Посвящается Базилю

- Слушай! А пойдем в приттер-клуб! – Алексий словно бы озаренный своей идеей порывисто схватил ее за руку. – Тут неподалеку есть один, пойдем, а? Пошли! Поговорим, выплеснем из души все, что так запросто не можем сказать. Мы же любим друг друга, нам нечего скрывать! Пойдем! Возьмем двойную кабинку, закроем глаза и будем слушать наши голоса. Откроемся полностью!

Алексий, перебросив сумку в другую руку, обнял ее за плечи и решительно повел вдоль проспекта.

- Постой, - Жанна вяло перебирала ногами, в глазах ее было смятение. – Я никогда не была в приттере… говорят, это… иногда плохо кончается… Нервные срывы, депрессии, сумасшествия… Нет, Леш, давай не пойдем. Я не могу так сразу, ни с того ни сего. Я не готова. Давай потом, не сегодня, на следующей неделе, например…

- Да брось ты! Не готова! – Алексий снова подтолкнул остановившуюся было девушку. - Жанночка, какие депрессии и сумасшествия? Это у пропащих людей такое бывает, у негодяев, преступников, наркоманов - у плохих людей, понимаешь? А мы разве плохие люди? Жанна, у нас же одна любовь на уме! Поговорим о своих чувствах, поговорим друг о друге, обо всем, что нам дорого! Мы не станем рассуждать о гадостях и страданиях, ведь нас они не тревожат!

- Не знаю, Алеш… - Жанна неуверенно посмотрела на него.

Алексий пылко поцеловал ее в висок. Всю остальную недолгую дорогу до приттер-клуба он бойко боролся с ее слабым нерешительным сопротивлением.

Рекламными щитами мелькнул последний переулок, и пред ними обрисовалось исполненное матово-стальных цветов крыльцо приттер-клуба.

- Не бойся, - ласково шепнул Алексий, проталкивая Жанну через раздавшиеся в стороны двери в пустынное полусумрачное фойе.

Оставив ее на минуту в одиночестве, он подошел к темному проему кассы и заказал двойную кабину. Расплатившись и получив тускло блестящий магнитный жетон, вернулся к девушке и, обняв ее за талию, повел вдоль длинного узкого коридора. Шагая в полутьме мимо мутно-белых каркасов кабинок, он бодро шутил и всем своим видом показывал, что ничего страшного случиться никак не может, и все ее беспокойства совершенно напрасны. Сначала шли узкие одноместные приттеры, удивляющие глаз своей хрупкой угловатостью и голубой паутиной прожилок, покрывающей белесую поверхность пластиковых каркасов, но вскоре показались громоздкие, округлые двуместные кабины, стены которых были покрыты не мелкой паутиной, но расплывающимися мутными пятнами. Алексий стал приглядываться к украшающим полукруглые двери номерам, сверяя их со знаком, выгравированном на жетоне.

- Уф-ф, - Алексий перевел дух возле нужной двери и уверенно вставил жетон в узкую прорезь. Дверь мягко скользнула в сторону, открывая за собой снедаемое бледно-зеленым светом помещение. - Пойдем. Все будет хорошо. Я с тобой.

Алексий стиснул ее мягкую узкую ладонь и поцеловал в губы. Они прошли внутрь, дверь за ними бесшумно закрылась. В просторной кабине поодаль друг от друга стояли два пластиковых кресла с неестественно толстыми подлокотниками.

Откуда-то сверху раздался тихий мужской голос:

- Здравствуйте. Вы по собственному желанию находитесь в кабине вербальной приттерной системы. Сядьте, пожалуйста, поудобней, положите руки на подлокотники кресла ладонями вниз, расслабьтесь Алексий жестом указал на левое кресло Жанне, а сам, прислонив сумку к ножке правого, легко водрузил в него свое тело и уронил руки на ручки сидения, незаметно для Жанны чуть спустив правую кисть и мизинцем зацепив тонкие проводки в щели с внутренней стороны подлокотника. Ободряюще улыбнулся сидящей рядом и всем своим видом выражающей неуверенность девушке и замер, уставившись в желтую полоску под потолком и внутренне собравшись.

