Рибята- это мои кореша: Леха, Димон и Егор.

- Пачиму бы и нет- атазвался на это придляжэние я- Прятки - беспезды увликатильная и развивающая игра. Только чур я не вожу первый, фсе-таки мая квартира, как-никак. Я здесь заправляю и все такое.

Водить вызвался мой друк Егор. Он заперся в ванной и начал щитать да ста, а рибята бросились щимица по квартире как тараканы ф поисках потаенных мест, где бы загасица.

Леха по низнанию паначалу попытался шыфрануца в зале в шыфонере (во прикол: шыфрануца в шыфонере), но абламался па полной.

Изрядно вгашэные папа с дядей Сашей ни так давно паказывали нам с Егором приемы каратэ, каторым их типа учили в армии (судя па технике адин день учили), и, в працэссе смиртельнава единаборства сламали к хуям шыфонеровскую дверь, ебнув при этом внутриннее зеркало.

Хуле, каратэ- страшная сила. Дажэ более страшная, чем красата.

Так што, кагда Леха полез в шыфонер, дверь, каторая с тех вримен висела на саплях, атвалилась и с грохатом упала на пол, как приславутая шляпа из маей любимой песенки группы На-На.

Без двери шыфонер сразу стал для пряток местом малапривлекатильным, так што Лехе пришлось пиздавать в другую комнату, к Димону, искать мистечко паукромнее.

Я же нашол сибе просто шыкарный загашник.

На складном диване в зале спал пьяный папа. По ходу у ниво был запой, так как бухал он ужэ читвертый день. Как палучил палучку, так и панеслась адиссея капитана блада.

В первый день запоя он пришол сильно паддатый, притащиф с собой своево друга, быфшево хокииста дядю Витю по кличке Заяц, каторый сразу жэ по приходу заснул на маей кравати и чериз полчаса самым скоцким образом абассался.

Мы с рибятами долго пытались этого биссовистново дядю разбудить, навешали ему на ебальник прищепок, паливали вадой из брызгалки, ставили щилбаны и бобы, но дядя Заяц спал миртветским сном и все никак ни хотел прасыпаца. За то, што он абассал кравать, мы паиграли с его абрюзгшым туловищем в Вильгельма теля: присланили спиной к стине, а на голову паставили яблако, в каторое па очириди кидались маленькой жолтой клизмой.

Умели мы повисилица, бля, в те далекие вримина.

Так вот. В тот прикрасный летний денек таким Дядей Витей стал папа. Не, не в смысле, што таким жэ ахуефшим ссыкуном, а смысле што трупак.

Папа распастранял вакрук сибя густое облако пиригара, мирно пасапывал в углу и не риагировал на внешние раздражытели.

Патаму-то я и ришыл спрятаца в диван.

Атадвинуф папу к стенке я приаткрыл ту палавинку дивана, каторая аткрываетца и нырнул вавнутрь.

Хуй найдеш!

Внутри лижали старые журналы, дакументы, выигранные мною в лыжной гонке шахматы, вязание и прочая хрень. Пахло нафталином и еще каким-то гавном типа канифоли. Я притаился и начал в щелку наблюдать за ходом игры.

Егор чесно дащитал да ста, вышэл из ванной в зал и начал абшаривать комнату.

Первым делом он направился к шкафу, агляделся па старанам, да как давай ширстить по полкам.

Я сначала недапетрил, што за шкурный интерес. Полки маленькие, хуй спрячешся. Потом гляжу- оппачки, кляссер мой вытаскивает и давай самые дарагастоящие марки вытаскивать и по карманам распихивать.

Ах ты педораз! А ищо друк децтва называеца.

Ну фсе, - думаю,- пиздец тибе урод. Ща игра закончица- сразу с наги в ебло огребеш, мало не покажеца. Зря меня папа каратэ учил, штоли?

Но сам не палюсь, сижу тихо, как мыша, даю ему опозорица по полной.

Егор пабрадил ищо для праформы по залу и попиздошыл в децкую.

Интересно-, думаю,- где там Димон с Лехой спрятались? Под кравать небось заползли, дибилы, на што еще их куцей фантазии хватит?

