Никогда я не забуду этот йобаный вечер. На дворе было холодно словно у снеговика в жопе, ветер сифонил недецкий, прямо кромсал щоки, как газонокосилка, снег шаройобило туда-сюда со страшной быстротой. Тоскливо было и скучно, как с двухнедельного бодунища, а тут еще папа и мама вероломно ушли в театр на спектакль пидора Виктюка. Я сидел в чате и уныло пытался развести девку с соседней улицы на снятие трусоф, попутно качая старческую порнуху с какого-то платного сайта. Очень хотелось долбануть косячок, но вчера папаша обнаружил мой тайник в унитазном бачке и со словами "спасибо, дедушка Мороз" демонстративно скурил всю траву в одно жало. Я уже три раза ходил после того и заглядывал в бачок в надежде, что он хотя бы балабасами возместит мою утрату, но куда там! Бачок был пуст.
В общем, буквально было некуда деть руки, даже онанизм уже остопиздел, и когда Мишка стукнул в аську и позвал меня к себе "позажыгать", я тотчас же оделся, вырубил ногой компутер и помчался в его логово. Там было светло и тепло и собралось много уёбков, с которыми я по роду занятий ("распиздяйство") периодически вынужден пересекаца во всяких разных местах. Состав был обычным для подобного рода сборищ: сначала явилась неестественно улыбающаяся Аленка, за нею пришли уже бухие Костик и Андрюшка, державшиеся на ногах только потому что крепко обнимали друг друга за жопы. Мишка выставил винчик и замурзанные стаканы. Аленка достала два косяка и похвасталась что спиздила их у старшего брата - гомосека и наркомана. Нам сразу стало понятно, отчего у неё синяк на полморды и правый глаз не хочет открываться. Кирпичом её пиздил, не иначе.
Выпив и курнув, мы неподецки разошлись и начали играть в бутылку под раздевание, и было весело и шумно. Трава была дико злайа, и мы беспрестанно гоготали и чуть ли не уссыкались от восторга, у меня даже живот заболел и вино назад пошло… Суть игры была в том чтобы закрыв глаза пиздануть кого-то по голове пустой бутылкой, и в случае точного попадания проигравший снимал с себя одну вещь и целовал в сраку того, кто бил. При этом надо было произносить фразу:
- О мой бох, прими эту одёжу и позволь лизнуть твой неповторимый анал.
Абсолютным победителем считался тот, кому с одного удара удавалось разъебать бутылку об репу соперника. Но такое случалось редко, т.к. бутылка, даже пустая, стоит денег, и разъебывать её откровенно жалко. Костик и Андрюша, напившись, сосредоточили все свои усилия на взаимном обмене ударами, т.к. целовать друг друга в жопу им было по большому кайфу. Я же тем временем сидел и злобно ждал, пока Аленка снимет трусы. После первых же моих прицельных ударов её голова украсилась десятком шишек и новыми синяками, а еще через полчаса Аленка уже пускала слюну и начала обморочно закатывать глаза. Победа была так близка! Но когда на ней уже ничего кроме трусов не осталось, Аленка вдруг сказала:
- А теперь, нах, в прятки! Давайте в прятки! На измену пробивать начало, пора прятаца…
И мы стали играть в прятки. Перед тем мы пустили по кругу второй косяк, но лучше б мы этово не делали. Нас, блядь, просто размазало, уёбало по мозгам божией сиськой. Я сидел на диване и раскачивался, монотонно смеясь, вот так:
- Ыыыыыыыыыыы…
В это время остальные, тоже порванные в тряпки, стали задвигать друг другу такую чушь, что в комнате пожухли и покоробились обои, а у Мишки от смеха полопались капилляры в глазах. Он катался по полу, вылупившись на нас своими страшными красными фарами, а мы тоже ржали и буквально на стены лезли...
