— Бахталэс, амала!

— Привет, Гошка! Проходи, не стой у ворот, тебе можно, ты же знаешь. Замуж собралась за баро красного — на авто разъезжаешь?

— Рехнулась, что ли? Мне пятнадцать всего.

— Я первого в четырнадцать родила — и ничего, как видишь.

— У вас свои законы, у нас — свои. Я тебе кандидата в мужья привезла, кстати. Росточком невелик, зато начальник большой.

— Так даде показывать надо, а его дома нет, только я с детьми и бабушка.

— Много ты ему прошлых женихов показывала, можно подумать!

— Ну так уж вышло, бывает. Где он? Хоть одним глазком посмотреть. Старый наверно, раз такой автомобиль имеет?

— На четыре года всего тебя старше. В автомобиле он сидит.

— Пусть сидит, больше захочет. Рассказывай, зачем приехали, хватит мне сказок, никакому гаджо я не нужна с тремя детьми.

— Тебя не проведёшь, хотя я на самом деле хочу вас познакомить. Хотя помощь нужна. У тебя белый халат есть?

— Есть, но тебе великоват будет, — Бомбана забежала в одну из комнат и через минуту выскочила обратно: — Такой подойдёт?

— Я про медицинский спрашивала вообще-то, а не про такую мужскую радость, но вещь красивая — кружавчики, верёвочки... Глаз не отвести. Равиль бы увидел — с дюжиной детей взял бы и не чихнул!

— Ты сказала белый ровли, я и надела. Медицинский тоже есть, по больным в нём хожу, как положено. Говори толком, в чём помощь нужна, а то я до ночи по шкафам рыться буду! Равиль — он кто, татарин?

— Башкир.

— Совсем другое дело, прямо от души отлегло! — Бомбана подхватила одноклассницу под руку и утащила в свою комнату.

Тем временем упомянутый башкир приметил-таки место, чтобы набрать воды. Между дворами баро и шатрами табора, шагах в трёхсот оттуда и оттуда, на дне небольшой балки тёк ручей в сторону Белой. Летом, в сухую погоду, он почти пересыхал на радость огромному числу горластых лягушек, коих привлекали тёплая вода и отсутствие хищников.

Общая глубина канавки едва ли достигала полутора метров, и Равиль безбоязненно полез к земноводным спиной вперёд, упираясь носками сапог и цепляясь за пучки травы на склоне свободной рукой. На его родине тоже были горы. Уральские, трёхсотмиллионного возраста.

Ну кто, скажите, будет думать о том, что горная система Кавказа минимум в десять раз моложе, когда нужно просто набрать ведро воды из канавы?

А не мешало бы думать: слой осадочных пород намного тоньше, и корням травы на склонах балки почти не за что зацепиться. Это пространное геолого-историческое отступление поможет читателю понять, почему бесхвостые земноводные, включая кавказских лягушек-крестовок, колхидских жаб и примкнувших к ним тритонов Ланца, ознакомились с массивами башкирской обсценной лексики, ничего толком из экспрессивной тирады не поняли, но брачные игры свернули.

Всего полтора часа назад Равиль рассказывал о своём купальном конфузе в Долгогусевском, и вот история повторилась, пусть и не в таком глобальном масштабе. Лейтенант, потерявший сцепление со склоном, сидел кормой в маленьком тёплом и грязном ручейке на дне канавы, которую легко могла перепрыгнуть даже пожилая курица. Ещё умудрился погнуть металлический обод брезентового ведра и уронить в воду милицейскую фуражку, на которую уже начали залезать разнообразные обитатели водоплавающей фауны.

Вконец раздосадованный тем, что фиаско свалить не на кого, Касымов поднялся на ноги, вытряхнул захватчиков из головного убора, кое-как наполнил кривое ведро, и только теперь сообразил, что выбраться из балки, да к тому же с ведром, — та ещё задача.

Стоя по щиколотку в мутном ручейке, лейтенант начал оглядываться по сторонам, благо даже с его ростом голова полностью высовывалась над краями. Ближайший мостик из перекинутых через балку досок был в метрах двухстах, ближе к табору. Свидетели позора не требовались, и бедолага побрёл по течению в поисках какой-нибудь опоры или зацепки, надеясь успеть выбраться из ловушки раньше, чем девушки выйдут из дома.

