1. Цирк

Приобретая жизненный опыт, в определенный момент начинаешь приостанавливаться. Это нормальный процесс. Ведь в начале пути эго разрастается до невъебенных размеров, и по сути, тупо тянешь одеяло на себя, расталкивая локтями и другими частями тела окружающих. Собственно, это и есть начало безумной гонки за влияние, за свое место под солнцем. Да и просто за собственное «Я».

Со временем понимаешь, что люди в большей своей массе лицемерны. И высшим проявлением гуманизма и человеколюбия становится любовь хозяина к своему псу или кошке. Жизнь предстает этаким театром. Нет, скорее цирком с кучей великолепных актеров-лжецов. Ты становишься не зрителем, нет. А именно соучастником этого действа с бесконечным количеством актов. Естественно с буфетом и антрактами. Все это длится годами. И в определенный момент обнаруживаешь внутри себя ужасный ком из чужих мировоззрений, мыслей и поведенческих привычек. И ничего своего. Это начинает угнетать. Возникает мысль сделать все что угодно, чтобы кто-то тебе завидовал. Неважно чему. Деньгам, красивой жене, уму в конце концов. Кому-то это удается. А кому-то нет. Тогда в конце жизни он с грустью произнесет: «Увы, не вышло».



2. Театр

— Куда идти-то? —неуверенно спросил ведущий артист Губернского театра им. Культуры и Отдыха Леопольд Наливайко.

— Туда! А куда еще? Больше у нас выступать негде, — директор завода им. Михельсона Кудрицкий на несколько секунд задумался, и опасливо посмотрел в сторону наспех смонтированной в центре цеха сцены.

— Вы главное если что пойдет не так, сразу сваливайте, — продолжил Кудрицкий — Километр пробежите, а там на трамвай прыгните. А так все по плану. Вы главный врач области. Попробуйте уговорить это жлобье вакцинироваться от слоновьей чумы. Глядишь и сдюжим. А путевку в Алушту получите в профкоме, если все срастется. Завтра.

— А если узнают? Побьют.

— Да не. Эти бараны и читать не могут. А уж театр!

Ободренный и успокоившийся Наливайко смело ринулся на сцену.

Рабочий класс бурлил. Полупьяные вислоусые мужики и немолодые девушки в кумачовых косынках рвали своими взглядами пространство.

Не успел Наливайко начать вступительную речь, как диким эхом пронеслось.

— Да этот педорас из театра нашего. Чацкого играл!

— И Лопахина играл, гнида!

— И Гамлета!

— Бей гандона!

— Мочи ебло утиное!

Воинствующая толпа рьяно бросилась на сцену. Послышались глухие удары и истошные вопли.

На следующий день за путевкой в Алушту никто в профком не пришел.

3. Занавес

Весной сумерки рано спускаются на город. Но уходить домой не хотелось. Мы сидели вдвоем на лавочке и мило болтали под второй пузырь водки. Из закуски — три конфетки «Дюшес» и моя рыжая грива, которой постоянно занюхивал собеседник. Профессор Правдин, сосед и собутыльник, закурил трубку и задумчиво произнес:

— Мы слишком стали изнеженны, расслаблены. И при этом питаем иллюзии, что являемся королями планеты. Но природа более чем убедительно доказывает нам, что мы заблуждаемся. Могу только одно добавить: это только начало. Нам всем пиздец, Серёжа.

Словно услышав его предсказания, тишину вдруг наполнило эхо истошного крика рыдающей женщины. Оно вдруг пронеслось по глухой, бетонной коробке двора, заставляя некоторых жильцов брезгливо морщится и закрывать окна, а прочих — выйти на балкон и лицезреть, как на женщину напала стая бродячих собак.

— Помогите!!!! Что же это такое??? — вопли женщины напоминали тоскливый вой обезумевшего животного.

— Сейчас, дорогая, помогу, — профессор достал из куртки «Макаров» и произвел в «кучу-малу» несколько выстрелов. Замертво упали одна из собак и женщина.

— Блять! Пристреливал-то с упора. Сука. Да ладно, хуй с ней. С женщиной. Говорю же нам всем скоро пиздец, — раздосадовано выпалил профессор, налил себе водки и смачно выпил...

Tweet