Уже несколько дней они жили на этом уединенном полуострове, вернее самом конце длинной каменной косы, состоящей из обломков скал, возникших здесь после давнего землетрясения, куда их привез на лодке молчаливый пожилой местный житель. Вокруг не было ни души, и они были рады избавлению от всякой цивилизации. Прочно закрепленная среди камней, стояла их палатка, вокруг которой были в беспорядке разбросаны вещи, служившие им для первой необходимости, в небольшом углублении едва дымился потухший костер, который разгорался по вечерам, когда ему удавалось набить острогой немного пригодной в пищу рыбы. Огромной глыбой под отрицательным углом возвышалась над ними скала, лающая эхом от случайного оклика, у самого подножья которой, которое располагалось ниже их лагеря, затхло пахло водорослями, заносимыми туда во время прилива или сезонных штормов. Скала отгораживала их от всего остального мира, оставшегося сзади, а спереди располагалось море – ласковое, бесконечное и переливающееся всеми оттенками под обжигающим июльским солнцем; оно дарило им радость, пусть и недолгую, изоляцию от обычных бытовых передряг в этом уединении вдвоем.

В небольшой бухточке, отгороженной другими скалами от открытого моря, почти не было волн, и Слава часами валялась с книгой на большом надувном матрасе, равнодушно пробегая строчки глазами и почти сразу же забывая содержание прочитанного; и было занятие это совершенно лишним, потому что хорошо было и просто так. Они не носили никакой одежды – единственной, что он носил, были ласты и маска, да еще пояс с грузами, облегчающий ныряние с теплую и тихую таинственную глубину.

Они мало разговаривали и больше смеялись, особенно радуясь, когда он вытаскивал на остроге отчаянно бьющуюся большую рыбу - тунца или кефаль; тогда они вместе разводили огонь, и он начинал ей объяснять, как отличить ядовитых рыб от безобидных и как правильно взять краба, чтобы он не умудрился схватить тебя за палец мощной клешней.

По ночам, когда звездный купол обрушивался на них и накрывал светящимся зовом миллиардов миров, они долго не засыпали, сначала восторженно принимая даримую друг другу радость, а затем – молча внимая восторгу слияния со Вселенной.

Но приходило утро, словно из неоткуда появлялся над морем белый диск, исчезали провалившиеся в расцветшее утреннее зеркало воды звезды, и мир менялся. В глубинах начиналась уже более понятная жизнь, и снова можно было нырять туда, не пользуясь фонарем и не боясь быть схваченным за ногу кем-то из мрачных и неожиданных их обитателей.

Обычно он, ныряя за рыбой, уходил далеко от бухточки в открытое море, где было глубже и было вдоволь самой разной рыбы, однако сейчас, нырнув всего лишь в нескольких метрах от берега, его внимание привлекло проплывшее где-то внизу, метрах на трех глубины большое и длинное серебристое тело. Трос, привязанный к остроге, был достаточно толстый и прочный, а ему очень хотелось добыть то, что могло оказаться и несъедобным, но, несомненно, было довольно редким гостем в этой бухточке – и он резко ушел в глубину, подняв на поверхности ластами радужные брызги.

Слава сидела на камнях, подставив солнцу уже сгоревшие живот и грудь; помахав ему рукой, она снова прикрыла глаза банданой. Было два часа дня, и было очень жарко. Маленькие крабы живо резвились в оставленных волной в ямках лужицах.

Блики солнца весело играли на затянутых колышущимися водорослями камнях, и стаи цветных рыбок носились туда-сюда; он же устремился за белой и длинной добычей, боясь ее упустить. Рыба была странно худая и очень быстрая, однако, вспугнутая им и умело направленная в уже изученный ландшафт дна, она устремилась в узкий проход между двумя большими камнями, за которым, он знал, была небольшая пещера, в которую он из любопытства еще вчера заглянул мельком – и не нашел ничего интересного.

Она заплыла в проход, он последовал за ней под небольшой свод, не замеченный им вчера, радуясь, что добыча сейчас окажется в ловушке, однако свод, неожиданно оказался слишком для него узким, и он, не желая ее упустить, сделал сильный рывок вперед.

Она вдруг почему-то замедлила ход и совсем остановилась - дальше на пути был тупик – и на повернулась к нему, странно, сначала головой, а потом уже всем остальным телом – изогнувшись так, как большинство рыб изогнуться никогда бы не смогли.

И когда огромные черные и бездонные глаза пронзили его бездумным, но очень значимым взглядом – взглядом паука, таракана или мухи, заключавшего в себе мудрость одного дня или миллионов лет, он закричал.

Облако пузырей вырвались изо рта и умчались к потолку пещеры, а он, сделав пару резких движений, вдруг понял, что и ноги в ластах, и руки не имеют ни единой опоры, которая могла бы ему помочь выбраться назад, из прочно охвативших бока двух камней. Тогда он закричал еще, громко и страшно, всколыхнув все находящееся вокруг вечно безмолвное царство, когда рыба приблизила свою морду к нему вплотную и пристально посмотрела ему в глаза, а потом ощупала его своими плавниками, которые оказались жесткими и длинными.

Когда перед его глазами стали вращаться зеленые круги, в голове загудел огромный колокол, руки и ноги ослабли, а вода перестала быть водой и стала превращаться в гигантскую воронку, попасть в которую почему-то оказалось легко и приятно, рыба равнодушно отплыла от него и легко просочилась мимо совсем рядом, свободно выплыв из пещеры.