Через сотню шагов на глаза Касымову попался кустик караганы, покрытый красивыми душистыми жёлтыми цветами. Проблема состояла только в том, что куст рос не на той стороне канавы, но перепрыгнуть её не представлялось архитрудной задачей.

Обрадованный лейтенант выбрал на дне выступающий сухой камень и пристроился покурить, привалившись спиной к склону балки. В небе светило летнее солнышко, разноцветные стрекозы носились в воздухе за мошкарой, стрёкот кузнечиков на лугу прекрасно гармонировал с лягушачьим многоголосием. Впереди ждало знакомство с интересной молодой девушкой, вступление в новую должность, повышение звание и оклада, обзаведение собственным жильём и хозяйством. Жизнь налаживалась...




Очнулся Касымов от настойчивых гудков автомобильного клаксона и опять рассердился на себя, это надо же было ухитриться задремать в канаве у цыганского табора! Правда, сон уж был очень хорош — что он батыр Еруслан Залазарович, победил в Индийском царстве трёхголового змея и женился на прекрасной Анастасии Вахрамеевне. Лейтенант бросил погасший окурок в любопытную жабу, облюбовавшую носок его сапога для принятия солнечных ванн, и приступил к активным действиям по эвакуации себя.




— Так сгодится? Не подведу тебя? — Бомбана выплыла из своей комнаты в просторную залу, где Гошка в ожидании одноклассницы рисовала смешные рожицы на слегка запылённой крышке концертного рояля «Стейнвей» красного дерева.

— Ничего себе! — чуть не присвистнула Гошнаг, обернувшись к подруге. — Где это ты такой красотой разжилась?

И действительно, посмотреть было на что: прозрачно-белая шёлковая блуза из эксельсиора с рукавом три четверти, отделанной чёрно-серой тесьмой планкой и серебряными пуговками-жучками. Тёмно-серая прямого кроя юбка плиссе закрывала стройные ноги до середины икр, обтянутых тонкими чёрными фильдеперсовыми чулками с вышитыми драконами на лодыжках. Из обувки на ногах оказались роскошные чёрно-белые спектейторы на низком устойчивом каблуке.

— На резинке?

— Обижаешь, — Бомбана задрала плиссе вместе с нижней белой юбкой из шармеза, показывая дивной красоты пояс.

— Я уж грешным делом подумала, что и трусы наденешь, как цивилизованная.

— Нечего скверну в себе держать.

— Пускай, значит, на всех распространяется. Хорошо вы, ромы, устроились.

— Отстань, я тебе уже сколько раз всё объясняла? Ты попросила помочь, я согласилась. Лучше скажи — я хорошо выгляжу? Жениху понравлюсь?

Гошнаг посмотрела на подругу, как будто сошедшую со страниц журнала «Советское кино» или европейских журналов мод, привозимых моряками и пассажирами судов. Красивую тонкую шею Бомбаны украшали лаконичные бусы из чёрного жемчуга на серебряной цепочке, такие же жемчужины были вставлены в серебряные серьги и браслеты. Всё было подобрано с большим вкусом и без присущего чавелам тошнотворного излишества. Венчали всё это экранное великолепие чёрный дамский котелок с белой атласной лентой, заколка газового шарфика в виде маленькой стрекозки на чёрном продолговатом камушке, высокие ажурные перчатки и сумочка — портсигар из стерлингового серебра.

— Ещё спрашиваешь! — Гошнаг попустила наигранной зависти в голос, чтобы сделать Бомбане приятное, потому что вещи если и были одёваны, то только дома перед зеркалом — это было заметно хотя бы по оставшимся ярлыкам и биркам на вещах.

На самом деле, если она и завидовала Бомбане, то совсем немного и по-хорошему — иметь такое в гардеробе, и не иметь возможности выгуливать наряды — это жестоко. Не будешь же сидеть у костра или возиться с детьми в таком виде? Баро Дуфуня имел достаточно прогрессивные взгляды, но не настолько.

Внимательный, но не знакомый близко с цыганским мировоззрением читатель спросит: зачем всё это покупалось, и как это Бомбана ухитрилась нагулять троих?

Ответы на оба вопроса просты, как три копейки СССР: «Чтобы было» и «Так получилось». Сейчас не время излагать действительную историю происхождения цыган и остальных, доживающих последние немногие годы, народов и рас, просто отметим, что они появились примерно в одно время с многими зоокриптидами. Такими как йети, алмасты, бигфуты, сасквочи, ежэни, йови, мапингуари и другими (по сути, это разные названия одного вида в зависимости от места обитания).

