Они стояли на полке, в самом ее центре и были самыми белыми, самыми яркими, самыми красивыми и, конечно, самыми дорогими. Их нельзя было не заметить, и каждый вошедший обязательно останавливал на них свой взгляд. Андрей не был исключением. Он смотрел на них долго, наверное, с полчаса, затем смело подошел и решительно снял одну с полки. Девушка-консультант неслышно выросла за спиной.

- Могу ли я вам помочь? – поинтересовалась она, улыбаясь и считая свою улыбку обворожительной, что, конечно же, было не так.

- Ммм… Да. Можно померить эти кроссовки? – спросил он.

- Разумеется. Это последняя модель. Очень модно, – проворковала герла, не смывая улыбки, и наколдовала зеркало.

Андрей сел на стульчик, надел кроссовки и посмотрел на свои ноги. Сначала так, потом в зеркале. Обувка сидела как влитая.

- Беру, - сказал Андрей через несколько минут.

- Ой, отлично. Вам так идет… - защебетала девушка.

Он ее не слушал. Молча пошел к кассе, заплатил кучу денег и свалил из магазина. Девушка улыбалась ему вплоть до тех пор, пока он не вышел, а затем также неожиданно исчезла.

Через неделю он уехал отдыхать. В одну курортную североафриканскую страну. Он летел бизнес-классом и поселился в отличном отеле, где кроме него отдыхало еще куча народу. В основном, французы. И англичане. Были, конечно, и русские, но с ними он за границей не общался принципиально. Их и дома хватает. Первые несколько дней он был один, но ему было наплевать на компанию. Он отдыхал. Местных жителей, негрообразных мусульман, здесь было немного – отель стоял в стороне от города, - но даже здесь их наглые рожи и хамское поведение вызывали у него неприязнь и отвращение.

Через три-четыре дня он уже освоился и завел знакомых. Это была веселая тусовка молодых жизнерадостных француженок самого разного возраста. Самой младшей было 18, самой взрослой только-только стукнуло 24. Он также сдружился с парочкой отвязных немцев из Мюнхена, с которыми попивал пивко и играл в пул. Он общался с ними по-английски, благо в Европе на нем говорят более или менее сносно. Пиво и музыка занимали не последнее место среди их общих интересов, поэтому скучно им не было. Они вместе шутили, загорали, купались и играли в волейбол и водное поло.

Как это часто бывает, через некоторое время в компании начали вырисовываться личные привязанности. Один из немцев уже вовсю клеил дородную Жанет, студентку парижского сельскохозяйственного колледжа, другой охаживал Изабель – такую же тощую и нескладную, как он сам, школьницу из предместья французской столицы. Андрею же приглянулась хорошенькая Катрин. Небольшого роста, веселая, загорелая, и самой очаровательной улыбкой на свете, обнажавшей два ряда ровных, красивых, белых зубов. От ее улыбки веяло теплом и приятным несовковым очарованием. Она была к нему неравнодушна, этого нельзя было не заметить. На вечерних дискотеках они приглашали друг друга на танцы, а немцы многозначительно ему подмигивали, мол, не стесняйся, она твоя.

В один из вечеров Андрей с Катрин сидели на качелях и разговаривали. Качели стояли на небольшой песчаной детской площадке, окруженной пальмами. Немцы, каждый со своей кралей, расположились на скамеечках, расположенных на другой стороне площадки. Катрин пела. Она вообще умела очень хорошо петь – не хуже, чем ее родная сестра Жанет. Иногда по вечерам они пели дуэтом что-нибудь из французского шансона на сцене у большого бассейна, где в это время собиралась добрая половина постояльцев отеля. Их ровные и сильные голоса собирали дружные и продолжительные аплодисменты. В этот вечер на качелях она пела ему «Катюшу». Откуда она знала эту песню? Ему было все равно. Ночь, Африка, француженка и – «Катюша». Ох, как ему было приятно - до мурашек по коже. «Рьясцвитъали яблани и крущи, паплили тюмьаны над рьекой» - выводила она, нежно смотря на него. Когда ее голос стих, он взял ее за руку и просто попросил поцеловать. Она согласилась и, сначала робко, потом смелее начала целовать его в губы. От откликнулся тотчас же и через несколько мгновений они слились в сладком продолжительном поцелуе. Немцы с подружками тактично удалились.

Они еще долго сидели на качелях, обнимали и целовали друг друга под темным южным небом, где видны все до единой звездочки… Он был пьян от счастья и она, по всей видимости, тоже. Нежность переполняла его, и он горячо признался ей в любви. В порыве вдохновения он говорил ей много слов, красивых и искренних . Она не говорила по-английски так же хорошо, как он, и многого не понимала, но отвечала взаимностью и словами о любви. Она обнимала его - то осторожно и нежно, то крепко и страстно, отчего ему становилось по-неземному тепло и хорошо.

