай праздник мужской завтра. Часы вот тебе командирские приобрели, гарантия 3 года, смотри: во какие, примерь-ка. - Коля тут на пол сел и заплакал:
- Простите меня, мои хорошие, нажрался ведь я, как собака, а вы мне подарок. Спасибо, простите меня, пожалста, спасибо, ну уж простите. - И зарыдал как телок несмышленый.
Семья Колю подняла, умыла, раздела, да спать положила. Сели все около неё и говорят:
- Какой же ты глупенький, мы же всё понимаем - всякое в жизни случается. Только знаешь, какой есть ты, такого тебя любим и любить будем. - Коля опять всплакнул, засыпая. И ночью ему снились сны только хорошие: дочка, сын, жена, да  мать с отцом.


Как Коля Растеряйкин решил террористом стать

Как-то раз Колю Растеряйкина послали от завода в Башкирию, за содой. Приехал он в Стерлитамак, зашел в иху контору, я мол такой-то, от такого-то завода приехал к вам 10 тонн соды забрать. Там мужик посмотрел, в телефончик позвонил, сейчас говорит, поглядим, что ты за гусь. Посмотрел доверенность, копию платежки и говорит:
- В общем, так, уважаемый. Деньги, что вы нам проплатили, пока еще не дошли до нас. Так что сиди, бамбук кури, жди, пока гроши до нас не доберутся. - Коля им:
- И чего ж мне, до Нового Года, что ль, здесь сидеть?
- Да нет, завтра к после обеда загрузишься и шуруй.
Коле делать нечего: сел в машине, газету читает, сигареточки покуривает. Потом надоело, смотрит: народу чего-то много столпилось, шоферов. А там машин много было: чай, со всей России туда народ за содой мыкался. Он тоже подошел, смотрит: там парнишка молодой на гитаре играет, а все слушают. Да песни все хорошие: наши все, а не какое там дерьмо. А Коля ж тоже играл раньше, ну он и спросил у него тоже гитару: дай, мол, побаловаться, да и у тебя руки отдохнут.
Ну и стали так играть по очереди, а что и хором пели. Им потом все шофера собрались, принесли две бутылки водки, чтоб дома выпили, кефира и там бутербродов разных, за то, что играли. А Коля с тем пареньком подружился: тоже Колей его звали, Уткин фамилия, сам из Москвы. А не скажешь, что москвич: такой обычный пацан, наш брат, фабричная сявка. Обменялись они адресами, телефонами, и на другой день разъехались.
Ну, прошло там где-то полгода, и по телеку кажут, что как бы дом в Москве подорвали, на Каширском шоссе. Коля в бумажку глянул, так и есть, адрес того Колька один в один. Он быстрей туда звонить, на работу позвонил ему, там говорят, живой, в больнице лежит. Хотел было Растеряйкин туда в этот госпиталь поехать, да завгар, пес бешеный, не дал отгула. Говорит, и так двое шоферов болеют, если ты еще уйдешь, тогда вообще производство встанет. Позвонил Коля еще на работу Уткину в Москву, а тот уже вышел.
- Нормально, - тот говорит, - все. У жениных родителей пока живу. Только жалко, два пальца отхряпали. Теперь уж на гитаре не поиграешь.
- На левой?
- На левой.
- Это точно, теперь уж не поиграешь.
Ну, еще поговорили чуток, а потом связь прервалась. И так чего-то Коля расстроился за того Колю! Включил телек, там так и говорят: дом, дескать, Путин подорвал, чтобы чеченцев подставить. А по другому каналу, что чеченцы бомбанули, чтобы Путина подставить. Ясно, что так и не накажут никого, будто бы дом этот вообще сам собой на воздух взлетел. Но Коля-то сразу, конечно, понял, чьих рук дело, что за террористы такие. А тут говори не говори по телевизору, пальцы у человека от этого не вырастут. Ну, думает, раз вы у нас невинных людей бомбите, мы вам живо покажем, где раки зимуют, чтоб и мыслю отбить делать чего не положено.
