Церковь доброго дня открывает свои двери каждое утро, кроме понедельника. Сегодня вторник. Мы тащимся на окраину города к бывшей конюшне. Теперь это центр доброты. Добрые люди отмыли стены, заменили шифер, установили скамейки вместо стойл.
 Последние несколько месяцев мы отдыхали в тени города: воровали продукты из магазинов, а вечером делились награбленным с библиотекарем. За это он оставлял нас у себя на работе и запирал на ночь, а мы обещали держать язык за зубами. Сегодня, перед тем как лечь спать Касим завалил один из стеллажей с немецкой прозой, чтобы увидеть принцип домино в действии. Уже утром, в момент, когда наш благодетель переступил порог ночлежки, выяснилось, что лимит проступков исчерпан.
 - Лавочка прикрыта! – заорал очкарик, расталкивая книги ногами, - Выметайтесь!
 Мы не стали перечить, надеясь, что вечером, проголодавшись, он будет более расположен к общению. Тем не менее, необходимо было позаботиться и о запасном плане.
 - Это наша возможность. Я читал о них в интернете. Работают по всему миру, представляешь? Миллионы благодарных отзывов.
 Мне плевать на отзывы, но я послушно тащусь за Касимом. Денег нет, жить негде, выбирать не приходится.
 - Бесплатная еда, бесплатная крыша над головой. Ты просто работаешь и получаешь все, что нужно, не задумываясь о квитанциях.
 Слово «работаешь» Касим произносит так, будто все эти годы мы только и делали, что работали. Но я-то прекрасно знаю, что работники из нас никакие. Мы проходим мимо наглухо затонированной девятки и в кривом отражении стекол я вижу двух безнадежных лентяев, которые при первой же возможности скинут лопаты.
 - Ты уверен, что хочешь копаться в земле? Можем попытаться найти что-нибудь менее тоскливое.
Мой друг не обращает на мои слова никакого внимания. Он полностью поглощен собственными мыслями и нет смысла донимать его, все равно забудет.
Мы познакомились с ним в книжном. Я увидел, как он закидывает в капюшон брошюру с  гусем на обложке и покидает магазин, не расплатившись. В тот день я хотел провернуть похожий трюк, но оказалось, что вместе с гусем была украдена и моя удача. Охранник отвесил мне пару затрещин, сфотографировал на мобилу и с позором выкинул на улицу. 
Я не стал рваться назад, чтобы отомстить обидчику, а остался лежать на месте, проклиная собственную нерасторопность. Помню, я подумал тогда, что темные времена закончились, и что пришла пора покидать последние ряды жизни. Я представил свет, карабкающийся по мне словно обезьяна, по ботинкам, грязным штанам, коричневой молнии куртки… наконец обезьяна добирается до макушки, срывает занавес, и люди замечают тощего оборванца. Они радостно улыбаются, будто отыскали потерявшегося котенка, тут же подхватывают меня за руки и ведут в какое-то здание. Оказывается, что я сварщик и должен варить трубы. Лысый мужик в грязном костюме из мешковины жмет мне руку и протягивает упаковку электродов… ну уж нет.
Я догнал его через два квартала недалеко от школы и стал бить ногами. Затем вытащил из капюшона «Искусство поедания гуся», разорвал на части и выкинул в лужу. Наверное, он ничего не понял тогда, а может быть решил, что меня прислали из магазина. Так или иначе, в долгу он не остался.
«Когда падаешь в грязь, не падай в нее лицом»,
Очнулся я через несколько минут, но вместо вечернего неба на меня смотрели растерянные глаза подростка. На какую-то секунду я даже поверил, что мне пытаются помочь, но это был всего лишь стервятник.
- Ах, ты пидарас,  – проворчал я.
Пацан не стал испытывать судьбу, на прощание двинул меня по лицу и убежал. Я продолжал лежать на земле, но на этот раз рассмотреть небо помешала побитая физиономия книжного вора.
- Ты кто такой? – спросил он.
- Сварщик, - ответил я.
- Сварщик… - зачем-то повторил он и протянул мне руку, - А меня зовут Касим. Здорово я тебя, да?
Церковь доброго дня это одна длинная комната, заканчивающаяся деревянным помостом. Все свободное пространство здесь занимают скамейки, большая часть из которых пустует. Бородатый мужик – проповедник, расхаживает по свежеуложенным доскам и рассказывает кучке сонных пенсионеров истории о доброте.
- Что такое добрый день? Добрый день, это когда вы просыпаетесь и засыпаете счастливыми. Жить хорошо – не значит иметь много денег. Жизнь удалась только тогда, когда вы знаете, что новый день – это добрый день и что вам в нем нечего бояться.