Раздался звук, напоминающий приглушенный свист, и полоска, мигнув, сменила цвет на красный. В тот же момент вокруг каждого из кресел возник мутный непроницаемый купол. Алексий резко дернул мизинцем, обрывая нитевидные проводки, и замер, весь напрягшись. Стенки купола на мгновение поблекли, как бы просели, но тут же вернулись на место и обрели прежнюю матовость. Алексий перевел дыхание. Тревога не сработала. Отлично.

В момент, когда Алексий рвал проводки, руки Жанны опутали мягкие, но крепкие пластиковые обручи, возникшие из подлокотников. В женские запястья вонзились тонкие нити, нашаривая нервные узлы. Жанна вскрикнула. Сложные сигналы устремились к нервным центрам и через них к мозгу. В ушах зашумело, в глазах поплыло, но тут же все вернулось, наделенное небывалой четкостью и контрастом. Освещение стало ослепительно белым. Купол издавал тихое монотонное гудение. Жанна, ошалев, испуганно завертелась в кресле.

- Не бойся, так надо, я знаю, - расслабленно произнес Алексий. – Это необходимая стимуляция мозга, она безвредна.

- А стенки… - донесся до него голос невидимой Жанны. - Зачем это? Мы ведь не можем видеть друг друга… - в голосе девушки послышалось отчаяние.

- Все верно, - поспешил успокоить Алексий. - Так надо. Мы не должны видеть, мы должны слышать… - Почему тогда просто не выключить свет?..

- Ты должна видеть себя, должна чувствовать себя, потому что нужны все твои ощущения. Ты должна целиком проникнуть в себя, почувствовать все и сказать все, что хочешь, сказать все, что надо. Алексий, протянув руку, поднял с пола сумку и положил ее себе на колени.

- Леш, я волнуюсь… я никогда не была в приттере.

- Я тоже, - соврал Алексий, доставая из сумки упаковку лезвий.

- А откуда ты все это знаешь? – в голос Жанны просочилось удивление, смешанное с подозрением.

- Ленька был в приттере много раз. Рассказывал…

- А-а… Ощущение странное какое-то… Я как будто бы стала видеть и слышать все сразу, раньше будто бы по кускам чувствовала, а теперь все сразу… и все какое-то до нереальности реальное, - Жанна нервно хихикнула. – Мои руки, ноги, тело, звуки наших голосов… а главное воспоминания и мысли, и образы… все как ладони и все сразу… и хочется сказать сразу обо всем… Боже, Лешенька, как много сказать то хочется!.. боже… Боже… Бог… Алеш, ты же не веришь в Бога?

- Нет, а что?

Алексий аккуратно снял целлофановую оболочку с упаковки и, оторвав картонную крышку, достал лезвие.

- Да вспомнился мне один недавний случай. Парень из какой-то секты христианской книжечки-брошюрки вручал на проспекте, тонкие такие, из лощеной бумаги. Как сейчас вижу, подходит он ко мне, светловолосый, высокий, стройный - красавец, в общем. Я еще подумала тогда, каков он в постели?.. Только ты не ревнуй, я бы ни за что… это просто… это ведь естественно… это ведь естественно так подумать, правда?.. не ревнуешь?..

- Да нет, что ты. Чепуха какая, конечно, все естественно.

Чуть замасленная поверхность лезвия тускло блестела в пальцах. Алексий бесшумно положил сумку обратно на пол и тихонько встал с кресла. Расстегнув манжет, закатал рукав до самого плеча, согнул руку в локте и застыл, разглядывая чуть выступающие холмики вен с каким-то обречено-твердым выражением на лице.

