"Должок помнишь?"
палец

Кот и Лера расставались уже целый год и всё никак не могли остановиться. То есть, не могли цивилизованно и окончательно развалить свою семью. Да никто из них и не знал, что это такое - цивилизованное расставание. И спросить было не у кого. Тем более что Коту было наплевать на цивилизацию. У Леры тоже были свои принципы. И она уже давно в них заблудилась.

Главное, они не могли попасть в такт друг другу. Бывало, после очередного скандала, Кот говорил себе - "Пора кончать", собирал вещи и направлялся к выходу. И тогда Лера распинала себя на девятисотмиллиметровом дверном полотне. Трагическая бабочка в ночнушке и боевом халатике. Халатик распахивался, ночнушка просвечивала и Кот оставался.

Но случалось и наоборот – Лера кричала Коту, что не может жить с подлецом, предателем и ходячим говном. Кот верил в то, что он подлец, предатель и ходячее говно. Давно уже в этом убедился.

И Лера выгоняла его прочь. В ночь. К чёртовой матери. К его матери. Куда угодно. Кот кричал в ответ, что не может без неё и заливался слезами. И Кота оставляли. И он всё удивлялся потом - откуда они берутся, эти слёзы.

Кот и Лера уже пригрозили обоюдным самоубийством, раз пять или шесть. Они не могли смириться и перестать ловить друг друга на дерьме - свежем или уже случившемся когда-то. Они не могли жить как брат с сестрой, искоренив инцест. До смертоубийства же дело не доходило. Они были как два слабоумных дуэлянта, стреляющие в небо, в дерево или себе в ногу. К хрустальной свадьбе их семейная жизнь походила на бочку, утыканную гвоздями и перекатывающуюся с горки на горку, под грустным дождиком. В бочке находились - Кот, Лера и их двенадцатилетний сын.

Сын воевал с родителями. За себя и за них. За здравый смысл и тишину в доме. Этот неуравновешенный и нерационально мыслящий пацан пытался примирить отца с матерью. Делал, что мог, троечник.

- Вы сидите в моей голове, как в ресторане, и едите мой мозг, враги! - орал он им из своей комнаты и хлопал дверью.

А Кот с детства боялся хлопаний дверями - неизбежных, во всяком родственном противостоянии, но всегда неожиданных. Когда-то мать прищемила Коту палец, во время очередной битвы с отцом.

- Активируйте объятия, пожалуйста, - говорил сын позже и соединял их руки.

Перемирие Кота и Леры длилось не более одной рабочей пятидневки. И пока их опять не накрыло, они успевали пару раз перепихнуться. Они торопились признаться друг другу в нежных чувствах. И уже непонятно было - врут они или искренне заблуждаются. Они совсем запутались, но продолжали жить вместе. Ничего сверхъестественного, ведь тысячи и тысячи семей...

У Кота от этих всех передряг произошли сдвиги в психике. В тех местах, где ещё не было сдвинуто. Он вдруг засомневался - мужик ли он? И каковы критерии мужиковатости? Не распустил ли он нюни, по жизни? Кот пришил к изнанке куртки две петли и поместил в них мясницкий топорик. Он ходил с этим топором на работу и с работы. И в магазин. На родительские собрания. Всюду ходил. Однажды в автобусе топор необъяснимым образом выскользнул из петель и упал на ногу Коту. Кот поднял топор, не торопясь засунул его обратно, и чуть позже сошёл на своей остановке. Пассажиры расступались перед ним. Кот временно понял, что он мужик, и перестал носить топор. Стал носить выкидуху, но в кармане.

Кое-что назревало. Помимо смерти, и без того уже созревшей. Диковинки всякие, терзания. Кое-какие страдания. А именно:

Иногда Кот навещал старуху-мать. Приносил ей крУпы и хозтовары, пылесосил под кроватью.
Отец давно умер. И когда водружали крест на его могилу, выяснилось, что имя на табличке другое, не отцовское. Поменялся, наверное, с другим бедолагой. Да и не всё ли равно? Не было на районе ханурика или работяги с кем бы отец ни пил. Все они были братьями, вот только на похороны никто не пришёл. Основание креста обмотали скотчем, чтобы не сгнил, и зарыли в землю, где он вскоре и сгнил, всё же.

Однажды, когда Кот в очередной раз принёс бакалею, мать задёрнула занавески, выключила свет и сказала:

- Вчера мне в окошко бросили снежок из мочи.

- Что? Как это? Кто бросил?

- ОНИ.

- Кто ОНИ?

- Это не всё, сынок. Иди сюда.

Она подвела его к входной двери.

- Смотри.

- Куда?

- На замочную скважину.

Кот посмотрел.

- И что я должен видеть?

- Следы от автогена. Ты не видишь?

- Мама, ты что?

- Я тебе не хотела говорить. Не хотела впутывать тебя в это.

- Во что впутывать-то?

- За мной выслали бригаду из четырнадцати человек, с верёвками. Восемь дежурят под окнами и восемь перед дверью.

- Это же восемнадцать будет?

Мать посмотрела на Кота. Искоса и осуждающе. И свысока, свысока.

"Рехнулась" - подумал Кот и захотел выпить. И стать ребёнком, только другой женщины.

- Зачем они дежурят?

- Хотят похитить, не понимаешь?

- Да кому ты нужна?

- Ты как отец твой...

- Да на хер отца, ты скажи, кто тебя хочет похитить?