Был у Коли знакомый, в рыбнадзоре работал, Сурское водохранилище от браконьеров охранял. Коля ему как-то с завода три тонны ячменя увез. Ну вот, приходит он в рыбнадзорную контору, пидорку снял, волоса огладил, и заходит. Тот его сразу узнал.
- Здорово, Коля, - говорит, - знаю, что просто так ты не придешь. Говори сразу, без «как дела», чего пришел.
Коля, бутылку ему сунул с колбасой и говорит:
- Да такая вот ботва, Сергей-воробей. Решил я рыбки поудить маляся – на Урал меня дружбан старый зовет. Нет ли у тебя каких-нибудь рыболовных аппаратов?
- Отчего ж нет? Найдем. Для хорошего человека чего не жалко. – Открывает сервант, пошвырялся там и выволакивает аккумулятор, а сверху ложит маленький такой пультик-лентяйку, как для телевизора. – Это мы у одного особо злостного браконьера отобрали. Работает по такому принципу. Отволакиваешь вот этот агрегат на десять метров от берега. Только смотри в меньшую сторону не обсчитайся, а то сила у него очень великая, уплывешь вместе с берегом, как Челюскин. Оттащишь, отойди еще шагов на пять, приляг немного, уши закрой, и вот на пульте на зелененькую кнопочку нажми, где «Он» написано. Секунд через пяток пол-Урала твоего будет кверху пузом плавать. Только смотри, чтоб менты не отобрали. Жалко будет, коли зазря пропадет.
Коля его еще поблагодарил, положил все в рюкзак и пошел в город. А придумал он вот что: у нас за ламповым заводом спокон веку цыгане жили. А потом и прочая шушера: чеченцы, татары и все прочие. Они там и наркоту всякую продавали, и чего только не делали. Как если кто русский пойдет через их районишко поганый, обязательно матом оборут да еще и ошмоняют, а если девчонка – шлюхой обзовут. И знали все про это, да только боялись что делать. Потому как они дружнее не в пример нашего: соберутся все кодлой, стволами обвешаются, да бароны-главари ихние на машинах приедут и такой пипиндры ввалят, что разгрызи меня бог.
Дождался Коля, как стемнеет, оделся попроще и пришел на Ламповый. Выбрал дворец, где главный наркобарон жил (это он из газеты узнал), прокрался тихонечко и подложил под забор аккумулятор. Сам отошел и в кусты уселся. Сидит, сигареточку покуривает. Покурил, пивка хлебнул, что с собой на дорожку прихватил и ДэУ-шку вынул. Все равно, хоть и приготовился морально, что-то тяжковато взрывать. Только допил бутылку, вдруг темно стало и не видать ничего. Что такое? Коля высунулся из кустов, видит: летят по улице три ангелочка, крылышки развеваются, а в руках свечки держат. Коля: что такое? Глаза протер, еще раз глянул. Нет, точно три маленьких ангела в беленьких своих платьишках, как на картинках рисуют, с крылышками маленькими, смеются и что-то на своем ангелиномязыке лопочут. Пролетели мимо Коли, тот: чего ж делать? Сунул опять взрывчатку в рюкзак, ДУ-шку выкинул в кусты и поехал домой. Как к Центральному рынку подъехал, вышел и в с моста весь аппарат в Суру вышвырнул. Пусть, дескать полежит, пока водолазы не сыщут.
Приходит домой, а там сын на кухне стоит и жене чего-то рассказывает, руками машет, как вентилятор. Коля ему:
- Чего раскричался, Мишук?
- Ой, папка, я сегодня с двумя чеченятами познакомился! Одного зовут Рафаэль, а другого – Абу!
- Где ж ты с ними познакомился?
- А я на велике катался, у меня колесо у Лампового спустило, а они мне помогли накачать, клея дали дыру заклеить. Потом покатались чуть с ними, а потом пошли к ним в кишлак в Сегу играть. А потом в маскарад играли, в куриц переоделись, а как свет вырубили, то свечки зажгли и к монтеру пошли.
Подумал Коля, потрепал сына по голове и пошел с ним в шахматы играть. Поддался ему, продул несколько раз, а сам думает, эх, кабы все только в такие игры играли!