За два дня она до полного изнеможения – физического, и от неописуемого ужаса по ночам – металась по берегу, выплакав весь запас слез и изодрав об камни руки и ноги – с того самого момента, когда, проснувшись, она поняла, что через три или четыре часа ни его, ни добытой рыбы рядом нет. Мысли, роившиеся и посылающие в голову хлесткие удары тока, постепенно улеглись; несколько часов она сидела совсем без движения и смотрела почти на само солнце, которое перемещалось все выше и выше, пока наконец не исчезло с боку за скалой и оставило ее в тени.

Слава плохо плавала и почти не умела нырять, но теперь странное спокойствие вдруг овладело ей, и очень, очень хотелось есть.

У них закончился почти весь запас хлеба и полностью – консервы, а ей так хотелось жирную, испеченную на углях рыбу - желудок скручивался в спираль и вопил, втягивая внутрь и без того плоский живот.

Надо было что-то делать; она знала, что тот, кто привез их сюда, прибудет завтра или послезавтра, сама же она была просто не в силах совершить утомительный переход по скалам вдоль по косе к большой земле, возможно кое где вплавь, даже на матрасе.

И она, порывшись в вещах, достала ласты, свои ласты, спрятанные от солнца под покрывало, которыми пользовалась только один раз, потому что лежать на солнце и изредка окунаться было гораздо приятней, чем нырять.

Она нашла его довольно быстро – был отлив и глубина, на которую она нырнула, увидев его, была совсем небольшой. Его ноги и нижняя часть тела слабо шевелились от течения в самой верхней части погубившего его свода – внизу было гораздо просторней, и там мог бы пройти и гораздо больший, чем он, предмет.

Сначала она ошалевшими от ужаса и горя глазами долго хватала соленый воздух, затем, глубоко вдохнув раза три – как он когда-то учил – погрузилась снова и подплыла к нему, затем заплыла снизу в пещеру и посмотрела ему на лицо, в оставшиеся открытыми глаза. Кое-где он был уже изъеден крабами и рыбами, которые вырвали из бедер и груди небольшие куски мяса, оставив глубокие, но не кровоточащие раны. Она погладила его по голове и улыбнулась, потом снова вынырнула, чтобы схватить свежий глоток воздуха. Потом она нырнула еще раз и, вынырнув, поплыла на берег.

Она вернулась и, перед тем, как погрузиться вновь, посмотрела на начинающее садиться солнце и улыбнулась. Надо было успеть до темноты.

Полусырое мясо было жестким и плохо прожевывалось, застревая между зубами, но она урчала от наслаждения утолением голода и жадно заглатывала большие сочные просоленные морем куски в свете догорающих углей костра и звездного океана над горловой. Она доела почти все добытое сегодня мясо, оставив только немного на утро, остатки хлеба, потом откинулась на спинку превращенного в кресло надувного матраса, сытно отрыгнула и счастливо рассмеялась. Что такое счастье? Счастье – это немного мяса и теплая ласковая вода моря; счастье – это свет звезд и падающие за горизонт метеориты, счастье – это чувство победы над собой и над голодом и единение с любимым, который теперь будет всегда с тобой. Постепенно, он будет всегда с тобой, всегда рядом, всегда в тебе.

- Послушай! – голос вывел ее из блаженной дремоты, а мокрая рука прикоснулась к плечу. Она открыла глаза и увидела кивнувшие ей звезды, а справа – девушку, которая бросила в звездный свет брызги с волос и села рядом на камень.

- Послушай, я не ела весь день, у тебя ничего не осталось? – почти плачущем голосом спросила она, - ведь если долго не есть, можно умереть, правда? Дай мне, пожалуйста, немного еды! Я очень голодная!

Девушка была голая, так же как и она, и очень красивая. Капелька воды скатилась с ее съежившегося соска, и она еще раз потрясла ее за плечо.

Слава улыбнулась девушке и подняв, протянула ей кусок мяса.

- Держи. Это все, что осталось, - она ей улыбнулась и счастливо засмеялась.

Утолив свой голод, девушка улыбнулась Славе и обняла ее. Слава снова улыбнулась и откинула назад голову, а девушка, покрыв поцелуями ее грудь, стала опускаться все ниже и ниже, пока не достигла ног.

Облизав ей живот, она нежно раздвинула ее ноги.

Потом, после потрясших ее небывалых сладостных судорог, Слава открыла глаза и посмотрела в глаза своей новой знакомой, и глаза ее изменились и продолжали меняться дальше, приобретая большой диаметр, бездонную черноту, мудрость, и глубину – вместе с побелевшей кожей, увеличившейся головой и почти в два раза удлинившимися пальцами – очень тонкими и чувствительными пальцами. Потом она открыла ставший вдруг маленький рот и запела – мелодия, издаваемая мощным сопрано, пробирала до самых недр души и пьянила – в такт подрагивающим звездам и плеску волн.

Метрах в пятидесяти от камней из моря беззвучно поднялся огромный темный предмет, из которого к берегу протянулась нежная и мягкая бархатистая дорожка света.

Та, что стала Славиной новой подругой, поднялась, протянула ей руку и с трудом, но четко и ясно произнесла:

- Пойдем. Уже пора. Пора возвращаться домой. В твой новый дом.

Утром волны смыли в бухточку надувной матрас и целый день весело бросали его об камни. В лужицах, все также живо переставляя ножки, метались, радуясь солнцу и жизни, маленькие крабы.