Беспокоился я напрасно, — открыв входные двери я почувствовал только ароматы печёного гуся и кофе. На полу лабораторного зала Усова не было, но он нашёлся через две комнаты, в аспирантской, он сидел за своим столом с кружкой кофе в руках, причём относительно трезвый.
— Гляди-ка, очухался, победитель тевтонов. Что над бумагою корпишь, опять чистосердечное пишешь?
— Да не, по собственному уволиться хочу. Наделал делов, стыда не оберёшься, ещё и белочку поймал. Домой уеду, к бате на сталелитейный мастером сменным пойду, там и деньги хорошие и насчёт выпить не разгуляешься.
— Забудь. Всё утряслось, в понедельник докладную в первую часть отнесёшь, что доложить-то тебе и нечего по факту. Белочки не наблюдаю, что ты плетёшь?
— Ты не поверишь, — просыпаюсь я в лабзале на полу под халатом, — кто мне уши трёт, аспирин с анальгином в рот пихает и кофе подаёт. Глаза разлепил, — а это ангел, вернее ангелица, или как там правильно. Ангелы же пацаны вроде на картинах всегда. Ты не в курсе случайно, девками они бывают?
— Это тебя после немок так таращит, откуда у нас на кафедре бабоангелы? Херувимы бесполые, на картинах они отроки формально, но тема долгая, некогда мне с тобой иконопись обсуждать, напутал ты спьяну. Держи вот пожрать, допивай кофе свой и домой вали через двор.
— За подгон спасибо, но вроде не путаю ничего, он.. она.. ну голый был совсем, что я, письки не отличу одну от.. от другого? Говорю же, допился я до чёртиков. Ладно, пойду от греха, но ты тут поглядывай, мало ли...

Вытолкнув сомнамбулического эротомана, я достал из холодильника бутылочку Московского пива бадаевского завода

осушил в один присест и уселся перекурить и поразмыслить, — всех этих ангелов-херувимов можно списать на Витькин алкоголь, но вот кофе... Я повертел в руках ещё тёплую чашку, на дне которой было достаточно густого ароматного осадка, всё это указывало на то, что приготовлен он был из молотого зернового, пополняемый запас которого хранился у меня в мастерской, где сейчас находилась запертая на ключ Неудахина. Мистика какая-то, не через скважину же она Усову наливала, — а дверь закрыта (я проверил).

Углубляться в дедукцию было некогда, я достал из кармана связку ключей и отомкнул свои владения. В мастерской было жарко, пушка кочегарила вовсю, на тросиках раскачивался весь комплект Ирминой одёжки, включая чулочки и носочки с трусиками крошечного размера, — ростом провокаторша была чуть за полтора метра и весила как годовалая коза (около 40 кг).

Обратите внимание на ТТХ Златы:

Самой пострадавшей видно не было, наверно сидела в моём мини-офисе за ширмой, в небольшой выгородке между шкафами и стеллажами с метизами и оснасткой для станков. Убежище я оборудовал для занятий и канцелярской деятельности. Каморка в три квадратных метра была оборудована по высшему разряду и была предметом вожделения аспирантов и даже доцентов. Да что там говорить — Буратино бы от зависти утопился, если бы не...

— Ирма, ты там жива ещё? Всё высохло вроде, собирайся. В магазин тебе ходить не надо, тут гостинцев мне перепало, поделюсь с тобой, так уж и быть, — на пару дней тебе точно хватит. Ты слышишь, что говорю?

Ответа не последовало...

