Рассвело... Сэм неохотно разлепил глаза. В них тут же ударило бодрое майское солнце. В усталом мозгу последними затихающими нотками доигрывали остатки вчерашнего угара. В последний период жизни ему все чаще снилась музыка. И наверняка не последнюю роль в этом сыграло то, что именно в этот период Сэм стал превращаться в джанки. Во сне его тело становилось будто сотканным из диезов и бемолей, басы шли откуда-то из подсознания, чтобы перед пробуждением превратиться в комариный писк.

Болела голова. Хорошо, что сегодня не надо на работу, подумал он. Можно встретиться с Мироном, попробовать то, чего не привезли вчера. С трудом поднявшись, Сэм сварил на кухне кофе, в пол-уха послушал радио. Его давно уже не удивляло, что новости и радиопостановки с рекламой шли как одно целое, склеек в виде музыки или хотя бы рекламных сэмплов не было слышно совсем. Постепенно проходила голова. Когда монотонное бубнение голосов утомило его, Сэм выключил радио и набрал номер Мирона.

-    Алло.
-    Привет, Мирон, как дела? – Сэм старался придать голосу дружелюбные нотки, хотя какое дружелюбие можно испытывать к барыге?
-    Кто это? – в отличие от Сэма, хриплый полушепот Мирона даже не пытался изображать положительные эмоции.
-    Это Сэм, мы вчера с Коляном и Толстым подъезжали к тебе.
-    А-аа, ну как тебе вчерашнее? – узнав собеседника, Мирон заметно смягчился.
-    Да так, в позапрошлый раз было поинтереснее. Жестковато как-то, хотя темп правильный. И с басами переборщили, а у меня от них по утрам голова болит.
-    Да, есть немного. Но ничего, я сейчас еду за новой... ну ты понял, так что днем можно пересечься на том же месте, только не у самого памятника, а чуть подальше, туда, вниз, на скамейке. Часа в три будешь там?
-    Нормально, давай в три. Цена та же?
-    Не-ее, эта на сотку дороже, но ты не обломаешься.
-    Ладно, все,  до встречи. – выругавшись про себя на извечную жадность продавцов, Сэм положил трубку.

Время пролетело достаточно быстро, и ровно в назначенный час Сэм уже сидел на нужной скамейке, загородившись от немногочисленных прохожих газетой с объявлениями. Мирон, как и полагается продавцу, опоздал, но не намного. Сэм почувствовал что то похожее на душевный подъем, едва завидев в конце аллеи его невысокую пухлую фигуру. Плюхнувшись рядом, Мирон, не здороваясь,  незаметно протянул ему небольшой сверток. Взамен Сэм сунул ему толстую пачку замусоленных мелких купюр, спрятанных между газетными листами.

-    А че Толстый то не подъехал? – безразличным тоном спросил Мирон.
-    Да Толстый сегодня на работе, да ты лучше расскажи, чего сегодня то у тебя?
-    Попробуешь сам, ты же знаешь,что я этими вашими делами не увлекаюсь. Мне неохота потом в дурке с Наполеонами и Брежневыми отдыхать, как этот ваш.. как его, забыл...
-    Дамир ?
-    Ну да, он самый. Ему же говорили, и я в том числе, много не слушать... Да ему уже, похоже, все было до балды. Ну ладно, я долго тут тусоваться не могу, ждут еще меня ... в нескольких местах.

Попрощавшись с Мироном, Сэм поймал машину и назвал свой адрес. Через полчаса он уже поднимался по лестнице, уже в который раз поражаясь дебилизму и прямолинейности настенного творчества в своем подъезде. На одной из картинок, соседствующей с неумелым воспроизведением полового акта, был нарисован маленький человечек, на голову которого были надеты огромные, чуть ли не больше его самого, наушники. Усмехнувшись, Сэм открыл дверь и вошел в квартиру. Теперь все было в его распоряжении.

1.    Наушники. Хранение – незаконно
2.    Плеер мини дисков, со встроенной функцией самостирания. Хранение – незаконно.
3.    Электроды на голову, одеваются одновременно с наушниками. Хранение – незаконно, использование – уголовно наказуемо.

И наконец, самое главное. Сэм аккуратно достал его из свертка, что передал ему Мирон.
        
4.    Мини-диск. Рассчитан на одно прослушивание, затем автоматически стирается. Аппаратная защита от перезаписи. Хранение, перевозка, использование – приравнены к героину в особо крупных размерах.

Движения Сэма стали быстрыми и отточенными. Умело закрепив на голове электроды, он надел наушники и подсоединил их к плееру. Теперь дело за малым. Вставив в плеер мини-диск, Сэм лег на диван и закрыл глаза. Все нормально. Он сделает это сегодня. Сейчас...PLAY...