Потом он предложил ей пойти на пляж. До пляжа было рукой подать – каких-то сто метров по тихой аллейке через влажный ночной тропический парк. Она согласилась. Он взял ее за руку, и они шли на пляж, улыбались друг другу и иногда останавливались для поцелуев.

На пляже было темно, пустынно и тихо. Море спокойно катило свои волны, не обращая внимания на влюбленных. Они расположились под большим соломенным зонтиком, знойными днями спасавшим загорающих от нещадно палящего солнца. Он снял кроссовки, чтобы в них не набился песок и поставил их рядышком, чуть сбоку. Она последовала его примеру и разулась, поставив свои маленькие кеды с другой стороны.

Они закрыли глаза и молча наслаждались друг другом. Катрин легла на спину, а он наклонился над ней, и его рука медленно проникла ей под футболку. Она не возражала. Ее грудь с маленькими, твердыми сосками заставила его возбудиться моментально. Она ласкала руками его шею и спину, а затем медленно протянула руку вниз и провела ею ниже его живота. Он прямо-таки задрожал от возбуждения. Сладкий момент соития приближался. Это было даже больше, чем он мог мечтать.

Остановиться его заставило чувство того, что они были не одни. Он настороженно приподнялся и повернул голову. Вдоль линии пляжа, лениво изгибающейся на протяжении нескольких километров и плавно переходящих в большой риф, на вершине которого одиноко поблескивал маяк, шли люди. Они находились в нескольких десятков метров от счастливых любовников. Кто они и сколько их, в темноте субтропической ночи Андрей пока разобрать не мог. Но они приближались. Катрин приподнялась на локтях и беспокойно вглядывалась в темноту. Через пару минут люди подошли ближе и Андрей смог различить, что это были смуглые, худощавые негро-арабы. Типичная местная молодежь. Полураздетые, босоногие, они медленно шли по линии берега и вяло переговаривались между собой. Их было много – человек двадцать.

«Пройдите мимо», - с надеждой думал Андрей. «Ну, пройдите же мимо, ну что вам стоит».

Меньше всего Андрею хотелось сейчас быть потревоженным. Но его надеждам на спокойное уединение, разумеется, не суждено было сбыться. Когда толпа поравнялась с зонтиком, их заметили. Без лишних слов, не поднимая шума, вся компания направилась от берега к зонтику. Андрей не слишком испугался. Сознание того, что он, цивилизованный человек, да ко всему еще и русский, не должен бояться кучки каких-то обезьян, плотно держалось в его голове. Подойдя ближе, полуголые арабы начали методично рассредоточиваться вокруг зонтика.

«Окружают, суки» - подумал Андрей. Он сидел на песке и ждал, держа Катрин за руку. Она молчала и лишь недоуменно озиралась.

Один из арабов подошел ближе и что-то сказал Андрею на ломаном французском. Тот развел руками, мол, не понимаю. Араб повторил еще раз, на этот раз сопроводив слова характерным жестом, приложив два пальца к губам.

- Не-а, нету, - признался Андрей и замотал головой. – Ай донт смоук.

Араб замолчал, но уходить, по всей видимости, не собирался. Все остальные так же молча стояли рядом. Андрей уже собрался было завести разговор, как вдруг услышал позади себя мимолетное шуршание и быстрый удаляющийся топот. Он обернулся и увидел, что один из негров со всех ног мчится прочь по ночному пляжу, унося в руках… его, вовины, новые кроссовки!

- Бля! – громко сказал Андрей и резко встал. - Бля, че за хуйня?!

Он говорил на чистом русском, горя от возмущения и злости. Пытаться догнать убегающего было бессмысленно, он бежал слишком быстро. К тому же нельзя было оставлять Катрин среди этих троглодитов.

Словно отвечая на его вопрос, к Андрею быстро подошел маленький человечек с холщовым мешком и раскрыл мешок прямо перед его глазами. Мешок оказался набит соломенной обувью – грязными, стоптанными лаптями и прочей плетеной дребеденью.

- Выбирай, - с улыбкой сказал араб по-французски. Добродушно так сказал, с издевкой.

- Вы че, обезьяны, охуели?! – взревел Андрей, свирипея не на шутку. – Новые кроссовки, бля, только купил! Что ты мне суешь, чмо?! Верните обувь, суки!

Он рассчитывал на то, что эти питекантропы побоятся настоящего белого человека, не станут с ним связываться и вернут ему его кроссовки. Но того, кто их унес, и след простыл, а остальные, похоже, вовсе не боялись Андрея. В ответ на его крик они лишь поугрюмели и стали сжимать круг. Послышались недовольные, местами даже злые голоса. Андрей несколько опешил. Дело принимало скверный оборот. Он не побоялся бы подраться с ними, будь их не так много и не будь рядом Катрин, за которую он переживал. Тощие и невысокие, в маленьких количествах эти макаки не представляли большой опасности. Но их было много и они, не стесняясь, подходили все ближе. Один из них подошел к Катрин и, ухмыляясь, протянул к ней руку.