Примерно в таком состоянии мы стали играть в прятки, и это был полный пиздец, я вам скажу. Нахуй блять ебаный стос, я такого даже после самогона не исполнял... Ничтоже сумняшеся, проигравших мы договорились ебать в жопу. Ну а куда же ещо? Проголосовали единогласно, даже Аленка. По накурке игра получилось весьма стёбная, потому что мы с Мишкой все время подстраивали так, чтобы водить выпадало малявкам вроде Костика или Аленки, - а сами все время прятались, ржали над ними втихаря и вообще всячески водили малышей за хуй. Нас-то никто не ебал в жопу, зато Костику за вечер пердак надрали так, что ходить было трудно. Но что поделаешь - это жизнь, сынок. Но все наши игры проходили только в Мишкиной комнате, и это нас скоро заебало, потому что комната была тесная как лифт, и мы все там толклись. Коммуналка, хуле… Спрятаться в этой каморке можно было только за шторой (типо как Иван Грозный в кине про Шурика-хуюрика) или в шкафу. Под травой нас этот цирк первое время прикалывал, потому что искать в таком состоянии было очень нелегко, а значит интересно, но когда мы вчетвером встали за шторой и Аленка нас искала минут пять и не могла найти, мы поняли что в этом сраном склепе живёт барабашка, который нам путает все карты. Мы испугались и решили играть в большущем коридоре квартиры.
В коридоре было интереснее играть, потому что возле каждой двери стояли нехуевые вешалки, а на них висели пальто и шубы, в кармане которых можно было перехватить мелочовки или цыгарет. Я любил прятаца за шубой соседки и ногами влазить в её валенки. В таком виде я был неузнаваем и непобедим нахуй.
И вот, когда водить выпало Костику, он отвернулся к стене и стал громко выкрикивать:
- Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Я иду йебать!
Тут все брызнули в разные стороны, кто куда, чтобы прятаться. А Костик немножко подождал, перднул для убедительности и крикнул снова:
- Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Я иду ебать! Нахуй блять!
И снова перданул. Это считалось как бы вторым звонком. Мишка сейчас же залес на подоконник и накрылся шторой, кабутто он спит, Аленка - за шкаф (она у нас очень худая и плоская), а мы с Андрюшкой ломанулись в коридор. Тут Андрюшка, не долго думая, полез под шубу соседки, где я все время прятался, и оказалось, блядь, что я остался без места! И я хотел дать Андрюшке ногой в хохотальник, чтобы он освободил мое место, но тут Костик крикнул третье предупреждение:
- Пора не пора, а мне похуй, братва!
И перднул грозно, аж дверь заскрипела.
И я испугался, что он меня сейчас увидит и выебет в жопу, потому что я совершенно не спрятался, и я заметался по коридору туда-сюда, как подстреленный через жопу каторжник или кабутто мне поссать очень надо. И тут в самое нужное время я увидел раскрытую дверь и вскочил в нее. Хуяк! - я перевел дух. И тут я понял, что мне и правда поссать очень надо. Переволновался, хуле… Я подбежал к окну, залез на табуретку и начал ссать в графин с питьевой водой, стоявший на подоконнике. Потом застегнулся, слез и огляделся.
Эта комната по размерам напоминала уже не лифт. Она больше смахивала на гроб. Очень грязный и замусоренный гроб, отродясь не знающий, что такое веник. И в этом гробу на самом видном месте, у стены, стояла кровать, высокая и широкая, так что я моментально нырнул под эту кровать. Там был приятный полумрак и лежало довольно много всякой хуйни, и я стал сейчас же её трогать и рассматривать. Во-первых, под этой кроватью было очень много использованных и закаменевших тампонов, а также присохших к полу гондонов, тоже использованных, но все они были довольно старые, а сперме в них было никак не меньше сорока лет. Шуршащим слоем лежали обертки от конфет "Ирис Кис-Кис" и похожие на давленую камбалу прокладки. А еще там стояли в ряд три дилды разных размеров, покрашенные в горошек - железная, резиновая и деревянная . Еще дальше стоял плоский деревянный чемодан, а на нем стояло алюминиевое корыто вверх тормашками, и я устроился очень удобно: голову на корыто, чемодан под жопой - очень ловко и уютно, и тылы прикрыты. Я рассматривал разные прокладки с крылышками, нюхал присохшую к полу резину и все время думал, как это здорово я спрятался и сколько смеху будет, когда Костик меня тут найдет и выебет в жопу. Впрочем, нихуя! Я буду защищаца.
Я протянул руку и схватил железную дилду - она была самая крепкая на вид. Пидары не пройдут! Зря я что ли фехтованию два года учился…
Я отогнул немножко кончик одеяла, которое свешивалось со всех сторон до пола и закрывало от меня всю комнату: я хотел глядеть на дверь, чтобы видеть, как Костик войдет на цыпочках, словно бывалый пидарас, и будет меня искать, истекая слюной. Но в это время в комнату вошел никакой не Костик, а ввалилась Кобыла Петровна, старая блядь, похожая на бабу-ягу.