Коля Растеряйкин переводит Библию

Коле Растеряйкину мужики как-то на работе говорят: «Что-то читали мы эту Библию, про какую по всем радио трубят, так и не поняли ни черта». Подумал Коля и решил Книгу Книг переделать немножко, чтоб простому народу русскому было понятно. Взял все четыре Евангелия, места отобрал, какие посущественнее, и вот что вышло у него.

У пророков писано было, мол, посылаю я ангела, он твой путь перед тобой и приготовит (выходит, это Бог Исусу писал). Мол, будет кое-кто в пустыне голосить, чтобы путь Господу припасти, чтоб дорожку ему выпрямить.
Так и вышло: появился Иван, в пустыне крестил, да говорил, чтоб каялись все, чтоб грехи их простили. И шла к нему вся страна Иудейская, и кто в Ершалаиме жил, крестил он их в реке Иордане и грехи им исповедывал. А сам одевался в одежу из верблюжьей шерсти, пониже пупа носил поясок кожаный, а ел что: мед дикий да стрекузнечиков. И говорил: за мной-то кто идет, посильней меня будет, я ему и обувку расшнурить недостоин. Я, говорит, вас водой крещу, а он будет – духом святым.
Вот и пришел к нему Исус из города Назарета, и крестился в Иордане. А как из воды вылезал, то Иван и увидел, как в небесах дырочка образовалась, и Дух этот самый превратился в голубя и на Исуса слетел. И с небес говорят: ты, дескать, сын мой любимый. (Это Бог на Исуса так сказал).
Сразу Дух Исуса в пустыню повел. И он там сорок дней мыкался, сатана его соблазнял-соблазнял, да все без толку, и со зверями был, а служили ему ангелы.
Ивана потом предали, голову оттяпали, а Исус пришел в Галилею и стал всем говорить о Царстве Божии, мол, время пришло и приблизилось царство Божье, кайтесь и верьте.
Идет как-то мимо моря Галилейского, видит: сидят братья – Симон да Петр, рыбачат. Исус им и говорит: айда со мной, будете людей ловить. Те сети побросали – и за ним. Идут дальше, глядь - опять братья сидят – Яков и Иван Зеведеевы, в лодке сети чинят. Позвал их, те и лодку, и отца, и работу всю оставили – и за ним.
Приходят в город Капернаум, входят в синагогу, Исус и учит всех, а все удивляются! Говорит-то не как ученый, а как начальник. А там мужик был, одержимый. Как он тут заорет: брось, Исус Назарянин! Ты нас погубить пришел. Я тебя знаю, кто ты святой Божий. Это дьявол в нем говорил. Исус ему говорит: молчок! Ну-ка, выходи оттуда! Дух-то чумазый заорал, аж мужика всего затрясло, и вылетел прочь.
Все тут ошалели, и говорят друг другу: Что ж это делается? Кто ж он такой, раз духом нечистым командует? Так и разнесли об Исусе по всей Галилее.
Как-то приходят они в Капернаум, а народ как узнал, так дом обступил, что уж и к дверям не подойти. А в это время принесли к Исусу на исцеление одного человека: лежал, как колода на носилках. Как тут быть? Взяли, крышу разобрали, и на веревочках того спустили. Исус, как увидел, как те верят, говорит: Иди, сынок, прощаются грехи твои.
А тут и ученые сидели и думали: вот богохульник! Кто ж кроме Бога может грехи прощать? А Исус сердцем почуял, чего они там кумекают, и говорит: чего вы там? Что легче сказать: иди, прощаются тебе грехи, или: бери койку и иди? Но чтоб вы знали, что сын человечий власть имеет, чтоб грехи прощать, смотрите: и говорит ему: встань, бери койку и иди до дому. Он встал, да и пошел домой потихонечку, а все изумляются, да Бога славят.
А Исус опять пошел к морю, все за ним и подались, он опять их там учил. А как шли, смотрит: сидит Лев Алфеев, налоги собирает, Исус ему: за мной иди. Тот встал, и пошел.
А как Исус лежал у него дома, полеживал, с ним и ученики его лежали, и налоговики, и грешники всякие, (много их было, они вслед и увязались).
А ученые, как увидели, говорят ученикам: как это он ест и пьет с таким сбродом. Исус услыхал и говорит: врач-то не здоровым нужен, а больным, я и пришел, чтоб не хорошие, а плохие каялись.
А Ивановы ученики постились, у Исуса и выспрашивают: чего же твои ученики не постятся? А он им: когда в загсе жених, там никто не постится, как заберут его, пусть тогда и постятся. К старью, говорит, заплаты из новой материи никто не сажает, а то дыра еще хуже будет. Вина, говорит, никто в старый пакет не наливает, а то выльется, надо новое вино и в пакет новый наливать.
Приходит как-то опять в синагогу, там сухоручка сидит, а те за ним смотрят: исцелит ли он его в выходной. А Исус им: что же, в субботу добро или зло надо делать? Спасти душу иль погубить? А те помалкивают. Он разгневался маленько, расстроился, что сердца их такие жестокие, и вылечил того сухоручку.
А ученые давай с начальниками думать, как Исуса извести.
Исус потом позвал к себе, кого хотел и выбрал из них двенадцать человек, чтоб с ним были, чтоб власть имели лечить и бесов гонять. Поставил Симона, назвавши его Петр, Якова и Ивана Зеведеевых, назвавши их Громовы, Андрея, Филиппа, Варфоломея, Матвея, Фому, Якова Алфеева, Фаддея, Симона Кананитина и ИудУ Искариотова, который его потом и предал.