- Уйди, пидор! – крикнул Андрей и оттолкнул его руку. Он помог испуганной Катрин подняться и краем глаза заметил, как один из ублюдков тянется к ее кедам. Андрей резко наклонился, схватил их и сжал в руке.

- Хуй тебе, гондон, - зло процедил Андрей сквозь зубы и подумал: «Бля, хуй знает этих отморозков. Сейчас доебутся до бабы, изнасилуют еще чего доброго». Как бы ни было обидно, но единственным правильным решением было ретироваться.

- Пошли, - сказал Андрей Катрин и, держа ее за руку, стал пробиваться в сторону аллейки, ведущей к отелю.

К его радости и удивлению арабы не стали сильно мешать им. Толкнув Андрея пару раз в спину («суки, бля, не было б тут её, а был бы Васька Слон, вы бы у меня потолкались»), они снова не спеша вернулись к берегу и, как ни в чем не бывало, продолжили свой путь.

Андрей шел по пальмовой аллейке с таким видом, как будто он только что до отвала наелся дерьма. Самое вдохновенное событие в его жизни превратилось в кошмар. Катрин молчала и лишь держала его за руку, иногда смущенно поглядывая на него. Никогда в жизни он еще не чувствовал себя так паршиво. Эти сволочи испортили ему всю ночь, украли его новую обувь, опозорили перед женщиной, в конце концов!

Аллейка кончилась. Они прошли по детской площадке и вышли к бассейну. Их бунгало располагались по разные стороны. Они сказали друг другу несколько слов на прощание, не слишком уверенно поцеловались, словно винясь друг перед другом, и разошлись в разные стороны.

На следующий день Андрей вышел из своего бунгало только к обеду. Настроения не было, видеть своих новых друзей ему не хотелось. Воспоминания о прошедшей ночи не давали ему покоя, и особенно одна мысль – о Катрин. Как повлияло произошедшее на ее чувства? Изменит ли она свое мнение о нем? Или она подумает, что он не достаточно крут для нее? Хотя почему он должен быть крут? Он же не Мел Гибсон, и она должна это понимать. Конечно, она это понимает. Она добрая, красивая. И она его любит. Она никому не расскажет об этом случае, а потом, когда пройдет время, они вспомнят это происшествие с улыбкой. С безумно прекрасной белозубой улыбкой Катрин.

Сидеть целый день в домике не было никакого смысла, поэтому он все же решил появиться в компании. На ногах у него были пляжные тапочки – единственная оставшаяся обувь. Он надел их прямо на носки и в таком виде прошел до главного здания отеля, где обычно собиралась вся их тусовка.

Он вошел в просторный холл, уставленный мягкой мебелью, и увидел свою компанию. И француженки, и немцы сидели у стены на больших кожаных диванах и о чем-то оживленно разговаривали. Катрин была среди них. Один из немцев вдруг заметил Андрея, расплылся в широкой улыбке и помахал ему. Компания обернулась, и тут же весь холл сотрясся от оглушительного хохота. Все без исключения показывали на него пальцами, хлопали себя по коленям, смеялись и держались за животы. Катрин тоже. Она улыбалась своей очаровательной сладкой улыбкой и задорно смеялась. Над ним. Над его тапочками, чувствами и канувшими в лету новыми кроссовками. А вместе с ней смеялись и все остальные.

Один из немцев снял свои кроссовки и, заливаясь ржанием, помахал ими Андрею. Все до единого снова ухнули в новом порыве звонкого, обидного, унизительного хохота. Остальные люди, сидевшие в холле, начали улыбаться и показывать на него пальцами.

Андрей стоял, словно в тумане, краска прихлынула к его лицу. Он не понимал, как такое могло произойти. Несомненно, они все знают о событиях прошедшей ночи. Но зачем она им рассказала? И почему им так весело? Разве это было смешно? Разве он в чем-то виноват? Бред, думал он, какой бред… Он снова видел лицо Катрин, слышал ее звонкий смех, и душа его наполнялась липкой, щемящей грустью. Как она могла?… Как могла?...

Андрей сжал губы, повернулся и вышел из холла. Быстрым шагом он дошел до своего бунгало, зло и торопливо запихал свои вещи в сумку, вышел, запер дверь и уверенно зашагал в сторону стойки администратора. До конца отдыха оставалось еще два дня, но ему было глубоко наплевать. Он хотел уехать. Улететь подальше отсюда и от этого сумасшедшего дома. Андрей выписался, сдал ключи недоумевающему администратору и заказал такси до аэропорта. Через час он уже был в офисе авиакомпании, где без особого труда обменял свой билет на ближайший рейс домой.

Еще через некоторое время он сидел в самолете у окошка и думал. Горечь наполняла его и чуть не хлестала через край. Самолет набирал скорость по взлетной полосе, а он смотрел на мелькающие пальмы и вспоминал ее губы и улыбку. Вкусные, сочные губы и широкую, изящную, безумно сладкую улыбку. И от этого ему становилось еще паршивее.

- Сука, - сказал он тихо и отвернулся от окна.

Raider.