Что ты там, Крошечка-Хаврошечка, из коровьего уха выпала? — я аккуратно отпустил шкаф и полез извлекать несчастный случай из-за испытательного оборудования.

Добравшись до эпицентра, я не смог сдержаться и начал гоготать над Неудахиной, которая дислоцировалась в сложившемся мате, как живая сосиска между двух кусков хлеба.

— Ты как в том анекдоте, — сильная, но лёгкая, гу-гу-гу. Лежи так, я всё вместе сейчас вытяну. Что ты там про себя с ЗППП придумала?
Распакованная мини-атлетка сидела посередине комнаты с видом кошки, свалившейся с подоконника, и раздумывающей, царапаться или смущённо облизываться.
— Началось всё на картошке, на первом курсе. Я там не от работы страдала, а от того, что ко мне все лезли, — маленькая хорошенькая девочка из провинции, обязательно надо её чпокнуть, она же за этим в Москву приехала. По приезду в общагу только хуже стало, — в совхозе хоть спрятаться можно, а тут куда деваться?
— То-то я там тебя и не видел, хорошо пряталась, значит.
— Можно подумать, что очень искал. Ты там с Катей, а потом с врачихой этой... А я ведь сразу тебя приметила.
— Допустим. А как тогда с КВД получилось? Там-то как можно гонорею себе вымутить, — наколдовала что ли?
— Без этого обошлось, — Ирма хихикнула и продолжила. — нас же двумя автобусами привезли, чтоб не разбежались или не заблудились.
* Тут надо упомянуть, что индивидуальные институтские «кладоискатели» проходили обследование и лечение в кабинетах районной больницы, а для массовых мероприятий мы были приписаны к КВД № 18 на Триппер-штрассе, извините, — на Новопетровской улице. Диспансер был новый, построенный в 1977 году, сотрудницы большей частью молодые, — натерпелись они поначалу от наших ежегодных набегов студентов и меня в том числе, не без этого. Районным посетителям тоже доставались те ещё шутки и репризы. Впрочем, это совсем другая история.

— Как нас, девочек, привезли, так мужчин всех разогнали, но всё равно сумасшедший дом творился, — нас шестьдесят, да с районных точек бытового обслуживания не меньше, все бегают, кто трусы потерял или карту медицинскую не туда отнесли, — в кабинеты по пять барышень мелким оптом загоняли. Я последней в своём заходе была, тут прибегает санитарка с ворохом анализов, — вот, держите своих трипперных за позавчера и позапозавчера, из лаборатории принесли. Врачиха просмотрела, — да тут половина не моих!
— Сами разбирайтесь, у меня полон коридор голожопых.
— Посиди здесь пока, — врачиха мне говорит, — я сейчас чужих в другой кабинет отнесу, а то потом не разберём.
Я к столу присела, смотрю на одном из верхних листочков галочка красным карандашом, а в графе фамилия — Непряхина вроде, там почерк толком не разобрать. Я в свою карточку вклеила и за ширмой спряталась. Новую партию запустили, под шумок я и вышла.
— Так потом же перепроверили всех, даже в совхоз лаборатория выезжала.
— Всё так. Перепроверили мужское население везде, а меня здесь. Выяснили, что в КВД как бы перепутали. Передо мной и декан и проректор по учебной работе, и начальник 1-й части извинялись, предлагали опровержение на стенде вывесить, да поняли, что ещё хуже будет. Договорились, что мне на первом курсе помогут с зачётами и экзаменами. Не обманули, как видишь. Теперь никто почти и не пристаёт. Если не веришь, спроси у своей подруги, медсестры Аськи. Теперь ты доволен?
— Доволен.
И я действительно был рад. Дело вовсе не в отсутствии заболевания, — уже тогда оно лечилось быстро, надёжно и без последствий, — ну не вязалось это с той девочкой Ирмой, которая на моих глазах выбиралась из устоявшегося образа манерной кривляки и пошлой стервы. 
— Поднимайся, Хаврошечка, нас ещё ждут великие дела!
* Немногочисленные читатели ещё в Мане негодующе укоряли меня: ты пишешь, как будто вся институтская жизнь состоит из пьянок-гулянок и беспорядочной половой жизни.
Так я отвечу: не вся. Но в основном. Судите сами, — на дневном примерно 1 500 молодых людей обоих полов в возрасте от 17 до 25 лет. Лаборантов того же возраста около двухсот, а ещё вечерники, аспиранты и молодые преподаватели (хотя и немолодые тоже не всегда в ангелах числились). И все эти люди помногу часов находятся вместе на относительно маленькой территории. Так что и не поймёшь, — учёба — это главное блюдо или гарнир. Те, кто заканчивал дневной и вечерний, проживая вне стен общежития, видели только фрагменты этой жизни.
Один известный литератор для достоверного написания своих романов по году работал на автозаводе, в отеле и много где ещё:

А я только лаборантом пять с половиной лет прослужил, так что покруче буду, да. До Александра Михайловича мне, конечно, как до Луны, но зато есть куда расти.