Приходят к Исусу мать с братьями, стоят на улице и послали бегунка, скажи, мол, мы пришли. Тот заходит в избу и говорит: мать твоя пришла, братья с сестрами, тебя спрашивают. А там народу полно было, дома-то. Исус посмотрел на всех и говорит: вот мать моя, и братья с сестрами. Кто, мол, будет волю божию исполнять, тот мне брат, мать и сестра.
Поплыли как-то на лодке кататься, а там шторм поднялся, и волны хлещут, и вода уж набирается. А Исус спит себе. Его будят и говорят: Учитель! Что ж тебе, наплевать, что мы сейчас потонем все? Он встал, ветер угомонил, и морю говорит: хорош, мол, хватит. И говорит: что ж вы такие трусишки? как у вас веры нет? А те еще больше напугались: кто же он такой, раз его море и ветер слушаются?
Однажды собралось народу – четыре тыщи, слушали Исуса аж три дня. Он и говори: жалко их, есть-то им нечего, а иные и до дома голодными не дойдут. Взял семь булок хлеба да пару-тройку рыбешек, наломал, да и накормил всех до единого, да еще и осталось – семь корзинок.
Говорит: слушайте байку. Рай – это все равно как один президент, который своему сыну свадьбу играл. Послал своих помощников на гулянку собирать людей, кто в списке был, а те не пришли. Он послал других, скажите, мол, харчи готовы, стол накрыт, приходите. Те так и не пришли: кто – пахать на дачу, кто на рынок торговать, а кто поймал евонных помощников, и убил насмерть. Президент разозлился, послал армию, и тех убийц казнил, а города разбомбил.
И говорит помощникам: стол накрыт, а званные его не достойны, идите на улицы и зовите всех подряд. Те и набрали кого придется. Президент тот вышел посмотреть, как народ гуляет, видит: один сидит в простяцкой одеже. Тот ему: друг? Ты чего ж не в парадной одеже пришел? А тот молчит. Президент и говорит: вы ему руки и ноги свяжи и бросьте в тьму снаружи: будут там плакать и зубами скрипеть. Потому что много звали много кого, а выбрали мало кого.
Тогда один из учеников его, Иуда Искариотов, пришел к попам и говорит: коли предам Исуса, что вы мне дадите? Они говорят: тридцать серебряных монет. И тот стал ждать, как предать.
Потом идут, Исус и рассказал ученикам, что предадут его и убьют, а он на третий день воскреснет. Но они ничего не поняли, а спросить постеснялись. Потом спрашивает их: о чем это вы дорогой шушукались? Они и молчат, потому что спорили, кто круче. Исус им: кто хочет быть всех лучше, стань самым последним лохом и служи всем.
Приходит к нему как-то мужик и говорит: у меня сын бесится, в печку прыгает и в речку, помилуй его. Я, говорит, хоть и водил к ученикам твоим, да все без толку. Иисус им все: эх вы, извращенцы! До каких же пор я буду вас терпеть? Давай его сюда! И вылечил того пацана. А ученики, как мужик ушел, спрашивают: чего ж у нас-то не вышло ничего?
Исус им: так из-за неверия! Кабы вера ваша была с зернышко, так горы будете с места на место двигать. А потом опять говорит: предадут сына человеческого в руки человечьи и убьют, а на третий день он воскреснет.
Потом пришли к одному мужику и пасху замесили. Вечером как стали есть, он говорит: один из вас предаст меня. Те расстроились, а Исус хлеб поломал, дает всем и приговаривает: это – плоть моя. Вина плеснул, дает, мол, это – кровь моя. Потому что в рот больше ничего не возьму, пока в раю с вами новое вино пить не буду. Петр говорит ему: ну, кто как, а я-то тебя точно не предам. Иисус говорит: нынче ночью, петух еще не прокукарекает, а ты уж три раза от меня отопрешься.
Пришли в Гефсиманию, он говорит: вы пока тут посидите, а я пойду, помолюсь. Отошел, начал расстраиваться, говорит: Батюшка, пусть эта чашка мимо меня пройдет. Приходит назад, а те спят все. Он говорит: что ж вы, потерпеть, чтоль не могли? Отошел еще раз, приходит, а они обратно спят. Он отошел опять, приходит, говорит: все булки парите? А сына человечьего сейчас предадут. Всавайте.
И тут приходит Иуда, с ним народу полно, чмокнул Иисуса (а это был условный знак), тут его и схватили. Он им: что ж вы меня раньше не ловили?
И наутро передали его Понтию Пилатову, начальнику с Рима. А Иуда повесился с расстройства. Пилатов говорит: пусть ваш царь его судит, я-то чего? Тот царь опять Иисуса отослал Пилатову. Пилатов говорит: невиноват он, хочу отпустить его. А все орут: убей, убей, лучше отпусти кого из бандюков.
Привели его на Голгофскую гору, крест сбили из бревен и его прибили к нему. А в шесть часов вечера, стало темно, а Иисус сказал: Сбылось! Батюшка, в руки твои подаю дух свой! и умер.
Похоронили его в пещере, прошло пару дней, пошли две бабы на могилу, приходят, а там ангел сидит. Те к своим, а следом – и Иисус пришел. Воскрес он и на небо в рай вознесся, как и говорил.