Услышав, что главное в жизни не деньги, старик, сидящий в первом ряду, одобрительно кивает и оглядывается по сторонам. Я встречаюсь с ним взглядом и поднимаю большой палец, но моя поддержка почему-то его пугает.
- Добро – есть не просто цель, а сама суть. Совершая добрый поступок, вы даете вселенной шанс вспомнить, для чего она была создана.
Я пытаюсь понять, о чем он болтает, но всякий раз мысли словно кегли разбивает образ творца, рассекающего по вселенной на добролете. Если твое сознание расслаблено, подобные видения неизбежны.
Лекция о добре длится час, после чего проповедник спрыгивает с помоста и закатывает рукава. Наверное, он ожидает, что его сейчас забросают вопросами, но пенсионеры разбегаются как тараканы.
- Добрый день, молодые люди, - улыбается бородач и направляется в нашу сторону.
- Здравствуйте, - говорю я.
- Добрый день. Меня зовут Касим.
- Очень приятно, - улыбка проповедника становится еще шире. То, что после часового монолога в зале все еще остаются люди, он, очевидно, расценивает как маленькую победу, - Меня зовут Вадим Анатольевич. Вадим – значит добрый, а Анатольевич – наидобрейший.
- Вообще-то Вадим означает сеющий смуту, - говорю я.
- Да? Любопытно, - проповедник не знает, как реагировать, поэтому продолжает стараться быть любезным, - Впрочем, это была всего лишь шутка. Вы же, понимаете? Так и что вы хотели?
Мой друг таращится на меня, словно только что проснулся.
- Мы наслышаны о вашей церкви и хотели бы поработать на вас?
Касим одобрительно кивает, это значит, что я правильно уловил суть его речей.
- Вы, наверное, что-то путаете, - проповедник тут же меняется в лице. Он больше не улыбается, - мы учим людей добру, а не трудоустраиваем.
- Не надо притворяться. Мы прекрасно знаем, что у вас есть поля и все такое. Мы -  работаем, вы - даете нам крышу над головой и еду. Просто, понимаете, у нас такое положение, ну просто край…
В движениях проповедника появляется нервозность. Он трет лоб и постукивает носком кроссовка о покрытый трещинами бетон. Трещины забиты чем-то коричневым, в некоторых местах видны фрагменты соломы. Возможно, это лошадиное дерьмо, но кто возьмется проверить это сейчас, когда на кону путевка в лучшую жизнь.
- Давайте делать все постепенно, - говорит он, - Я вам сейчас выдам блокноты. Будете записывать туда все добрые дела. Каждый день. Придете ко мне на следующей неделе, посмотрим, что можно сделать.
- Записывать? – спрашиваю я.
- Неделя? – спрашивает Касим, - Может есть ускоренная программа?
Я представляю как наш друг библиотекарь, усираясь, пытается поднять книжную полку.
- К сожалению, нет, - самодовольно мотает головой проповедник.
Некоторое время мы с Касимом просто молчим, обдумывая перспективу провести на улице неделю.
- Я так понимаю, тебе нужно предоставить отчет? – мой друг, как и я, не настроен терять время, поэтому ищет обходные пути, - Хочешь, мы можем написать все прямо сейчас?
- Дело не в отчетах, - мотает головой Вадим Анатольевич, - Просто…
- Да-да, просто дело в добре, - перебивает Касим, - мы уже все поняли.
- Совершая добрые поступки ежедневно, - продолжает проповедник, - вы станете смотреть на мир по-другому. Пусть сейчас вам кажется это глупостью, но так оно и будет, вот увидите.
- Мда… - разочарованно вздыхает Касим, - Так и сколько нужно сделать добрых дел? Есть какие-то нормативы? Пять? Десять?
- Чем больше, тем лучше. Например, один из моих учеников каждый день делает около сотни добрых поступков.
Касим ошарашено смотрит на проповедника.
- Че реально сто? Может он просто тебя наебывает?
- Реально сто, - проповедник краснеет.
- Да у нас за месяц столько не наберется! – возражаю я.
- Вы же понимаете, что это все условно, - пытается успокоить нас Вадим Анатольевич, - главное, чтобы вы прониклись идеей делать добро и не ждать чего-то взамен. Посмотрите на этот зал. Сейчас он практически пуст, но через месяц здесь будет не протолкнуться, потому что…
- Да-да, - обрывает Касим, - потому что добро и все такое.
- И еще. Каждый час записывайте все доброе, что происходит вокруг вас.
- Может быть вам нужны продукты? – зачем-то спрашиваю я.
- Что?