Працыгане были завезены (или каким-то образом выведены здесь) для выполнения мелких работ и освоения жарких климатических зон на равнинах, как раз в противовес или в дополнение алмасты-йети, отличавшихся огромной силой и предпочитающих после потери хозяев селиться в прохладных предгорьях и горах.

Тысячелетия истории доказали невозможность социализации цыган и приобщения их хоть к какой-то форме общности или религии. И не потому, что они какие-то плохие, просто у них в заводских прошивках нет функции подчинения абы кому, кроме истинных хозяев-создателей, и смысл их существования — поддержание численности популяции. Ради этого они и вынуждены мимикрировать и имитировать осознанную трудовую деятельность, чтобы иметь возможность прокормить многочисленное потомство, ибо биологически они очень схожи с людьми и нуждаются в источнике энергии. Им нет разницы, каким способом эту энергию (читай — еду, если упрощённо) заполучить: украсть, изготовить украшение, выпросить подаяние, сшить юбку, торговать наркотиками, наловить ежей или заниматься проституцией — нет никаких табу и запретов. Спросите у любого чавелы: что лучше принести ребёнку из школы — пятёрку по обществоведению или мобильник соседа по парте? Ответ будет быстр и очевиден.

Однако вернёмся к нашим героям. В роду Бомбаны мужчины издревле занимались разнообразной обработкой металлов и минералов, в чём непременно и преуспевали. Вот и сейчас брат Томаш занимался ювелиркой, брат Стефан — ковкой железа, а старший, Дуфуня, как самый толковый и ответственный, взял на себя практически все административно-производственные функции. Он общался с властями, оформлял все необходимые разрешения, закупал сырьё, контролировал сбыт готовой продукции и работу добытческих артелей. Остальной табор тоже не сидел без дела — братья ссудили ромам швейные машинки, и большинство матрон строкали на них день и ночь. Мужчины торговали продукцией на рынках и сдавали в магазины, так что все триста без малого чавел не бедствовали. Братья тщательно избегали проблем с законом, поэтому такие исконные промыслы как воровство, попрошайничество и угон скота в таборе не почитались.

Денег у братьев было вдосталь, так что они легко могли себе позволить купить концертный рояль или мебельный гарнитур какого-нибудь Людовика только потому, что красиво, и чтобы было.

Бомбана же, будучи единственным ребёнком Дуфуни, росла без матери, умершей родами, ни в чём не знала отказа и, с детства отличавшись живостью ума и тела, трижды сбегала из табора на курорты Крыма, возвращаясь каждый раз в интересном положении. Увещевания отца и бабок не помогали, и после рождения третьего ребёнка Дуфуня привёз из Майкопа красивый лакированный гроб, выкопал в огороде яму и заживо похоронил Бомбану. На четвёртые сутки извлёк еле живую дочку и принёс с кухни топор.

— Сейчас бабья придут, минджь тебе на суровую нитку зашьют. Будешь противиться — шэро снесу, хватит меня позорить!

— Дад, дадочка, не надо! Я всё поняла!

Нехитрая педагогическая метода возымела действие, и жизнь Бомбаны изменилась. Дуфуня отправил дочь в школу, чтобы она не только получила аттестат, но и стала помогать отцу в делах. Домашней работой её не нагружали, и в свободное от уроков время Бомбана могла дальше изучать цыганскую медицину и художественные ремёсла, в чём сильно преуспела.

— Поможешь донести? — Бомбана достала из шкафа медицинский саквояж и школьный портфель, который передала Гошнаг.

— Кирпичей наложила что ли в портфель?

— Учебники и тетрадки. Ты же не сказала, сколько там сидеть придётся. Пошли, я бабкам сказала, что на пару дней меня арестовали. Да шучу я, топай давай! — цыганка надела белоснежный отглаженный медицинский халат и легонько подтолкнула подругу.

Выйдя за ворота, Гошка не без доли внутреннего ехидства наблюдала, как Бомбана в своих умопомрачительных спектейторах лавирует между коровьими лепёшками. Как любая девушка, не находящаяся в скорбном состоянии ума, она завидовала европейским нарядам чавелы, но только совсем немножко — семья Талько отнюдь не бедствовала. НЭП, выполнив своё предназначение, сходил на нет, но портовые черноморские города по прежнему изобиловали товарами на любой спрос, были бы только деньги. Вопрос был только в одном: где выгуливать такую красоту?