Как Коля Растеряйкин в кино снимался

Коля в отпуску тогда был. А им на фабрике не то что отпускные, так и зарплату за позапрошлый месяц не дали: попозже, говорят. Мол, зло одно от зарплаты этой вашей, мы и не дадим вам покамест. А деньги тают катастрофически! Коля помаялся-помаялся чуть, а потом, как денежный лимит свой истратил, впору опять на работу идти. И тут звонит ему Буденный,  дозаторщиком  в производстве работал:
- Колюня! Мы про тебя забыли, что на работу не ходишь!
- Так я ж в отпуску.
- В отпуску! Мы-то теперь калымим по тыще в день, вота как!
- Как так?
- А вот как! К нам из Москвы приехал мужик, который фильмы снимает! Режиссер самый известный, Вельвет  Тянигус. Фильм исторический  и название мудрёное: «Конунг Свинельд и лапландский войт». А фишка фильма знаешь в чём? Не знаешь. Будто бы викинги, ну это мужики такие серьёзные, пошли финнов воевать.
- А чем отличаются эти самые викинги от финнов?
- Э, поди в школе на истории пиво пил! Викинги все здоровые, как я, со светлыми волосами, а финны – все махонькие, с кривыми ногами и с черными волосами. И нам как раз братвы на финнов не хватает: наши-то все крупные. А тут вспомнили, ты как раз на главного финна потянешь (Коля-то ростишком был невеликий). Ты приезжай завтра, там главную сцену будут снимать, я уж слово за тебя молвил, будешь финского войта играть.
- А кто такой вой этот ваш?
- Ну, типа главного.
Наутро Коля пришел к леску, что за фабрикой и обалдел. Вокруг софиты, пюпитры, все светит, камеры снимают, людишки суетятся, как муравьи.  Его сразу к режиссеру подвели, тот оглядел, понюхал, бицуху потрогал, зубы осмотрел. Ноги, говорит, недостаточно кривые, ну ладно, пусть будет. Добро, значит. дал для съёмок.
А  тогда лето жаркое было, градусов тридцать пять с лихвой, а по плану, видать, там зима у них значилась. Пригнали восемь вагонов соли и лопатами по всем сторонам раскидали. Коля хотел было когда помидорку ел, в сугроб соляной макнуть, ан нет: нельзя. Говорят, там битого стекла еще нафигачили чтоб блестело: тридцать бесконвойников пригнали с колонии, они с восьми до восьми стекла ломами колошматили.
Коля, как узнал, что соль стеклом испортили, расстроился и  говорит:
- Мне бабка рассказывала: в войну Отечественную соли не было, так от соляного ящика щепочки отковыривали и в  пищу клали, чтоб солью хоть немного пахло. А тут безобразие какое-то, не могли зимы,  что ль дождаться и снимать на здоровье. Ан нет, они соли нахеревертили без политэкономии всякой. Никакой, понимаешь, хозяйственной грамотности я здесь не наблюдаю.
Хотел было в книгу жалоб и предложений записать. Да мужики говорят:
- Хорош мол, дурью страдать, айда в гримёрку переодеваться.
Дали ему там комбинезон ватный монтажный, стеганый, да еще мехом кошачьим обшитый, чуни из коровьей шкуры (просто в местном колхозе падёж КРС был), шапку дали из кроликовского меха, рукавицы брезентовые, лук и две стрелы в туле, а ещё баночку гуаши белой, чтоб харю намазать для устрашения. А мечей не хватило, все викингам роздали. Тогда ему костюмер главный говорит:
- Ты, мил человек, вон в лесу слегу какую отломай, будет тебе орудие ближнего боя
Коля, подумал, и всё по-другому сделал, взял старый кастет из шайбы и на руку под варежку надел. Подумал, лишним не будет, а вдруг кто взаправду бычиться начнет. Ну и пошёл на планёрку. Ассистент режиссера начал там всем объяснять: чего делать и куда бежать по ходу.  Говорит, преамбула  сцены в чём, викинги наступают, финны на первых порах натиск сдерживают, а потом,  по сигналу отступают по всем флангам. Драться говорит, как  бы впонарошку, но чтоб вроде как по серьёзному. Коля, вопрос хотел задать – А что такое преамбула, вдруг чего-нибудь важное, да потом плюнул. Думает, хрен с ней, с этой преамбулой,  вдруг это матерщина интеллигентская такая, спросишь -  обсмеют.    
Спрятались все  финны за деревьями, Коля на свою армию посмотрел, а там школьники из выпускного класса из ихой школы сельской да казачата с кадетского корпуса нашего. Думает, вот псы чухонские, воинство какое подсубботили. С таким, не только Лапландию,  а  исподнее на поле оставишь. Ну, делать нечего, говорит своим пионерам:
- Вот что, пацанва. Ничего не бойтесь, я клиновым пойду, за надежу-бойца. А вы сами знаете, поди на стенках с Лебедевкой общались? Те: да!! Ну вот, еще повторю, повторенье – мать ученья. Ногами бейте по коленкам и под пузо. А кулаками – в челюсть и в пятак, чтоб сразу наповал. - Тут режиссеров помощник заорал и викинги на них понеслись. Бегут, мечами машут, все здоровые, в париках с косами, с бородами, в волосатых штанах и матом орут. Наши, заводские чуть сзади, а спереди – москвичи бегут и наемники с Норвегии и Прибалтики. Приблизились и как начали финнов кочевряжить. Коля сначала влегкую махался, но как ему пару раз по лицу заехали со всей дури, начал с отмаха викингов дубасить. Одному как врезал в чан, тот как сноп и повалился. Коля, тут и   начни орать:
- Бей их ребята, вешай им кренделей по самое не хочу.  - И попер, направо и налево тумаки раздавать. Но бил все равно в полсилы, ребята ж свои, чего их калечить. А там ракета взлетела и викинги наступать стали – впереди красное знамя со свиньей. Коле чего-то вдруг, так финнов жаль стало, не видать, думает, викингам победы как свих ушей. Как  заорёт:
- За Родину! -.  к знаменосцу сквозь строй вражеский прорвался, да как хряснет ему в дыню, той рукой на которой кастет надет. Тот наземь рухнул как куль с песком, знамя-то упало. А потом увидел мужика здоровущего, борода как лопата, в рогатой шапке и волосья, как у бабы, длинные. В руке топор мясницкий и на Колю прёт, как паровоз, да ещё и рычит  чего-то не по-нашему. Коля  думает: ну нет, вражина, не на того напал. Только вот как его прищучить посподручнее, он же в полтора раза больше, чем сам Растеряйкин. И тут вспомнил, как к восемьдесят первом на стадионе с Ольховскими дрались за девчонку, что в клубе платок сорвали. Коля с пригорочка возьми да и прыгни, двумя ногами прямо в чухальник тому орясине, удар «сурский брык» называется.  И наповал того. Дрёпнулся в сугроб, аж  соль фонтанами до облаков обхлопалась, шлем рогатый в одну сторону, сапоги в другую, панцирь с драконом – в третью, и юшка на соль брызнула. Ребятишки-финны как это увидели, так и заорали:
- Ура!! - и давай викингов теснить.
    Так и загнали их в силосную траншею. Режиссер, правда, раз пятнадцать сигнал подавал, чтоб безобразие это прекратить. Ну да дубину народной войны не остановишь.
Потом  уж как догромили варягов, так и остановились. Режиссёр начал орать, мол, вы чего, совсем орехнели, положено же викингам наступать, а финнам сдаваться. А вы чего наворочали, бестолочи пендзюкские. Потом как посмотрел гранки, вышел из смотровой весь мокрый, да и говорит:
- Меняем сценарий к фигам фигачьим. Пусть викинги продуют. - Но тут вдруг ассистент из шатра выбегает и кусок плёнки в руке держит и как давай на Колю орать:
- Нам вот этот вот товарищ всю сцену запоганил. 300 метров  японской плёнки коту под  зад. Ты что же, зараза, на самом главном плане в тельняшке. Мы чего, по-твоему, оборону Севастополя снимаем? - И точно, смотрят, Коля в тельняшке, на груди крестик на шнурке засаленном  мотается, а на плече наколка «Войска ПВО ДМБ – 79». Забыл он в пылу схватки, что это не по настоящему, да шубу и сбросил, чтоб посвободней двигаться.  
Режиссер и говорит:
- Да подкузьмил ты нам, братец. Ну, ничего, мы тебя в  этом  кадре замажем.
Вот так вот оно и было. Только больше Коля ни в том, ни в каком другом фильме не снимался, потому как выгнали его за то, что знаменосцу сотрясение мозга организовал, а  главному актёру из Исландии Ивару Дрюксону,  который  конунга играл,  четыре зуба выбил и нос сломал. Но Коля из-за этого не расстроился, подумал, он подумал с фабрики уволился и к знакомому мужику пошёл работать  на мебель. А когда кто спрашивал, его как он снимался, говорил всегда:
   - Баловство это всё. Производство поднимать надо, а не по полю  туда сюда бегать, как овца круговая. - А если кто не верил, то он знамя красное со  свиньёй рогатой показывал. И  добавлял:
   - Трофей.