- Спасибо… - Жанна перевела дыхание. – Иисус… как лицо у него изменилось. Глядя на обложку той брошюры, я рассмеялась - неужели великого Христа играет теперь другой актер?.. Помнишь, сестра твоя жива была, парень ее, узколицый, тонконосый, с окладистой бородкой – вылитый Иисус. Классический Иисус, не тот, который на обложке той книжечки - там какой-то древний индус был изображен, коренастый, с плоской рожей и огромной челюстью - нет, не такой, а тот самый, еврейский Иисус, с овечьими глазами и худощавый. Такой, какого мне отец в детстве в старой библии показывал. И мне другого не надо! Я ведь тоже неверующая, но почему-то меня это тронуло так, что я и подумала, не нужен мне новый Иисус, не нужен! Пусть будет тот, старый Христос из моего детства… Парень твоей сестры так на него похож… Сестра твоя! Боже мой, ведь лучшая моя подруга была! Была, пока вены себе не перерезала. Меня до сих пор всю передергивает, как вспомню эти жуткие похороны… А ведь зачем же? Зачем же, Леша, она это сделала? Ведь отлично все было! И в делах, и в личном. Они с Максимом как раз пожениться собирались. У них ведь все было не хуже чем у нас с тобой. Леш, ведь ты меня любишь?.. Леш, я тебя очень! Леш, я ведь уже не могу без тебя! Мы вот еще и двух минут не сидим под этими колпаками, а мне уже и не в мочь! Леш, я тебя люблю жутко! Меня приттер держит, а то я бы прижалась к тебе… Леша, ведь ты любишь меня?.. Любишь?..

- Конечно, Жанна, о чем ты говоришь… безумно…

Алексий, повертев в руках лезвие, медленно без нажима провел им по внутренней стороне предплечья. Тонкая полоска налилась алым. Алексий снова повертел бритвочку в пальцах. Острая.

- Леш, а мама твоя… мама твоя… она ведь тоже покончила с собой, и тоже вены перерезала. Леш, я вот вдруг испугалась, что и ты такую глупость сделаешь. Лешенька… ах, да что же я! Ведь ты не сделаешь ничего такого? Да конечно не сделаешь! Ради меня. Ради нашей любви. Нет… Леш, ведь не сделаешь же?? Скажи, что нет! – в голосе Жанны стали прорезаться истеричные нотки. – Леша, скажи, что ты не такой. Скажи, что ты не сделаешь глупости! Ведь это же ужасно глупо убить себя не из-за чего…

- Нет, конечно, нет, Жанночка. Конечно, это глупость. Я никогда не сделаю ничего такого. Обещаю. Я ведь люблю тебя.

Алексий вдавил уголок тонкой металлической пластины в запястье и медленно с нажимом повел вниз. Больно. Рука дернулась. Алексий с трудом довел лезвие до конца.

- Спасибо, - голос Жанны дрогнул. – Спасибо, милый… Мать твоя… Мама-мулечка, как ты ее называл, она ведь тоже не из-за чего это сделала. Никаких мотивов, никаких поводов, причин никаких! Просто так, ПРОСТО ТАК! И сестра… Леш, ведь это болезнь какая-то, психическое наследственное заболевание… Леш, береги себя… Я верю тебе. Я люблю тебя. Алеша, боже мой, Леш, я совершенно не смогу без тебя, я умру без тебя! Леша, мне никто не нужен! Мне ничто не нужно! Алеш, боже… Лешенька… видишь, как я откровенна… это приттер… да нет, черт возьми, я и без приттера тебе скажу все это! Вот скажу! Алексий посмотрел в разрез. Глубоко, но до вен не достал. Края раны секунду белели тканью кожи в розовых и голубых крапинках, потом стали сочиться кровью, тонкая струйка медленно потекла по руке. Алексий скривился и судорожно сглотнул.

- Да что ты, Жанночка! Я верю тебе, любимая! Но ты говори, говори, не сдерживайся, мы же в приттере. Он и нужен, чтобы говорить все, что хочешь. Все, что нужно.

Он прижал бритву чуть ближе к локтю, снизу запястья, сглотнул, до скрипа стиснул зубы и, изо всей силы надавив, резко рванул лезвие вверх.

Буквально за микросекунду в широком длинном разрезе он увидел три тонких канала обрубленных вен, бурые ткани мышц и чуть надрезанное сухожилие. Сразу же, стирая анатомическое видение, хлынула кровь, быстро заполняя рану и срываясь тонкой струйкой с предплечья. Алексий перевел сбившееся дыхание и расслабленно запрокинул голову вверх, прикрыв глаза. Боли почти не было.