Куда больше Талько волновало исчезновение Касымова, которому было велено просто сидеть и ждать, тем более, что она сама отсутствовала меньше четверти часа.

— Твои не напугаются, если я сигнал подам?

— Да гуди хоть пароходом, — Бомбана выглядела расстроено. — Ещё не посмотрел даже, а уже сбежал! Ты ему про трёх моих чай и чаво рассказала?

— Рассказала. Тут он где-то шляется, автомобиль-то по-любому не оставит надолго, — Гошка принялась давить резиновую грушу клаксона.

— Он в фуражке? — через минуту спросила цыганка. — Какого чёрта он в канаве делает?

— Где, я не вижу?

— Вон же, где караганы куст. Ой, опять спрятался. Залезай на подножку, отсюда виднее!

Лейтенант на дне балки утроил усилия, несмотря на сопротивление гравитации и геометрии. Что стоя на дне, что ложась на склон канавы, дотянуться до куста ему не хватало всего сантиметров двадцати. После безрезультатной серии прыжков и бросков его наконец осенило. Равиль вынул из шлёвок ремень, примотал к нему наган и этим подобием гасила с третьей попытки оплёл ствол куста. Обидным было то, что с ведром, ради наполнения которого всё и затевалось, вылезти не было возможности и его пришлось просто выкинуть на тот край канавы, который был ближе к трём домам баро.

Убедившись, что ремень держится крепко, Касымов поплевал на ладоши, лёг на склон, несколькими движениями дотянулся до куста и начал подтягиваться через край канавы.

Очередная беда пришла сразу с двух сторон: лишённые былой поддержки галифе вместе с исподним карабкаться вслед за хозяином отказались наотрез, а когда тот попытался подсмыкнуть нижнюю часть гардероба и перехватился на ремне руками, держащийся на честном слове кустик акации распрощался с местом произрастания и свалился на дно балки месте с ремнём и пистолетом. Единственный плюс заключался в том, что Касымову удалось таки буквально ногтями ухватиться за край канавы и вытащить себя наверх.

— Что это с ним? — Бомбана с недоумением спросила Гошку.

— Это у башкир обычай такой на смотринах, молодые сначала должны издалека посмотреть друг на друга, — привыкнуть, так сказать, — Талько отчаянно врала, надеясь, что лейтенант куда-нибудь спрячется. Хоть в канаву, хоть вообще под землю провалится.

— Какой интересный обычай! — цыганка уже стала поворачиваться тылом к канаве и взялась было за подол юбки, как её жених упал на спину, задрал вверх ноги со спущенными штанами и начал пытаться подпрыгивать в таком положении. — Нет, я так не смогу, зачем только лучшее надевала! У тебя кто-нибудь в заначке есть, только чтобы не цыган и не черкес? Страшновато мне как-то с башкирами. Если они на смотринах так, то боюсь, чего они в кровати вытворяют, нехристи!

— Погоди причитать, христианка, случилось с ним что-то, врала я тебе про их смотрины. Выручать Равиля надо. Сиди здесь, а я побегу.

— Я с тобой. Его тарантул укусил, у меня так тоже было! — Бомбана схватила саквояж и припустила вслед за подругой.

Касымов же, вытряхнувший таким способом набившуюся в штаны землю от куста, натянул галифе повыше, отошёл от канавы несколько шагов, разбежался и прыгнул навстречу бегущим по лугу девушкам, рассчитывая, что его ловкий прыжок и приземление сгладят конфуз.

То ли вмешались тёмные силы, с утра витавшие над Тульским, то ли цыганский табор не собирался отпускать добычу, то ли просто стечение обстоятельств, но приземлился лейтенант прямо в большую коровью лепёшку. Ноги в сапогах проскользнули вперёд и пасынок судьбы, размахивая руками и успевший только истошно выкрикнуть короткое ёмкое слово на букву «б», повалился через спину обратно в своё природное узилище.

— Касымов, сукин кот! Ты живой там хоть? — Гошка, значительно опередившая лавировавшую между природными минами цыганку, наклонилась над канавой.

— Как видишь, — буркнул Равиль, отвязывая ремень от куста и пистолета. — Поможешь выбраться?

— А на кой ляд ты сюда залез? — Талько повертелась на краю, выбирая место почище. — Сейчас Бомбана подойдёт, и мы тебя вытянем. Хватайся пока. Извини, руки не подам, ты меня всю перемажешь, за ноги держись.