- Главврач психбольницы…

Короче, Кот переехал к матери. Он сказал Лере:

- Мать двинулась совсем, мне надо с ней пожить, постараться переубедить.

- Да ей в психушку надо, это она тебя скорее переубедит.

- Ей нельзя в психушку, там штаб заговорщиков. Она умрёт там, вены вскроет. И кроме того - поживём отдельно, отдохнём друг от друга.

- Нашёл кого-то?

- Не начинай.

- Да мне все равно. Заразу только в дом не неси.

Лера заводилась медленно, но верно.

- Я пятнадцать лет жила в аду!

- То-то тебя разнесло так.

- Свинья. Ты мне в душу плевал.

- Для того, чтобы тебе плюнули в душу, нужно её иметь.

- Катись к мамаше своей, скотина.

Кот плюнул под ноги Лере и ударил кулаком в гипсокартонную стену, в то место где находился поперечный профиль 60мм*27мм. Кот уже давно обнаружил это место. Периодически бил туда, чтобы не наносить ущерба стене.

- Сынок, я должен пожить у бабушки, потому что она заболела. Ты можешь приезжать к нам, - сказал Кот сыну.

- Там воняет, папа. Не уезжай.

- Я не надолго.

- Пока она не умрёт?

- Пока не поправится.

- Папа, тогда у меня задание к тебе.

- Что?

- Сочини мне там сказку.

- Какую сказку, про что? Я не сумею.

- Сочини, и бабушка поправится, вот увидишь.

"Дурдом" - подумал Кот и съехал.

Переехал к своей сумасшедшей матери. С небольшим количеством шмоток. Взял отпуск - со своими страхами и причудами.

Мать могла часами стоять у зашторенного окна и подглядывать в параноидально узкую щёлку. Спасения не было - враги обложили её. С верёвками, крюками. Они хотели закатать её в стекловату, которой обматывают трубы и увезти в психбольницу. Дальнейшее было в кровавом тумане. Ад, в общем, пополам с говном.

Кот оставил всяческие попытки переубедить мать. Всё это было бессмысленно. Да и к чему ломать иллюзии - такие стройные и вменяемые. У матери был какой-то на редкость логичный бред. И к тому же Кот стал уже как-то сам проникаться преследованием. Всю жизнь его преследовали. Сначала преследовали, потом посылали. С небольшими вариациями. Вот взять хотя бы эту Леру...

Прошло дней десять и Кот вдруг потерял всякую чувствительность. Стало безразлично. То есть, и раньше было наплевать, по большому счёту. Всё это чепуха, по сравнению с тем, как ты рвёшь головой влагалище своей матери и кричишь, вверх ногами, в окружении врагов. Вот тут-то и начинается настоящее преследование.

Кот хотел вспомнить детство. Ощутить заново, каково это - быть ребёнком, жить в родительском доме. Кот растолок таблетку цитрамона и смешал ее с сахаром. Пожевал немного. Вкус детства? Нет, говно какое-то.

И подрочить не получалось в ванной. Кафель был тот же, и ванна, и раковина, и пыль в вентиляционной решётке. А в зеркале торчал какой-то раздолбай. За дверью чокнутая мать и мёртвый отец. И вся эта жизнь - лужи с окурками, чекушки, телепередачи. Сказка о потерянном времени - вовсе не сказка.

Однажды утром Кот услышал какой-то шум за дверью. Он посмотрел в дверной глазок и увидел, что на лестничной площадке толкутся мужики с верёвками. Кот на цыпочках пошёл на кухню. Умылся и попил водички. И притаился за холодильником.

"Это что ещё за говно? Что за говно, а?" - думал Кот. Он собрал волю в кулак, достал кнопарь и опять подошёл к двери. Мужики по прежнему суетились на площадке. Но уже с пианино.

-Хорошего понемножку, - сказал Кот и направился в комнату.

- Мама, - позвал Кот.

- Я в порядке, - отозвалась мать из-под кровати.

Кот лёг на пол и залез под кровать. Он обнял мать.

- Ты убедился теперь? - прошептала она.

- Мамуля, сейчас я вызову хороших людей, и мы отправимся в санаторий. Тебя подлечат и...

- Ты заодно с ними, сынок. Я так и знала. Кругом предатели. Я совсем одна, одна, ОДНА!

- Мы все одни, мама! Вылезай.

- Мы больше не увидимся, и чтобы ты знал, сынок: это я убила твоего отца.

- Что ты говоришь, мама? Он же умер от инфаркта. Ты ведь сама говорила.

- Он завис у своей любовницы, три дня там торчал. Я вызвонила его и сказала, что тебя переехал поезд. Он любил тебя, сынок, и от этой любви умер. Сердце не выдержало. Сердце предателя.

Кот вылез из-под кровати, весь в пыли. Он плакал. Детство вернулось. Будь оно проклято.

Кот сдал мать врачам и вернулся домой. Он немного поседел, самую малость. С Лерой было перемирие. Вроде.

Наступила ночь. Кот зашёл к сыну и сел на краешек кровати.

- Такие-то дела, сынок. С бабушкой.

- Ты сочинил сказку, папа?

- Да, сынок. Только ты уже большой для сказок.

- Это я снаружи большой, а внутри маленький. Давай уже, рассказывай.

- Ладно.

Сын накрылся одеялом до подбородка, закрыл глаза, пукнул и улыбнулся.

- Начинай, - прошептал он.

- Ну, слушай. Жил-был на свете магнитный бегемот. И больше всего он боялся металлических вещей. А жил он в болоте, посреди железного леса.

Tweet