* * *
Вслед за визгом проявился и сам Венька, пытающийся превысить скорость звука, и с явным намерением окончить свои младые годы в болоте.

Хорошо, что я с товарищами часто ходил на стадион «Слава» смотреть и слушать матчи женских команд по регби:

и смог спасти одноклассника, завалив его на траву.
* Для меня и по сию пору остаётся одной из самых больших градостроительных загадок Москвы, — как этот стадион, самый близкий к Кремлю (меньше 3 км), выстоял в 90е годы, когда и команда Второго Часового завода разбежалась, и сама федерация регби на ладан дышала.

Источник сверхскоростей не замедлил себя ждать. Спланировав на край канавы, Гриша аккуратно положил в воду довольно крупного живого ужа, которого минуту назад сбросил на не желавшего просыпаться Веньку, и повалился на траву, смешно дрыгая лапами, весьма довольный своей каверзой.

— Я думал, — гадюка, в колокольне же темно, — неслух оправдывался, боязливо косясь на плавающего рядом ужа.

— Так надо было ворона сразу слушать, его же над нами старшим назначили. Заканчивай с водными процедурами, дед вон уже подъехал.
В предвкушении предстоящего похода, мы радостно побежали к прибывшим, но нас ждало потрясение, по сравнению с которым венькина боязнь рептилии была детским испугом. Из-за угла колокольни на нас вышло жуткое существо ростом с доброго телёнка, в котором признать собаку удалось не сразу.

Помимо размеров, чудище пугало грязной шерстью и обилием налипших на эту шерсть репьёв. Мне совершенно некстати вспомнилась иллюстрация Сиднея Пэджета к известному рассказу Артура Конан-Дойля.

— Вы чего опешили, ребята? Это Мумон, собачка Акима. Не бойтесь, он и мухи не обидит. Без надобности, — Егорыч набивал трубочку махоркой из кисета.
Мумон, до которого было метров тридцать и которому мы якобы были без надобности, понёсся в нашу сторону со скоростью, которую трудно было ожидать от неуклюжего с виду монстра. Мы с Венькой ещё утром обсуждали правила ТБ при встрече с дикорастущим медведем, — мол, надо мертвяком прикинуться, но сейчас совсем не были уверены, что это сработает с «собачкой».
Впрочем, взгляд жутких медово-жёлтых глазищ чудовища был направлен не на нас, а в какую-то точку за нашими похолодевшими спинами. Обернувшись, мы увидели набычившегося Гришу, если так можно сказать про птицу. 

Ворон опустил расправленные крылья до земли и переминался на могучих лапах, всем своим видом показывая готовность встретить смертельного врага.

Мы зажмурились в ожидании неизбежного летального столкновения двух галактик, но, услышав знакомое громкое ехидное приветствие ворона: Здорррова, пи.. рррасы! — открыли глаза и изумлённо смотрели, как два исчадия ада стали весело носиться один за другим с оглушительным карканьем и лаем, явно намереваясь разнести в щепки покосившуюся колокольню.
— Соскучились друг по другу, дуремары, со вчерашнего вечера не виделись, — подошедший Егорыч пыхнул табачным облачком, — идёмте с Акимом здороваться, только помните, — никаких хиханек и хаханек.
Аким, являющий собой полную противоположность невысокому подвижному деду Веньки, возвышался над Луазом, как колодезный журавль, да и телосложение имел соответствующее.

Пустой левый рукав затёрханного пиджака дяди Акима был пристёгнут к плечу человекообразной каланчи английской булавкой такого размера, что на неё можно было нанизать два-три волка среднего размера. На левой же стороне пиджака алел, переливаясь на солнце, Орден Красной Звезды.

— Вот ведь какая несправедливость, — ему за руку Звезду, а мне за ногу только Славу второй степени, хотя нога поувесистей будет, — Егорыч перехватил наши уважительные взгляды на орден.
Аким, очевидно умеющий читать по губам, мимикой лица, жестами одной руки и мычанием с разной интонацией доступно объяснил нам, что потерянная на мине нога однополчанина была нужна только для того, чтобы хозяйство Егорыча размещалось симметрично по уставу, и никакой военно-политической ценности собой не представляла.
* На примере своего деда я не раз наблюдал пренебрежительно-ироничное отношение фронтовиков к ранениям и наградам, когда они собирались у нас за столом 9 мая.
— Вот ты, ефрейтор Лисин, за что под Ростовом в 1943 благодарность от командования получил и к награде даже представлен был? — подначивал деда его командир, капитан Курочкин, — как ты ухитрился один и пожар на табачном складе заказника потушить и полный Студер листьев табачных в тюках на батарею пригнать? Это не героизм в тебе возник, а жадность твоя подкулацкая проснулась.
— Так сто раз уже рассказывал, товарищ капитан, — мне два немца, которых я в плен взял, машину грузили, а пожар и не такой уж сильный был, дыма больше, чем огня.
— И куда же твои немцы делись тогда? Никто их не видел, и в рапорте ни слова.
— Я их в кузове поверх тюков привязал, — не в кабину же сажать. Двойка Мессеров на бреющем меня до леса гнала, своих же и упокоили. В овражек их сгрузил, чтобы курево кровью не подмочили. Задний борт мне фрицы из пулемётов расхреначали и оба зеркала сбрили. Верёвка ещё на тех двоих пленных осталась, жаль, — крепкая была верёвка, послужила бы ещё...