- А Ленька, друг твой – отличный парень. Зря ты с ним поругался. Зачем? Я ему все равно повода не дала бы. Он мне нравится, конечно, но ты не ревнуй, слышишь, ни за что не ревнуй! Если бы тебя не было, я была бы с ним, но ты-то есть, пойми! Я кроме тебя никогда ни с кем не буду! А он парень отличный. Живой такой, чувственный, все время куда-то торопящийся. И добрый какой! Пусть он дерзкий и задиристый, но ведь без этого он бы и не был таким живым. Иногда он чересчур развязан на язык, иногда чересчур колок и вреден, но ведь это капли, это можно и нужно терпеть, Леша. Ведь и ты далеко не подарок, но я тебя люблю больше жизни… ох, боже… Лешенька, зачем ты так далеко сейчас… Лешенька… Чертово кресло! Чертовы браслеты!.. Леш, зря ты затащил меня в приттер. Я сейчас сгорю от тоски по тебе, Лешенька… я хочу к тебе… нет, ты не понимаешь… ЧЕРТОВ ПРИТТЕР!!! – голос Жанны сорвался на крик. С ее стороны донеслись громкие стуки и яростный скрежет. Алексей открыл глаза и, слегка покачнувшись, словно бы посмотрел сквозь мутный силовой барьер на Жанну.

- Жан… кхх… - Алексий откашлялся. – Жанночка, миленька моя, любимая, любовь моя, успокойся пожалуйста, прошу тебя. Миленькая, не надо, всего минут пятнадцать осталось, потерпи, радость моя. Поговори лучше, скажи еще что-нибудь. Ведь тебе наверняка есть, что сказать мне. Говори, любимая, говори!

Кровь продолжала течь тонкой струйкой, заливая бледно-голубой пластик кресла.

- Алешенька-а…

Жанна на минуту затихла, чуть слышно всхлипывая, потом, немного успокоившись, продолжила.

- Знаешь, Леш, я первый раз влюбилась, когда была еще маленькой совсем. Мне лет пять тогда было, я в детский сад ходила тогда. В нашем дворе, в соседнем подъезде мальчик жил старше меня на год. Он и не приметен мне был совершенно, ходил всегда растрепанный, взъерошенный, перепачканный. И постоянно был он жутко неопрятный, сопливый. В нашем дворе его не любили, мальчишки постоянно били, а девчонки дразнили… В моем подъезде жила моя лучшая подруга, Светка Лизогорова, я ее до сих пор знаю, она мед недавно окончила, в Земском районе живет, замуж собирается. Так вот, у нее была такая кукла… такая… красивая, фантастически красивая! Большая, со стройным как у взрослых женщин телом и с золотистыми волосами, переплетенными розовой блестящей ленточкой. Звали ее Кэтти. Огромные глаза моргали сами по себе, и говорить она умела все, что угодно. Все девчонки завидовали Светке, ни у кого такой куклы больше не было. Все завидовали, а я больше всех! Помню нескончаемую череду истерик, что я устраивала родителям, но кукла стоила очень дорого. Помню, как ночами плакала в подушку и засыпала, мечтая о том, что у меня есть Кэтти, и я с ней играю, я ее одеваю и кормлю, вожу гулять понарошку и понарошку ругаю за непослушание. А она отвечает мне, представляешь… она мне отвечает! - Жанна всхлипнула.

Лужа крови на сиденье разрослась, и вязко полилась на прорезиненный пол. Голова кружилась, ноги стали мягкими и, дрожа, подгибались. Алексий, покачнувшись, прислонился к стене и, выставив перед собой пораненную руку, осел на корточки.

- И представляешь, в один прекрасный день, когда я играла во дворе, ко мне вдруг подошел этот мальчик и, пряча что-то за спиной и очень смущаясь, поздоровался. Я заинтриговано и также смущенно смотрела на него, и, внимая какому-то детскому инстинкту, ожидала чуда. И чудо произошло! Представляешь, Леш, представляешь, этот мальчик достал из-за спины Кэтти! в новой не распечатанной упаковке и со словами «возьми, это тебе» протянул куклу. Представляешь, Леш…

Алексий, закрыв глаза, подумал, что, должно быть, этот словесный поток вызвал бы в нем бурю эмоций, если бы он тоже сидел в кресле, а приттер, согласовывая, корректировал их вербальные сигналы. Нет, эти эмоции ему сейчас не нужны были совершенно. Рука его безвольно согнулась, и кровь заливала теперь новенькие брюки и чуть запылившиеся ботинки.