Она вошла, вытирая мокрые руки об ночнушку. Я сразу понял, что она пиздует из туалета, где ссала. Она ссыт как полковая лошадь, и руки никогда не моет, потому родители-крестьяне и назвали её Кобылой. Это она нам сама рассказывала под шнапсом. Ну хули, деревня…
Про неё соседи говорили, что она родом из деревни Ссакино, и еще, говорят, была када-то замужем за генералом. И он хотел с ней развестись, потому что Кобыла была очень тупая, и к тому же блядовала. Она, Кобыла, еблась со всеми подряд, даже с законченными алкашами. Он жене этих алкашей простить не мог и угрожал, что разведется и выгонит ей к ёбаной матери. А ей бы тогда пришлось уехать обратно в деревню, и она этого, ясен хуй, не хотела. А потом генерал уехал в командировку и не вернулся. И не возвращается уже 40 лет. А она переписала комнату на себя и стала москвичкой. И мужиков в эту комнату водила ещо много лет. Вот чего можно добиться, если есть пизда на плечах.
Я все время потихоньку наблюдал за нею, и возбуждался мало-помалу, и думал, что она обрадуется, когда увидит, как Костик вытащит меня из-под кровати и начнёт ебать, а я переебу его дилдой и выйду из битвы победителем. А я еще для смеху возьму какую-нибудь её прокладку в зубы, она тогда наверняка обоссытся от смеха и даже может быть сделает мне минет. Сосед-сантехник, выпивая како-то с моим папой, особенно упирал на то, что "эта беззубая блядь сосет как пылесос", и мне не терпелось попробовать.
Я был уверен, что вот еще секунда или две промелькнут, и Костик обязательно меня обнаружит. Поэтому я сам все время смеялся про себя, без звука. Ну просто блять смешно было очень. Может, это трава виновата, хуй знает… Гыгыы…
У меня было просто чудесное настроение, и хуёк стоял как антенна с вертикальным взлетом. И я все время поглядывал на Кобылу Петровну, ожидая что сейчас она стянет ночнушку и я искрометно подрочу на её восхитительное старое вымя и седые заросли под обвислым пузом. А она тем временем очень спокойно подошла к двери и ни с того ни с сего плотно захлопнула ее. А потом, гляжу, повернула ключик - и готово!
Заперлась. Ото всех заперлась! Блйадь! Вместе со мной и корытом. Заперлась на два оборота, сука!
В комнате сразу стало как-то тихо и зловеще. Меня высадило на дичайшую измену, начало казаться, что потолок, в смысле кровать, опускается и щас меня раздавит как кусок говна. Я покрылся гусиной кожей, противно вспотел и едва не заорал от ужаса. Но тут я подумал, что это она заперлась не надолго, а на минутку, и сейчас отопрет дверь, и все пойдет как по маслу, и опять будет смех и радость, и Костик будет просто счастлив, что вот он в таком экстремальном месте меня отъебал! Поэтому я хотя и охуел, но не до конца, и все продолжал посматривать на Кобылу Петровну, что же она будет делать дальше, а сам на всякий случай подергивал пипиську. Ну типа подерживал залупу в боевой готовности.
А она села на кровать, и надо мной запели и заскрежетали пружины, и я увидел ее варикозные ноги, оплетенные синюшного цвета венами. Она одну за другой скинула с себя туфли, потом на пол упала ночнушка. И она осталась прямо в одних чулках на поясе. Потом появилась толстая рука и сцапала резиновую дилду, чуть не задев при этом мой вставший хуй. Я лежал и тихо дрочил, слушая как скрипят пружины. Она развела ноги и устроилась поудобней. Потом послышался звук, будто кто-то прочищает унитаз вантузом. Старуха с треском выпустила газы, и наконец у неё чото там разлепилось, послышалось отвратительное чмоканье и чавканье, перешедшее в равномерное шуршание, бутто у неё из пизды сыпался песок. Кровать ходила ходуном, а Кобыла начала похотливо, по-старушечьи, охать. Чуть позже сверху полилась тонкая тягучая струйка зеленоватой слизи, пахнущая рыбой. Я попробовал эту дрянь на язык и меня чуть не вывернуло. Лужица росла, Кобыла мычала и охала. Под эти беспезды отвратительные звуки я три раза подряд вздрочил, обкончав ей весь чемодан. Вытер хуй прокладкой и стал ждать. Еще через полчаса Кобыла издала какое-то бессвязное бульканье, и дилда со стуком упала на пол. Она была перемазана всё той же слизью с беловатыми сифилисными вкраплениями. Катанув её ногой на место, Кобыла встала и подошла к окну. Я думал что ей хочетца поглядеть на звёзды, но она просто стала пить из графина, куда я нассал. Осушыв графин, Кобыла подошла к двери, и у меня от радости заколотилось говно в жопе. Йобт, я ваще под травой временами таким эмоциональным становлюсь - просто пездец. Сам охуеваю.
