От гостя несло словно от выгребной ямы. Он зажег толстую сигару, затянулся, затем начал:

— Прежде чем мы перейдем к сделке, я хочу немного рассказать о себе. Дело в том, что я копрофаг, то есть, говноед.

Хозяин кабинета лишь чуть дернул бровью. Гость явно расстроился, ожидая более резкой реакции. Не дождавшись, самодовольно продолжил:

— Да, я с детства испытывал любовь к какашкам. Я ел кошачьи, собачьи, лопал содержимое горшков других детей в детсаду. Взрослые считали меня сумасшедшим и пробовали лечить... хха! Потом я встретил Джеймса, теперь это мой партнер по бизнесу. Но тогда мы были подростками, которых объединила запретная страсть к дерьму. Мы прятались под мостом, куда приносили добытые вкусности. А если не удавалось ничего добыть — родители не дремали, стараясь отучить от позорной страсти — срали и ели говно друг друга.

Копрофаг затянулся сигарой и мечтательно устремил взгляд в высокий белоснежный потолок:

— А вообще, замечательное было время. Нас презирали взрослые, мальчишки нас били, девчонки шарахались, как от прокаженных, а родители стыдились. И однажды Джеймс подал отличную идею: если мы не хотим подобного отношения, мы должны добиться уважения своих прав! Но кто тебя будет слушать без денег? К счастью, нам не надо было особо тратиться на еду и мы открыли свой бизнес, начав пахать, как проклятые. Спустя некоторое время мы сколотили огромное состояние. Мы купили ТВ, газеты, модные сайты. Мы стали говорить через них людям, что копрофагия в принципе не такое уж жуткое дело, каждый имеет право кушать какашки. И вот уже самые модные, богема, сначала за большие деньги, затем для эпатажа, начали прилюдно жрать дерьмо. Купленные нами политики требуют уже ввести ценз — чтобы на каждом предприятии был определенный процент говноедов. Чтобы в кино, претендующее на Оскар, обязательно показывали сцену поедания дерьма! Мы смотрели с Джеймсом на это и хохотали! Девочка, которая кидалась в нас камнями и насмехалась, ты теперь крутая модель, но ты жрешь мое дерьмо, потому что иначе тебя выпнут с работы, и максимум что ты сможешь делать — отсасывать дальнобойщикам во вшивом отеле!

В монологе гостя возникла пауза, которую он заполнял беззвучным смехом, скалясь черными зубами.

— А теперь к делу, Константин. Со временем мы пресытились. Мы можем жрать любое дерьмо: больных диареей старух, полных глистами комочков из задницы вонючего африканца... и никто не скажет и слова, всем заткнули рты и носы наши бабки! Однако Джеймс мне недавно звонил, очень взволнованный. Он говорил, что нашел у вас нечто такое, после которого уже не может есть обычные какашки, что вся наша копрофагия — детские шалости по сравнению с этим! Вы показали ему настоящее дерьмо и я тоже хочу его попробовать, мистер Константин.

— То, что я предоставил вашему напарнику, мистер Роланд, не является вещественным, — предупредил хозяин кабинета. — Возможно, вы этого не выдержите.

— Я!? Я жрал даже говно больного раком прямой кишки человека с кусочками этой самой кишки! Что ты мне говоришь про брезгливость, я попрал это слово, мистер! Я дам сто тысяч долларов, а вы мне покажете то, что так впечатлило Джеймса. О’кей?

Константин чуть кивнул. Его мрачное лицо коснулась легкая улыбка, красноречиво говорящая «не говорите, что я не предупреждал». Он повернулся к огромному телевизору и включил экран одним щелчком пульта. Зрелище началось.

Первые минуты мистер Роланд сидел, не двигаясь. Затем на его глаза навернулись слезы, он, захрипев, согнулся, его начало тошнить в предусмотрительно протянутый Константином мешочек для рвоты.

— Мои глазааа, — прохрипел мистер Роланд в промежутках между приступами рвоты. — Кажется, в них кровь... мои уши, они сами собой сворачиваются в трубочку от этого дикого сумасшедшего визга, боже мой... Аааа!

Он поднял выпученные, налитые кровью глаза на Константина и посмотрел на него с диким отвращением, смешанным с суеверным ужасом:

— Вы невероятная ублюдочная тварь, как вас вообще терпит Господь на нашей земле!? Это не просто отвратительно, это... это... буээээ!!!

Роланд икнул, уставившись на свою рвоту, которая после взгляда на экран казалась необыкновенно прекрасной.
— Кажется, я обосрал свои штаны, — пораженно сказал он и опять повернулся к Константину. — Я готов потратить двести тысяч долларов, если вы уничтожите вот это, видимое мною только что, и больше никогда никому не станете показывать! Это мой долг перед человечеством! Оно не должно страдать, как только что страдал я! Нет? Два миллиона! О’кей, Константин? Двадцать миллионов! О’кей?

Константин с грустью покачал головой:

— К сожалению, не могу, мистер Роланд. Это уже заказано и показано. Вы посмотрели фрагмент новогодней программы «Голубой огонек» канала «Россия-1».

Tweet