Слова Жанны стали какими-то далекими и пошли волнами, временами совсем затихая. Перед глазами чередой возникали белые пятна, перемежаясь с черными и фиолетовыми кольцами.

Вдруг он вяло встрепенулся и открыл глаза. Обморочное состояние прошло. В запястье запульсировала острая боль. Алексий поднял руку и посмотрел на рану. Струя сменилась частыми каплями, кровь по краям разреза свернулась и стала подсыхать темными неровными берегами, потеки капель собирались внизу предплечья сопливыми вязкими сосульками. Алексий скривился лицом и досадно вцепился здоровой рукой в голень правой ноги.

- …вижу сейчас его глаза и вновь ощущаю себя той маленькой девочкой. Представляешь, приттер дает мне возможность заново пережить ту влюбленность. Это было так давно… Но теперь… в тебя, Алеш, я влюблена сильнее… Леш? Леш??

- Да, - с силой, стараясь не показать своей слабости, выдавил Алексий.

- Леш, а почему только я говорю, а ты все молчишь? Мы ведь в приттере вместе должны говорить... А, Леш?

Алексий криво осклабился:

- Ты права. Ты говорила, я тебя слушал, теперь буду я говорить, а ты слушай.

- Алеш, - голос Жанны осекся. – Что с тобой? Что с твоим голосом? Т-ты… Тебе плохо??

- Да нет, любовь моя, со мной все в порядке. Это просто приттер так на меня действует, не волнуйся, выйдем отсюда, все будет в норме.

- Леша, а может, сейчас уйдем? Лешенька, мне не нравится твой голос, совсем не нравится, - в голосе Жанны звенел неподдельный испуг. Алексий сильнее сжал голень и укоризненно посмотрел на предательски затянувшуюся рану.

- Подожди, Жанна, я скажу, и пойдем. Идет?

- Ну… хорошо…

- Знаешь, Жанночка, я расскажу тебе сказку. Недолгую… - Алексий снова прокашлялся. - Давным-давно жил на земле великий колдун. Величайший из величайших. И настолько он был могущественен, что в одно мгновение мог обратить в прах всю нашу вселенную. Однажды колдун нашел друга, и тогда он сказал – дружба есть самое великое в этом мире! И царили тогда на земле мир и благополучие. Однажды колдун нашел врага, и тогда он сказал – вражда есть самое великое в этом мире! И царили тогда на земле война и изгнание. Однажды колдун встретил любимую женщину, и тогда он сказал – любовь есть самое великое в этом мире! И царили тогда на земле любовь и понимание. Однажды колдуну изменила любимая женщина, и тогда он сказал – ненависть есть самое сильное в этом мире! И воцарились тогда на земле смерть и жестокость. И однажды колдун задумался, что же лучше, день или ночь? Страдание или наслаждение? Жизнь или смерть? И думал великий колдун сто пять дней и сто пять ночей. Он не нашел ответа, и на сто шестой день, обратив против себя страшное заклинание, рассыпался в тлен. Сквозь ткань времен, сквозь мглу людских сознаний и сквозь пелену зыбкой материи три мудреца воззрели над прахом великого чародея. И младший из них вопрошал, обратясь к старшему: «Зачем, о старейший, этот великий властитель света и тьмы, колеблясь на тонкой грани выбора между жизнью и смертью, предпочел последнее?» На что старейший ему отвечал: «Я слишком стар, а ты слишком молод. Мне уже поздно, а ты когда-нибудь поймешь, что на все есть свой вопрос, но далеко не на все есть свой ответ». Таковы были слова старейшего. А средний мудрец, вдохнув сыпкий прах чародея, достал острый кинжал и ударом в сердце покончил с собой.

Алексий откашлялся и потянулся за сумкой, движением ноги оставляя на бледном полу кровавые разводы.

- Такая вот сказочка…

- Красиво… но я ничего не поняла…

- Хех, я никогда не умел импровизировать, - с поддельной досадой промолвил Алексий, вытаскивая из сумки револьвер.

- Знаешь, Жанночка, я не такой как мать, - произнес он, прижимая к виску холодное дуло пистолета. – Я не такой как сестра. Я не умру от потери крови.

Алексей иронично улыбнулся и спустил курок.

Конец

ИЯФ 27.08.02