И я был уверен, что она сейчас отопрет замок, но не тут-то было. Можете себе представить, она - хуяк! - и погасила свет. И я услышал, как опять завыли пружины над моей головой, а кругом кромешная тьма, и Кобыла Петровна лежит в своей постели и не знает, что я тоже здесь, под кроватью дрочу.
Я понял, что попал в скверную историю, что теперь я в заточении, в ловушке. В полной жопе, иначе говоря. И ещо вспомнилось, что мой дядя Семен год назад сдох от клаустрофобии. Его конкуренты засунули в сейф и скинули с моста. А мой одноклассник Гриша застрял в лифте на два дня, и ему пришлось жрать своё же говно, чтоб не околеть. А я вот тут лежу, и никто не знает, насколько мне хуево.
Тут я не выдержал и со злости как переебал дилдой по корыту, на котором лежала моя репа! Раздался такой блять грохот! И в этой страшной тишине при погашенном свете и в таком моем жутком положении мне этот стук показался раз в двадцать сильнее. Он просто оглушил меня. Я так охуел, что хотел тут же сдацца, но испугался вылезать.
От испуга я перднул даже. А Кобыла Петровна надо мной, видно, проснулась от этого грохота. Она, наверное, давно спала мирным сном, где добры молодцы ебли её во все её старческие дыры, а тут пожалуйте - "хуяк-хуяк" из-под кровати! Она полежала маленько, отдышалась и вдруг спросила темноту слабым и испуганным фальцетом:
- Ахтунг?!
Я хотел ей ответить: "Хули вы, Кобыла Петровна, какое там "ахтунг"? Спите бля дальше, это я, Дениска!" Я все это хотел ей ответить, но вдруг вместо ответа как чихну во всю ивановскую, да еще с хвостиком:
- Апчхуй! Чхуй! Чхуй! Хуй!..
Там, наверное, пыль поднялась под кроватью ото всей этой возни, но Кобыла Петровна после моего чиханья убедилась, что под кроватью происходит что-то неладное, здорово пересрала и заорала уже не с вопросом, а совершенно утвердительно:
- Ахтунг!!
И я, непонятно почему, вдруг опять чихнул изо всех сил, с каким-то даже подвыванием чихнул, вот так:
- Апчху-ууй! Ёб твою…
Кобыла Петровна как услышала этот вой, так закричала еще тише и слабей:
- Ахтунг, нах!.. Пидары!..
И видно, сама подумала, что если пидары, так это ерунда, не страшно. А вот если не пидары... И тут она довольно громко завопила:
- Ебут!
Вот какое беспардонное вранье! Кто ее ебёт? И за что? И чем? Дилдой? Разве можно по ночам пиздеть неправду?
И тут мне как-то стало сыро и неуютно, а я настолько был поглощен её воплями что даже не сразу понял в чом дело. А потом увидел, что сквозь матрас мне на голову льётся какая-то теплая хуета. Я подставил язык и понял что это моча. Вот же сука старая, умудрилась прямо в постели обоссаца! Поэтому я решил, что пора кончать это дело, и раз она все равно не спит, мне надо отсюда вылезать. А ещо надо чем-то заткнуть ей рот, а то она весь дом перебудит. Я стал искать глазами чонить похожее на кляп. В дальнем углу под кроватью валялось всякое барахло, я там покопался, схватил за край серую от старости штору и потянул на себя. И тут из-под шторы посыпались кости. Я отпрянул и протер глаза, и заорал "ахтунг" потому что там лежала среди всяких огрызков самая настоящая мушская мумия. Мушская - потому что имела пять золотых зубов, а еще была одета в генеральскую форму. Я хоть и покрылся холодным потом, а всё ж сообразил - протянул руку и стал выдергивать эти зубы нохтями, а сам смотрю, нет ли еще колечка какого-то или портсигара.
И тут я рассмотрел ещо кое-что.
Между ребер мумии торчала дилда размером с локоть. Торчала прямо как кинжал.