Размышляя таким образом, я тихарился в недрах дивана, ажидая, кагда игруны паявяца из комнаты. Но прашло минут двацать, а ани фсе не паявлялись и не паявлялись.

Димон-то с Лехой тожэ аказались лафкачами.

Их, как аказалось, ваабще не было в квартире. Они, шустряки, как выиснилось познее, аткрыли форточку и прихватив нескалько цэнных вищиц слились в туман. А вся затея с прятками была их савместным проэктом по развадилову меня на маи сокровища.

Егор жэ пашарился-пашарился, дагадался куда исчезли афиристы и сам вылес за ними в форточку.

Игра начала пириставать мне нравица.

Я понял, што меня кажись кинули и папытался аткрыть крышку дивана.

Хуй там! Папа во сне пиривирнулся, развалился на аткрывающейся палавинке и, как говорица, в хуй не дул. Он ваабще не имел вредной привычки дуть в хуй. Аграничивался бытовым алкаголизмом.

- Папа! Папа! Это я, твой сын! Я в диване! Выпусти меня!- начал истиричиски орать я, но на папу, судя по усиливающимуся храпу, мои вопли не праизвили никакого впичатления.

Я представил, как эти гандоны в этот самый момент делят наварованое у меня добро и, в биссильной, как говорица, злобе, расплакался. А хуле, мне девять лет тагда было. А можэт и вофсе восемь.

Я пралежал в диване ещо целый час, в надежде што папа проснеца. Но по ходу у папы было все сирьезно в смысле сна. Пириодически я орал, но все бес толку.

Папа падставил меня.

Пакавырявшысь во внутридиванном барахле я нашол вязальную спицу. Ей-то я и пракавырял дырочку в диванной фанерке каторая была надо мной

- Прости папа.- прашептал я сквозь зубы и реско пропихнул спицу на всю длину вавнутрь.

Спица праткнула мяхкую часть дивана насквось, вылезла наружу где-то в области папиново хуя. Патом еще рас. Походу укалола прямо в хуй.

- Ты чо охуел, диван ебаный!- услышал я папин голос. Голос был сирдит.
Папа ухватился за спицу и вытащил ее наружу.

Сразу после этава апять раздался храп. Я снова папробовал аткрыть крышку, да только апать ничево не вышло. Папа пиридвинулся, но не весь.

Я побился нимного в истерике, а чериз какое-то время заснул.

Кагда я проснулся, было уже давольно позно. Такой вывод я сделал глянуф в щолочку и абнаружиф што в комнате темно.

Папа по прежнему громко храпел наверху.

- Мама! Мама!- пакричал я, но мамы дома не было.

"Все, песдец", падумал я

Аднако скоро я услышал, как аткрываеца вхадная дверь, а патом и радные галаса.

Это были галаса мамы и тети Наташы, мамы Егора.

- Нигде его нет- чуть ли не плакала мама- Всех обошла, никто ничего не знает. Может дийствительно из дома сбежал?

- Да ничего, найдеца- утешала маму тетя Наташа,- наш Егорка тожэ в том году прападал на два дня, аказалось потом, што у Гульки с саседнево двора висел, в нише прятался. Казанова, блин.

"Так вот ты где был, варюга"- подумал я- "А напиздел што жыл в летном гарадке, у лечиков"

- А вдрук случилось с ним чего?- не унималась мама.- Может лежит где са сломанной нагой? Он у нас любит по фсяким памойкам шастать. Зимой вон прыгал черес гаражы, распорол себе задницу об калючую проволоку. Швы накладывали патом.

- Мама я здесь, я жывой!- заорал я.

Раздался грохот. Это мама ебнулась без сазнания с пирипугу.

Потом канешно меня извликли из дивана и долго абнимали и прижымали к груди. А папе под замес пирипало пару плюх по галаве. Толька ему по хуй было- он так и валялся в атключке.

Подлые друзья маи палучили патом па заслугам. Я выцыплял каждова по отдельности и пиздил. Правда Димон атпиздил миня, но это к делу атнашэния не имеет.

А баязнь замкнутава прастранства асталась у миня на фсю жызнь.

И в прятки я с тех пор большэ не играю.