Как Коля Растеряйкин на поезде ехал

Однажды Коля Растеряйкин домой с армии возвращался. Сел в поезд, торбу бросил на полку и сидит сканворд отгадывает. Поотгадывает, поотгадывает, вытащит письмишко матушкино и в сотый раз его перечитывает.
На полустанке каком-то подсел к Коле мужичонка, одет по-простому, в спортивный костюм. Коля думает, дембель-то обмыть надо, а вот и напарник появился (один же пить не будешь). Сходил в буфет, пивка купил, шесть бутылочек. Приходит, а мужичок переоделся, майку надел, «Чикаго Боллз», тапочки обул и сидит, чаек казенный попивает. Потом взял, лег на полку, лежит-полеживает и в окошко глядит.
Коля говорит:
-    Меня Коля зовут. А вас как?
-    Дядя Володя. А ты, я вижу, отслужил?
-    Да, вот домой добираюсь. Можа пивка? Я угощаю.
-    Да я не пью вообще-то. Но за ДМБ твое, видит Бог, немножко можно.
Выпили, разговорились. Дядя Володя, говорит, в Москве работает, людям, мол, помогает. Только контора не городская, а как бы по всей стране. Коля ему:
- А, это наподобие собеса?
-    Ну, типа того.
Коля потом говорит:
-    А я вот до армии в деревне свой на «Кировце» вкалывал. Вот ты послушай, какая беда приключилась. Мать весточку прислала, пишет, что председатель на мой трактор сынка своего посадил. А я вот этими руками лошадку железную до винтика перебрал. Как родной он мне, живой будто бы. А сын-то председателев ездить не умеет, разбомбит, как пить дать, трактор!
Дядя Володя посидел, подумал, и спрашивает:
-    Вот Коля, скажи мне, а чего ты хочешь в жизни добиться?
-    Дом чтоб был, жена нормальная, дети: двух сыновей хочу. А еще, да чего еще, чтоб деньги за работу нормальные платили.
Дядя Володя усмехнулся, говорит:
-    Думаешь, простая мечта? Чтоб это заиметь, тебе многое нужно будет сделать. – Коля ему:
-    А я, по-твоему, дурак? Я все прекрасно понимаю. У меня вот дело любимое было, а теперь домой приеду – чем заниматься? На рынке носками торговать или картошкой? Не торгаш я, понимаешь, в чем дело, дядя Володя! Железки люблю.
-    Дело, Коля, в том, - сосед говорит, - так ведь не всегда получается, чтоб любимым делом заниматься. Я вот, например, спортом люблю заниматься. И что ж мне, по твоему, этим всю жизнь заниматься? Я б с удовольствием, да не выходит так. Сидишь на работе, как пень, да бумажки в конторе перебираешь. Или болтаешь, как балабол, весь день. Уж и сам не рад, что в это ввязался. Знаешь, Коля, жизнь прожить – не поле перейти. Знал бы, кто так сказал, в ноги бы поклонился.
-    Так это ж народ придумал.
-    Вот ему и поклониться нужно.
Посидели еще, посидели, дядя Володя и говорит:
-    Знаешь, Коля, все у меня есть, работа, деньги неплохие, семья дети, а все ж не хватает чего-то в жизни.
-    Ну, я не знаю даже чего.
-    С тобой вот сейчас сидел, понял. Такого вот разговора с тобой, не с тобой, с обычным человеком. Вот чего не хватало.
Сидели Коля с дядей Володей долго еще, говорили о чем-то, обо всем. А потом проводница пришла и говорит:
- Мужчина, скоро станция ваша. Говорить – говорите, а в нужном месте и слазьте. Мне проблемы лишние не нужны.
Дядя Володя собрался на скорую руку, вещи сложил в баул. И говорит:
- Ну, все, Коля, пошел я. Пора, дела, брат, знаешь. Вот я тебе телефончик написал, позвонишь, если в колхозе проблемы какие будут. Спросишь Наума Юрьевича, скажешь: от меня. Ну, все. Приятно было поговорить с тобой. – Сказал и пошел на выход.
А Коля приезжает в колхоз, председатель ему и говорит:
- Ну чего, Колюшок, пойдешь вон механиком на свиноферму.
-    А я на трактор свой хочу!
-    Хочу - Пикачу! Нету местов! Механиком или вон гуляй до города, можа там повезет.
Пришел Коля домой, сидел, думал, как же быть. Вспомнил потом про телефон, пошел на почту и позвонил. Там говорят:
-    А,  это ты, Коля?
-    Я.
-    Мне про тебя дядя Володя уж сказал. Иди завтра с утра на работу, на трактор сядешь. Сняли сына председателева, за то, что за техникой следить не может, на учетчика поставили.
Коля с утра приходит в контору, а там уж председатель его ждет:
-    Что ж долго то так? Мы уж думали, случилось чего, посылать за тобой хотели. Короче, с сегодняшнего дня будешь на «Кировце» работать. Только починишь, Васька-то мой его об стену немножко шарахнул.
-    Коля сказал «спасибо» да на выход пошел. Смотрит на стену, а там плакат,и с него дядя Володя смотрит. Тот и спроси:
-    Василий Иванович, а кто ж это?
-    Ты чего, ополоумел в  своей армии? Там на твоих островах телевизора что ль не было? Это ж Путин – Президент русский!
Коля вышел на улицу, сел на крылечко, закурил и думает:
- Чего только в жизни не бывает.