    ...Начиналось. Первые мягкие волны... Легкие переливы фортепиано. Тело будто теряет вес и парит над продавленным диваном. Ритмичная перкуссия словно обозначает новое предчувствие кайфа. Басы вступают не сразу, но когда это, наконец, происходит, Сэма уже нет в его прежнем качестве. Его сознание уже далеко, оно где-то в параллельном измерении. МУЗЫКА... Раствориться в ней – значит стать подобным БОГУ. Сэм более не ощущал себя частью вселенной, наоборот, вся вселенная была лишь клеточкой в его бесконечном организме, наряду с такими же клеточками-нотками, которые лились из наушников, усиливая многократно свое воздействие посредством прилепленных к голове электродов... Обычные человеческие эмоции – детский лепет по сравнению с тем, что он ощущает сейчас. Радость, грусть, боль потери, любовь, оргазм – что это, для чего все это? Зачем люди всю жизнь пытаются разобраться в этих плоских, одномерных ощущениях, если можно просто – СЛУШАТЬ? И быть не объектом или субъектом чего либо, а быть всем сразу, одновременно?

    Так прошел час. Диск уже закончился, но Сэм продолжал лежать, выдохшийся, обессиленный. В его утомленном мозгу феерическим потоком проплывали воспоминания.

Когда он ходил в школу, среди детей была популярной байка не про зеленую руку и черный ноготь, а про те времена, когда – кто бы мог подумать – пластинки и диски свободно продавались в магазинах. Правда, никто не мог назвать хотя б отдаленного знакомого, имевшего возможность подтвердить или опровергнуть эту сказку. Зато нелегальное прослушивание в школах и дворах было уже тогда делом повальным. Никаким проверяющим органам и в голову не приходило, что примерные дети, отличники и двоечники, сыны их достойных высокопоставленных родителей в свободное от учебы время запираются в квартирах и домах у знакомых и друзей и человек по 10-15 слушают все подряд на допотопной, старой как мир, но все же работающей технике.

Для восприимчивого детского мозга все новые музыкальные впечатления запоминались на всю жизнь. Диски и пластинки передавались полулегально, ассортимент их был потрясающе беден, и вполне нормально , да даже и почетно было например, услышать Чайковского сразу же после Рамштайн, но до раннего Орбитала, Жана Мишеля Жарра – до Песняров, хотя после поздней Виагры.

        Сэм закрывает глаза. Как могли эти несложные сотрясения воздуха на определенных частотах так плотно войти в его жизнь?  Жизненный поток захватывает его, неподвижного, чтобы заковыристой синкопой вынести к новым ощущениям от окружающей реальности.

    Это незачем. И вовсе. Уносите поскорей.
        
    Вдруг случайно кто подслушал и куда то записал

    Лучше мы запишем сами только то , что побыстрей

    Чтобы ритма нарастаньем удивить других людей

    Чтобы ритма нарастанье водрузить на пьедестал

    Чтобы сын ошибок чудных никого не доставал

    Не просил и не старался вдруг найти все, что искал

    Мы заменим непришедших строго всех до одного

    Чтоб не лазили с вопросом «Почему и для чего?»

    
    
Звонок в дверь прервал размышления Сэма. Нехотя плетясь по коридору, чтобы открыть, он уже знал, кто там, за дверью.
И он не ошибся. Мужчина и женщина, оба в белых халатах, накинутых прямо на милицейскую форму.

-    Самченко? Ну, дружок, как самочувствие – затараторила прапорщик Наталья Олеговна, проходя в квартиру.
-    Спасибо, вроде неплохо – уже второй раз за день Сэму пришлось менять интонацию голоса на приветливую и благопристойную.

Обменявшись еще парой ничего не значащих фраз, посетители приступили к основной цели своего визита. Выбрав из вены Сэма добрых два куба крови, тетка в белом халате впрыснула содержимое шприца в небольшое устройство, вынутое незадолго до этого из черного дипломата ее спутника, майора из отдела по борьбе с незаконным оборотом психотропных препаратов Ольшанского. Устройство по виду напоминало что то вроде сотового телефона первых моделей выпуска, такой небольшой гробик черного цвета.

Прошло несколько минут. Обработав составляющие сэмовой крови, устройство негромко запиликало. Несколько лампочек на его панели загорелось приятным зеленым цветом. Ольшанский в это время делал пометки в своем журнале.
    
-    Опиаты – отрицательно
-    Стимуляторы – отрицательно
-    Алкалоиды растительного происхождения – отрицательно
-    Алкоголь – отрицательно
-    Псилоцибин и лизергин – отрицательно

-    Ну что ж, Самченко, не расслабляйся. Жди нас через месяц и всякими глупостями не занимайся. Ну давай, мы пошли, а то нам еще три дома сегодня обойти надо. Вон, в твоем подъезде алкоголика мы выявили. Года на три, а то и пять, наверное, уедет теперь. Так что работы еще у нас невпроворот. А что, здоровое государство построить – это тебе не два пальца.. об асфальт...

-    Да, Наталья Олеговна, через месяц приходите. Буду вести здоровый образ жизни – на лице Сэма играла улыбка человека, только что провернувшего хитрую аферу. Кокс, герыч, винт, шишки – зачем ему вся эта поебень? Он нашел для себя кое что поинтереснее.

Нелегально, конечно. А когда приятные стороны жизни были легальны?

Tweet