Каждое утро Александр Владимирович просыпался в половину седьмого. Он открывал глаза, медленно считал до десяти и вставал с кровати. Неизменный халат обволакивал его тело, тапочки ласково принимали его ступни в свои объятья и неторопливо вели послушного хозяина в ванную. После того, как лицо было умыто, зубы почищены, а щетина сбрита, бодрая и жизнерадостная фигура Александра Владимировича переносилась на кухню. Там его руки привычно заваривали чай, готовили бутерброды и яичницу, прикуривали сигарету. Александр Владимирович был очень одинок.

Одиночество не было настолько серьезной проблемой для Александра Владимировича, чтобы думать о нем постоянно. Он привык к нему, как привык к сигарете или как привык просыпаться в полседьмого. Более того, он любил его, любил свою аккуратную квартиру, установленный порядок вещей и принадлежащее только ему, Александру Владимировичу, тепло зимних батарей. Дело было в другом, и именно это другое с каждым днем беспокоило одинокого человека все больше и больше. Дело было в том, что Александр Владимирович имел неосторожность не верить в любовь - пятнадцать лет назад, в 21 год, он потерял это слово в лабиринтах своих мыслей, и с тех самых пор тщетно пытался обрести его вновь. Такое вот отнюдь не жизнерадостное начало. Однако не будем торопиться с выводами.

В одну из морозных январских пятниц Александр Владимирович вернулся с работы раньше обычного, маленькая стрелка будильника только приближалась к четырехчасовой отметке. Он снял пальто, разулся и, как было издавна заведено, направился к плите ставить чайник. Вечер не предвещал ничего необычного - скромный ужин, кресло, телевизор, парочка свежих газет, немного пива и сигареты, сигареты, сигареты. А за окном Солнце спешило спрятаться за горизонтом, уставшие люди торопились домой к родным, и только редкие голуби мотались туда-сюда в поисках чего-то, известного им одним. В этот момент безучастные глаза Александра Владимировича остановились на небольшом отрезке заснеженной земли, в них пролетела легкая искра, погасла, сверкнула снова и вдруг вспыхнула маленьким оранжевым язычком. Взрослый человек пошатнулся, левая рука безвольно пыталась обнаружить за спиной стул. Он не мог поверить себе, он старался, но не мог, глаза горели, и робкие слезы тихо скатывались по щекам. Там, внизу, на покрытом снегом кусочке поля мальчишка дочерчивал большие буквы, около него суетилась собака. "Ленка, я тебя люблю!", - Александр Владимирович читал их снова и снова, не в силах остановиться, в его голове был полный кавардак. Но из этой сумятицы медленно поднималось вверх что-то давно исчезнувшее, оно неторопливо принимало форму и окрашивалось в яркие цвета. И одинокий мужчина вспомнил себя таким же мальчуганом, однажды выписывающим эти самые слова. Он вспомнил свою первую серьезную любовь, свою Лену, свою Ленку-красавицу, вспомнил ссору и то, как быстро он уехал из родного города, будучи не в состоянии совладать со своим сердцем. "Дурак! Господи, какой дурак!", - он отшатнулся от окна, выключил огонь под давно кипящим чайником и подтянул к себе телефон.

- Добрый вечер. Извините, я могу услышать Елену Сергеевну? Кто спрашивает? Александр Вла… э-э, скажите, что Саша. Что Саша звонит. Да, хорошо, подожду. - Он нервно стучал пальцами по столу. - Алло, Лена? Здравствуй. Это Саша. Узнала, правда?! Столько времени все-таки прошло. Прости, если помешал, но… Не помешал? Просто… Я даже не знаю, как мне это объяснить… Но я, я просто почувствовал, что должен тебе позвонить. Мы можем увидеться? Мне очень нужно с тобой поговорить.

Да, я не сказал вам, но одиночество не было настолько серьезной проблемой для Александра Владимировича еще и потому, что он верил в чудеса. И он чувствовал, что чудеса начинаются.

Максим НАХВАТ