Ну что, комсомолия, разгружай машину, нечего ртами мух ловить.

* * *

Я понял, что нынче нас не только не собираются топить в ближайшем от Станкина пруду ЦДСА,

но и собираются основательно продвинуть, надо пользоваться моментом.
— Мы бы взялись с удовольствием, и высоко оцениваем ваше предложение (эх, мне б Мыколу-хохла в помощь). Идей-то много, а вот с остальным дело швах, боимся подвести.

— Ожидаемо. Говорю же, — вопросы с Палпалычем решены.
— Это прекрасно, но я сейчас истинную правду говорю.
— Давай конспективно по пунктам. Только начистоту.
— Мы уже сейчас работаем на пределе возможностей. Музыкантов четверо, вокал у двоих, остальные для бом-бом в вечернем звоне. Аппаратура хорошая, на инструменты жаловаться грех, но нужен ещё комплект для выездов, иначе свою угробим быстро. Звук, свет, коммутация, — ребята с ВЦ помогают на добровольных началах, но их в любой момент загрузить основной работой могут. Институтских всех прошерстили, есть несколько человек, но кто не может, кто не хочет, а кто хочет, но по-своему. Кадры есть в других институтах, — физкультурницы вот готовы подтанцовку сделать на высшем уровне (девчонки из гимнастик), у смежников и музыкантов и вокалистов нащипать можно, ребята даже перевестись готовы к нам. Палпалыч с общежитием им помочь наверно может, но с учёбой... Кому курс псу под хвост, кому досдача большая, не до музыки. На воле кандидаты есть, согласны даже лаборантить, но это же ставки нужны, и чтобы на кафедрах не гнобили. Ну и по мелочам много чего. Я знаю, как решить, а полномочий с гулькин нос, — подайте христаради, помогите пожалуйста, — в другой раз ноги по коленки сотрёшь, бегавши, а у меня вторая жена молодая, ей внимание нужно.
— С твоей-то женой много что нужно, — как ты ухитрился только из всего многообразия такой экспонат выбрать? Не страшно с ней жить?
— Иногда бывает, но я вроде справляюсь. А почему вы спросили вдруг?
— Да так, к слову пришлось. Слушай сюда, — я всё понял, информация в общих чертах совпадает. Всё можно решить, у меня волшебная палочка побольше, чем у твоего проректора, да и он в стороне стоять не будет. Начинайте кадровый вопрос обтяпывать, я на следующей неделе здесь, потом в Америку и в Японию по делам на десять дней полечу. Аппаратуру не привезу конечно, только если мелочь какую-то, а вот носителей и журналов, — запросто. Накидайте вашу тематику. По оснастке, — к понедельнику список ко мне в кабинет, Татьяне передайте, что пока без неё порешаем, пусть тут занавески и клавиши пересчитывает.
И вот, — это вам от меня, как доказательство мирных намерений, — ректор поставил кейс на край сцены. Не подводите только. Много не пейте и клуб не сожгите на радостях. До понедельника.
*
Ну что, граждане рокеры и сочувствующие, помучить вас немного угадайкой? 

Фамилия её мамы Шанишлаи (ничего я не ем, это венгерская фамилия такая)
А тут она крайняя справа:

Поёт вместе с сёстрами. Объект посередине, ей 14 лет. Песня 1964 года.

Девочка так и не выросла, оставшись ростом с полноразмерную (4\4) бас-гитару, — 152 см, впрочем, на целый сантиметр выше Ирмы. Открываем карты:

Легендарная Сьюзан Кей Кватроккио (четырёхглазая. — перевод папиной итальянской фамилии). Не супермодель, конечно,

но вполне себе миленькая:

Кстати, у Сьюзи всегда были и есть Фендеры немного меньшего размера (размаха крыльев не хватало).

Мелкая, но чрезвычайно амбициозная и трудолюбивая SQ после распада семейной группы Pleasure Seekers (в Детройте яркие представительницы гаражного рока очень даже котировались) пошла против шерсти и переехала из США в Лондон, тогда как на волне «британского вторжения» музыканты перемещались как раз в обратном направлении.
Ну никак нельзя не посмотреть на образец сценического движения юной Сьюзи: 

О британском взлёте SQ в следующий раз, она фигура значимая, одним куском не проглотить.