Я понял, что вляпался в мокруху, и это было абсолютной правдой - Кобыла ведь и правда обоссала меня с ног до головы. Мне даже поплохело, когда я подумал что меня теперь посадят в тюрьму за мародерство и дрочение на святыню. Я даже чуть не упал в обморок, прямо мордой в лужу Кобылиных сцак, но всё же удержался от этого опрометчивого поступка. Пытаясь вылезть из-под кровати, я поскользнулся об мокрую дилду и все подо мной загремело, особенно корыто, ведь я в темноте не вижу нихуя. Грохот стоит дьявольский, а Кобыла Петровна уже слегка помешалась, начала испражняться в постель и кричать какие-то странные слова:
- Йобтунг! Ахтут!
А я выскочил весь обосанный, и по стене вслепую шарю, где тут выключатель, и нашел вместо выключателя ключ, и обрадовался, что это нах дверь. Я повернул ключ, но оказалось, что я открыл дверь от шкафа, и мне на голову выпала стоявшая там гладильная доска, и так переебала по темечку, что я потерял всякую ориентацию. Ноги мои от такой контузии сразу подкосились, и я перевалился через порог этой двери, стою и тычусь ебалом в разные стороны, и только слышу, мне на голову разное барахло падает.
Кобыла Петровна тем временем пропитывает одеяло своим поносом и арёт как осел которому танком переехали яйца, а я совсем онемел от страха, а тут кто-то забарабанил в настоящую дверь!
- Эй, Дениска, пидар хуев! Выходи нахуй! Кобыла Петровна! Отдайте Дениску, за ним его папа пришел!
И папин голос:
- Скажите, пожалуйста, мой пидарёнок не у вас?
А я как услышал это так и завопил:
- Заберите меня от этой прошмандовки! Она дилдой дрочит и меня чуть не выебла! Она родного мужа деревянным хуем зарезала, чтобы прописку в Москве получить! Ыы-Ыы-Ыы!!!!.. Памагите!..
Кобыла Петровна вывалилась из постели, йобнулась репой об пол и куда-то поползла, оставляя за собою следы поноса; наверно она хотела спрятаться под кроватью, но к нещастью застряла на полпути.
Тут вспыхнул свет, полетели щепки и дверь слетела с петель, высаженная одним ударом папиного говнодава сорок восьмого размера. И вся наша компания ввалилась в комнату. Они стали бегать по комнате, орать и хвататься за дилды, в общем веселицца, только застрявшую под кроватью Кобылу Петровну они обходили стороной, потому что у неё все ноги и голая старческая жопа были в говне, и выглядело это крайне неэстетично, а из постели воняло так что Костик сблювал тут же на месте. Когда я вышел из шкафа, на мне было две шляпки и три платья.
Мишка сказал:
- Я же говорил, что он пидар.
А папа рассеянно ебанул его в нос, чтобы следил за базаром, и спросил меня:
- Что с тобой было? Где ты пропадал? Жопа цела?
- Кого тут убили? - спросила Аленка, глядя на облитые поносом старушечьи ягодицы, торчащие из под кровати.
Костик и Мишка сказали тоже:
- Где ты был, почему от тебя несёт сцаками и штаны забрызганы канчиной? Рассказывай, падонок, а то пизды дадим.
Но я молчал и смотрел на дилду, которую до сих пор сжимал в кулаке. И они тоже смотрели и постепенно замолкали, а Андрюшка пускал завистливые слюни. А на дилде была выгравирована надпись: "Генералу от любящих солдат. Тула, 1937 год".
"Ого! - подумал я. - Штучное изделие. Наверно, стоит дохуя денег".
Чтобы отвлечь внимание, я стал пиздить ногами старуху, и все тут же присоединились к расправе. А я, выждав пока обо мне забудут, отошел в сторону и незаметно сунул дилду в карман.
После этого мне вдруг стало радостно и свободно.
Я понял, что меня наконец-то попустило, и от щастья даже вспотел. После двух косяков у меня было такое чувство, что я и в самом деле просидел под кроватью ровно дваццать лет.
Я посмотрел на золотые зубы, которые всё так же держал в кулаке, и подумал, что, как ни крути, а мои дваццать лет - это хуйня по сравнению с генералом, который там провёл все сорок…
Такая вот хуйня.
А потом у меня недецки заурчал живот, я пробрался на кухню, оторвал дверцу от холодильника и сожрал всё, что там было. 20-летний голод, блядь, это вам не хуй собачий…

Tweet