* * *

С чего начинается строительство? Правильно, — с организации рабочего места. Сампсон и построил себе первым делом архиерейское подворье:

Теперь было куда вызывать на орлец (ковёр такой)

бояр, воевод, купцов, торговцев и прочий важный люд.
Рога вышеперечисленной группе лиц митрополит загнул сразу: воевод взял в долю малую, дворян нагнул за перевод временного владения жалованными землями в постоянное и сдачу их в аренду без уплаты налогов в казну, проверил крепостные реестры (сказки) у бояр, акционировал и монополизировал рыболовную отрасль и торговый флот, прижал иноземных барыг, повадившихся не возить товар из дальних стран, а перепродавать купленное в Москве или Казани.
Совсем изгнать понаехавших Сампсон не мог, у них были царские охранные грамоты, но хотя бы удалось оттеснить на задворки Белого города. Астраханцы довольно лояльно относились к забугорникам, кроме как к цыганам и индийцам, причём последние так допекли горожан, что они в своё время нажаловались атаману Стёпке, который прилично проредил их популяцию.

Индийцы всегда отличались умением засирать среду обитания и не давали покоя гражданам своими шумными многочисленными праздниками с горящими лампами и фейерверками, которые постоянно являлись источниками больших и малых пожаров. Если индусы и сейчас, летаючи в космос, продолжают опорожняться где попало и кормить рыб покойниками, распространяя холеру и прочую заразу, то нетрудно представить, что творилось в те времена.

Помимо загаживания территории и торговли всякой разноцветной вонючей дрянью, деси (или бинди) не чурались ростовщичества, воровства и мошенничества. Чтобы не быть голословным: до сих пор в Астраханском государственном архив хранится «Дело по обвинению индийских купцов Диарамова М., Мултанеева А. и других в продаже фальшивых камней Денибекову Р.», которое велось в течение 22 лет, и насчитывающее 450 листов. ©. Таких дел было множество.

Так как чалмоголовых били часто и сильно, они нашли своеобразную уловку — женились на астраханских татарках, принимали ислам и приучались к лотку. Бить их стали реже, и в Астрахани даже появилась Агрыжанская слобода.

В 1803 году власти передали индийцам старый торговый дом при условии, что те построят новый. Двухэтажный каменный двор был возведен на средства Сабра Могундасова, богатого купца, перешедшего в российское подданство. ©

Астраханцы гордятся своей историей и бережно относятся к памятникам архитектуры: 

Прописавшись в скромных архиерейских палатах, Сампсон приступил. Летопись писали люди, знающие грамоту, но не знающие финансовых схемок, иначе бы они не спалили бы настоятеля в веках, хотя читавшие летопись краеведы тоже лапти те ещё.

В 1697 году нанято было 40 стрельцов разобрать старый собор и вырыть на том же месте рвы и ямы для нового собора за 250 рублей «на их хлебе и харчах». ©
Ну нанял и нанял, подумаете вы, — чего опять докопался?
А вот чаво: Стреле́ц — выборный служилый человек «по прибору» в XVI — начале XVIII веков, служивший в государственном стрелецком войске и вооружённый «огненным боем», обычно пехотинец, реже — ездящая пехота. © 

Все на демонтаж колокольни, алга! Воеводу просят пройти в бухгалтерию.

По окончании этой работы договорены были 30 каменщиков по 13 рублей в год каждому «на их хлебе и харчах», и подрядчик, крестьянин Дорофей Мякишев, за 100 рублей. В контракте, заключенном с ним, между прочим, сказано «и будучи мне, Дорофею, у того каменнаго дела над мастерами каменными смотреть... и во всем у той церкви каменном деле его, казначея, слушать и не доверша тоя соборныя церкви совсем в отделку, из Астрахани куда не сехать. А буде я, Дорофей, в чем нибудь против сей записи не устою, и ему, казначею, взять на мне, Дорофее, какия причинятся протори и убытки и каменному делу остановка, а за неустой 100 рублев, а за всякое мое непослушание смирять ему, казначею, меня, Дорофея, смотря по вине» ©

Вот так, без архитекторов, без проекта, без московских согласований, — взять местных печников за рубль в месяц (цена сотни кирпичей, да на их же харчах), поставить над ними крестьянина с кабальным договором и начать строить не конюшню или овин, а Успенский кафедральный собор...