Как Коля Растеряйкин в запой ушел

Однажды Коля Растеряйкин из школы домой пришел. А мама лежит больная, бабушка ходит, хозяйничает: суп готовит, пельмени лепит. А Коле «двойку» в школе поставили, он страничку вырвал из дневника, новую заполнил и домой принес. Настрой у него и понизился.
Пришел в четыре часа отчим, он в ЖЭУ слесарем работал. И говорит, ну, сына, аквариум-то, что я тебе обещал (тот аж расцвел), тю-тю, на работе скоммуниздили. Тут Коля и заплакал.
А потом слышит, мать отчиму на кухне говорит: «Что ж ты, сволочь, творишь, а? Где зарплата, пропил? И ребенка обманул». А тот ей матом.
После мать заходит и говорит: «А ты чего, орясина, бездельничаешь? Быстро половики выбивать!» «Да я только недавно выбивал…» «Ты как с матерью разговариваешь! Ну-ка быстро!»
Выбил Коля половики и кушать пошел. Поел, а бабушка и говорит: «Иди-ка посуду мой!» он ей: «Я свою вымыл, а ту я не ел». А она: «Я за вас за всех готовлю, как фабриккухня, стираю, убираю, и говно подмываю. А вы даже слова доброго не скажете. Вот как умру, грязью без меня зарастете. И ты, яблоко от яблони недалеко падает».
Коля разобиделся ужасно и в туалете заперся. Смотрит, а в ведре задачник по физике его лежит, желтенький.
Вышел Коля из дому, уйду, думает, из дому и не вернусь никогда. Смотрит: мужики на лавочке сидят, из бутылки что-то попивают. Эй, малой, говорят! Не хнычь! На-ка, хлебни красненького. Взял он бутылочку, «Атмис» написано. Хлебнул разик, потом еще.

От издателей. На этом рассказ обрывается. Авторы исчезли: одного забрали в армию, другой запылился в бумагах на работе. Обычный конец истории.




Послесловие

Стоим как-то вечером на остановке около магазина, то ли « Светлячок», то ли «Табачок», в общем, не важно это совсем. Глядь: рожа знакомая чешет,  видит бог, это ж Колёк Растеряйкин.
-    Слышь, что ль!  
-    Ба, писатели, етишкин кот!
-    Как у тебя, Коля, жена, как деточки?
-    Да ничо. Живем, хлеб жуем.
-    Колёк, а чего это ты на ночь глядя по магазинам блондаешь? Чего к семье-то не торопишься?
-    А чо там, медом, что ли помазано? Вон хлебцов купил, молока пакет, да «Лунных ночей» два бутылёчка. После работы расслаблюсь.
-    Колек, а ты слушал, чего в телевизоре говорят, по 9-му каналу? Лунных ночей больше одной в чан потреблять не можно. Хреново потом будет.
-    Сам знаю, что хреново мне может утром станет. Так то завтра будет. И вообще, не имеет значения. Главное - жизнь.
-    Эх, Колёк, Колёк, дрянь ты человечишко. Христос-то, поди, с неба глядит на тебя и пальчиком грозит. Вот, говорит,  Коля из-за глотка вина удушится.
-    Да хватит вам что ль, я ж прикалываюсь, я и сам вам предложить хотел, я ж вас сразу увидел ещё в магазине, поэтому две и взял.
Пузырек бормотуна веселого быстренько в три рыла ухайдакали.
-    Колёк, бог - не Яшка, только вышла промашка. Пойдем теперь мы возьмём, здоровье подлечим. А то сердечко что-то барахлить стало, а вино-то, вишь - целебное, вкусное, ум отопьёшь.
-    Это точно! Надо бы письмо на завод винный письмо написать, спасибо сказать.
Взяли ещё две штучки и один сырок с Винни-Пухом. Вышли на улицу, сели на лавку и давай разговоры разговаривать. Про все трещали про Путина, про Шмутина, про работу, про друганов старых, у кого там там как, кто на коне, а кто в тюрьме. Сидели, сидели, потом вдруг Коля на часы посмотрел и говорит:
-    Э, я пойду, а то хрен доберусь. Я ж ведь переехал, теперь, живу у чёрта на куличках. Зато дешевле и к работе ближе.
-    Ну ладно, давай. Свидимся еще, деньги будут - высылай. - Улицу перешёл на другую сторону, слышим, орёт:
-     Я чего спросить забыл! Пишете-то сейчас о чём?
-     О тебе, Коля, пишем.
-     Обо мне? А че обо мне писать? Чего у всех, то и у меня.
-     Вот про то и пишем.
-     Тогда, как только, так сразу прочесть дадите.  
-    Говно вопрос, по-любому……  







Закончили 25 января 2002 года

Tweet