— Здравствуйте, товарищ милиционер! Показывайте, куда вас тарантул укусил. Не бойтесь, я знаю, что нужно делать. Выбирайтесь скорее, а то руки и ноги у вас онемеют, придётся народ из табора звать, чтобы вас вытащить. Они и так волнуются, что к баро милиция пожаловала.

— Никто меня не кусал, я сам по себе дурак, ополоснуть машину хотел, — выбравшийся на свет божий Равиль с головы до пят был покрыт смесью глины, навоза и лягушачьей икры. Из фуражки, которую лейтенант держал в исцарапанной руке выпрыгнул лягушонок, упал на траву и бойко поскакал в родной арык. Несостоявшийся жених плюнул ему вслед, подобрал грязное брезентовое ведро с погнутой ручкой и поплёлся к автомобилю, прихрамывая и сутулясь.

— Равиль, ну ты же сам виноват! Сказала ведь тебе сидеть в автомобиле, а вода у Бомбаны прямо за воротами в колонке, никуда ходить не надо!

— Замолчи, дурёха! Ему и так неудобно сейчас, думает, что опозорился перед девушками, для мужчины это нож острый, и ты ещё гундосить взялась. Он же для меня старался. Держи саквояж и ждите меня у машины, рот только свой не открывай, — цыганка задрала подол, засунула его вместе с нижней юбкой за пояс и припустилась к дому, не разбирая дороги.

Пробежавшая мимо Бомбана ещё больше расстроила Касымова. Она понравилась ему и внешне, и вежливым участливым разговором, а уж про вид стройных ног и качающееся на бегу место их крепления, подчёркнутое красивыми чулками и подвязками, говорить не приходилось. Равиль прекрасно понимал, что зря рассердился на Гошку, но всё равно досада и обида искали крайнего.

— Не могла сразу про колонку у дома сказать? Попёрся из-за тебя чёрти куда, а если бы там глубоко было? Кто бы автомобиль к гостинице повёл бы?

— Дай пожалуйста ведро мне, я его почищу и воды наберу. Хотя бы умоешься немного и руки вымоешь. Потом мокшам в кузницу отдам, они выправят, всё равно в отделение мимо ехать, — Гошка говорила ангельским голоском, памятуя о словах подруги.

— Да пошли они в задницу, мокши твои! И не поеду я ни в какое отделение, не хочу в Тульском работать, хорошо хоть приказ дальше Хакурате никуда не пошёл, — лейтенант схватил ведро за погнутую кованую рамку и голыми руками, хоть и с большим усилием, разогнул её. — Отлежусь в больничке немного и рапорт подам о переводе.

Касымов уселся на крыло автомобиля, потирая через испачканную травой и грязью нательную рубаху растревоженную рану на груди.

Талько, не проронив ни слова, взяла ведро и скрылась за воротами.

Возвратились обе девушки вместе. Талько принесла воды и чистые полотенца, а Бомбана — стопку одежды.

— Давай лапы свои сюда, коль из-за нас пострадал, мы всё и исправим. Не капризничай пожалуйста, ничего страшного не случилось, никто ничего не видел и никому не расскажет, — Гошка не актёрствовала, только если самую капельку. За день она успела подружиться с Касым-батыром и действительно хотела ему помочь.

— Снимайте рубашку, уважаемый Равиль, не знаю вашего отчества, извините. Надо ополоснуться, а я рану вашу посмотрю, Гошнаг говорит, что она вас беспокоит. Сколько времени прошло после операции? Меня зовут Бомбана Дуфуньевна Николаева. Так-то мы Николеску, но в шестнадцатом году уехали из Румынии по понятным причинам. Не стесняйтесь, Равиль... э-э-э...

— Касымов Равиль Фердинандович. Ну вот, так и знал, — лейтенант неодобрительно посмотрел на согнувшуюся от смеха Гошку, впервые услышавшую отчество боевого товарища. — Атай, папа то есть, книгу читал про короля Фердинанда. У того пятнадцать детей было, не жук чихнул. Вот на удачу и меня так назвал, ничего смешного в том нет и звучит красиво. Жаль только, что удача от меня всё прячется пока...

Богатырь Еруслан Залазарович за работой


Тритон Ланца (живой)


Туфли спектейторы и юбка плиссе


Чулки фильдеперсовые с поясом-корсетом


Дамский котелок


Колхидская жаба


Карагана

Tweet