Надо признать, что при всей своей лаптеногости Мякишев не был бесталанным и даже обладал, помимо гипертрофированной фантазии, некоторым зодческим креативом (или просто дурак был — теперь уж и не узнаем.)
Напомню, о каком объекте идёт речь:

Сначала о плепорциях собора, — люди, далёкие от архитектурных канонов могут просто закрыть на экране листочком бумаги или ладошкой купольную часть. Вопросы есть? И это только цветочки, — Дорофей изначально посадил на коробку один (!) гигантский купол, который предсказуемо обрушился в 1702 году, повалив и часть подпорных стен.

Мякишев почесал на затылке шишки от архиерейского посоха и начал чертить палкой на песке, — не гневайся, Отче, щас подшаманим малёха, и краше прежнего будет, — в небо вознеслись четыре мраморные колонны высотою почти с ракету-носитель Восток (38 метров).

Объём каждого мегалита 19 кубов и вес 50 тонн, делов-то...

Но кое-что Дорофей смастерил на века, а то и на тысячелетия: 

Это не вертолётная площадка и не сцена Евровидения, это... Лобное место. Нигде более подобные сооружения не являлись неотъемлемой частью храма, да ещё так плотно и объёмно с ним связанной. Так сразу и не поймёшь, что к чему приделано, Лобное к собору или наоборот:

Диаметр кружала составляет 15 метров (московского Лобного, как и цирковой арены, −13), а высота от земли — более 6 метров. Барабан двухэтажный, в нём размещались судебный приказ и ИВС, нарушая все церковные уставы. Вопреки расхожему мнению на лобных местах не казнили, чтобы не замарать преступной кровью и насильственной смертью (ну там шпаги над головой ломали, пороли иногда и ещё чего по мелочи), но это не повод для содержания в соборе мирских чиновников и всяких ушкуйников, — это Мякишев для Сампсона так расстарался, чтобы архиерей ноженьки не утрудил, — шасть из собора на трибуну прямиком, службу проведёт и обратно, как кукушка из часов, — подиум сей для того в основном и предназначался, хотя размеры позволяли даже чин Шествия на осляти (Donkey walk) совершать в Вербное Воскресенье.

Сампсон неустанно трудился не только на тучной ниве поборов, но и над созданием облика (имиджа) бескорыстного радетеля. Заглянем в монастырскую летопись:

«Митрополит Сампсон сам следил за всеми работами, вникал во всякое дело и даже сам, по преданию, по ночам носил кирпичи на верх постройки.»

Вы можете себе представить низенького упитанного батюшку в архиерейской спецовке, карабкающегося в кромешной астраханской ночи по узким строительным подмостям с кирпичами в руках? У меня не сложилось, хотя я видел на стройке наверно всё. А вот в учёт и контроль верю:

Каждый, кто хоть как-то имел отношение к бухгалтерии, знает, что излишки\неучтёнка много хуже недостачи, ибо верный признак тёмных делишек, вот и наш митрополит это прекрасно понимал, — приедет викарий от Священного Синода с проверкой, а у меня на рубль стопицот пудов понакуплено. Для таких случаев:

«Как стекались пожертвования, об этом может свидетельствовать, между прочим, следующее предание: является к митрополиту Сампсону какой-то мужичек с бочонком груздей и предлагает его в дар. Святитель, чтобы не обидеть его отказом, принял его дар. Мужичек получил благословение и ушел. Когда вскрыли бочонок, в нем, под верхним слоем груздей, оказались червонцы. Начали было разыскивать этого мужичка, но нигде его не нашли.»

Даже если червонцев было половина бочонка в 50 литров, то зная размер петровской монеты (23×1.5 мм) и учитывая зазор между ними, всё равно получим не менее 20 000 штук, т. е. 200 000 рублей легализовались легко и просто.

— Слышь, Дорофейка, — с колокольней управишься? — Сампсон вопросительно посмотрел на крепостного монументалиста из-под кустистых бровей, — только чтобы не так, как с куполами вышло, а то посохов на тебя не напасёшься. Рисунки какие найди на базаре, по мастерским за чертежами (исконно русское слово, кстати) пройдись, чай не в XV веке живём, понимать надо.
— Так и искать ничего не надо, отче. Кому повезёт, у того и петух снесёт. Давеча ватага наша после бани на Волгу остудиться пошла, а в камышах там Эразмус, который из фон Дорнов, что каретный двор у Кутума содержат, они ещё Стеньке-вору три османские повозки как немецкие впендюрили, может слышали такую фамилию? Ну дело-то громкое было...
— Я вот тебя кадилом-то перепояшу сейчас, сам нестись начнёшь, прости Господи. Сказывай живей!
— Так я и сказываю, — Эраст этот в камышах с Зулькой одноногой, которая у Никольских ворот побирается, милуются, значит. Спугались они нас и побежали кто куда. Зулька в степь понеслась, это мы только думали, что у неё одна нога, а вторая-то, как поглядели, отай к стегну подвязана была...
— На конюшню тебя сослать, что ли?
— Так уже вот. Немчин-то в реку прыгнул и под плоты его затянуло. Плотогоны его баграми выловили, да поздно, — отдал душу еретик хлебопоклонный. На берегу только одёжа его фряжской работы, да сума телячей кожи остались. Вот в суме той и есть лубки заморские, с соборами да кирхами. Меру по ним сниму, добавлю духа православного, да и вознесу в небо колокольню со звонницей, Москве на зависть. Вели подьячему всё под очи твои принесть, сам и укажешь, что Господу нашему честь и славу воздаст, а пока просьба у меня к тебе, владыко...
— Рцы, да покороче, а то от твоей болтовни уже чемер головной начался.
— У плотогонов тех малец, с папкой и мамкой сплав ведёт, ражий детина, ловкай и грамоте учен, Прошкой звать. Оставь его за стрелецким приказом, а мне он в помощь придётся, трудно мне одному за всем усмотреть, да и сроки по контракту поджимают, сам знаешь. Таков интерес мой, в благодарность за твоё дело пустяшное прими в благодарение корчагу касториума, струи бобрячей, в ней чего только нет, — и ацетофенон, и кислоты смоляные, и n-этилфенол, — для чрева твоего большой прок будет, — настаивай на варёном вине и пей во благо даже в Пост великий. Для облегчения беззаботного кадушку ворвани тресковой к тому прилагаю.
— Знаю я, пошто челом бьёшь. Окна у меня на пристань обращены для пригляда, видал я, как артельные тебе бочонок во двор заносили, да и брагой свежей от тебя так несёт, что свечи под образами трещат. Помаслили тебя плотогоны, вот и усердствуешь в просьбе.
— Господь с тобой, для тебя бочонок сей предназначен, просто течь он дал, негоже такое подносить, я брагу кимровскую на гонобобеле в справный бочонок перелью и в палаты твои принесу. А дух во мне бражный от того, что пробу снял для верности. Вот и пожитки лютерановы принесли, изволь своими очами взглянуть.

Сампсон посохом придвинул поближе атласные кюлоты немца

— А что это сзади на заплате искусно вышито? Посвети поближе, — по латынски писано вроде, сейчас разберу. 
Ar — ma — ni, — по складам прочёл митрополит, — точно фряжские, или кайсаки с индусами по юртам тачают? Подаришь так чиновнику столичному и обмишуришься.
— Мне то почём знать, отче, я в этом не понимаю, но человеком Дорн этот приличным вроде был.
Ладно, возьмём Прошку твоего, но смотрите у меня! 

— Так, вот и картинки заморские, — Сампсон выудил из нарядной сумы стопку изображений и начал было раскладывать на столе, как вдруг побагровел лицом, выпучил глаза и заорал так, что галки, мирно сидящие на крестах Троицкого монастыря, дружно снеслись, невзирая на половой диморфизм.

— Это что — кирхи и колокольни, шпиль собора в Солсбери? Отвечай, сукин ты сын!

* * *

Вот вам песня правильная:

Ведите себя хорошо и не поддавайтесь соблазнам.