- Да нет, ничего. Я забыл о ваших полях.
- Нет у меня никаких полей! - проповедник едва не срывается на визг.
- Ага-ага, - кивает Касим.
Мы шатались по городу весь день, покорно фиксируя в блокнотах каждый перевод пенсионера через дорогу. Когда количество переведенных достигло тридцати, мы решили, что с добрыми делами на сегодня покончено. Касим предложил заявиться на вечернюю службу в так называемую церковь добра и потребовать от проповедника ускорить процесс трудоустройства.
После того, как заключительная часть лекции о вреде зла была завершена, а пенсионеры уже нахоженными тропами начали спешно покидать церковь, мы подошли к помосту.
- Готово, - говорит Касим.
Наше появление очевидно расстроило Вадима Анатольевича. Его лицо, всего несколько минут назад светившееся добротой неожиданно сделалось совсем грустным.
- Но ведь даже день не прошел, - говорит бородач.
- Да, но вы только поглядите на эти строки. – Касим достает тетрадь и трясет ею перед лицом проповедника, - Тридцать осчастливленных стариков и старух. И это всего за пару часов. Что было бы, если бы мы творили добро на протяжении всей недели?
- Вероятно, о нас писали бы местные газеты, - отвечаю я.
- Да, но ведь речь-то как раз и шла о неделе, – пытается возразить проповедник.
- Вы слишком зациклены на времени, - Касим начинает нервничать, - не вы ли только что говорили, что добрые дела нужно делать не задумываясь. У вас сейчас есть хорошая возможность помочь двум бедным людям, и что же вы делаете?
- Гоните их на улицу, - отвечаю.
- Хорошо, - наконец говорит Вадим Анатольевич, - вам нужно собрать какие-то вещи?
- Все здесь, - говорю я, указывая на сумку.
Бородач ведет нас к старой, но ухоженной Волге, капот которой почему-то украшен не оленем, а фигуркой белого медведя.
- А где олень? – спрашиваю я.
- В лесу, - отвечает Вадим Анатольевич.
Мы прыгаем на заднее сидение и через несколько минут вырубаемся.
***
Реальность, как и следовало ожидать, прошлась катком по миру фантазий. Вместо полей огороды, вместо коттеджей турлучные развалюхи. На ржавой полутораметровой стеле висит жестянка с надписью «садовое товарищество Садовод».
- Это же дачи, - говорит Касим.
- Ну, надо же с чего-то начинать, – отвечает Вадим Анатольевич.
- Москва не сразу строилась, - я пытаюсь поднять настроение и в первую очередь себе, - Наверное, это что-то вроде перевалочного пункта?
- Наверное, - нервно говорит Вадим Анатольевич и указывает нам на еще одного бородача, который только что вышел из сторожки, - познакомьтесь, это председатель товарищества Николай Александрович.
 - Здравствуйте! - говорим мы хором с Касимом и протягиваем руки, пожимать которые председатель, по всей видимости, не собирается. Он внимательно смотрит на проповедника, который становится совсем красным.
- Вот ребята хотят делать добрые дела. Негде спать. Готовы за ночлег помогать по хозяйству так сказать, - говорит Вадим Анатольевич.
- Опять ты со своими добрыми делами, - раздраженно вскидывает руки председатель.
- Надо помочь, Николай.
Проповедник, очевидно, чувствует себя виноватым перед своим другом, но продолжает настаивать на том, чтобы нас приютили.
- Ну, надо, значит надо, - качает головой председатель, - Даже не знаю, что с вами делать, вроде и работы уже не осталось.
Председатель товарищества некоторое время что-то насвистывает себе под нос. Мы послушно ожидаем, когда он закончит свои трели.
- Видите ящики? – наконец, говорит он и указывает куда-то влево - Будете завтра собирать в них малину.
- Малину? – удивляется Касим.
- Да. А что? Какие-то проблемы?
- Просто это же малина, - возражаю я, - Не знаю, имеет ли смысл собирать ее в ящики.
- Вероятно, мой друг хочет сказать, что нижние слои превратятся в кашу, - поясняет Касим.
- Вы, правда, такие умные или просто делаете вид?
Несмотря на то, что наш новый знакомый ведет беседу именно с нами, все это время он смотрит исключительно на Вадима Анатольевича, однако тот, виновато опустив глаза, трет лоб.
- Ничего особенного. Всего лишь обычная логика, - говорю я.
- Да? Ну, может, тогда заглянешь в один из ящиков? Я думаю, ты увидишь там с дюжину прекрасных баночек.
Желания заглядывать в ящики нет ни у меня, ни у Касима. Мы остаемся на месте, разумно предположив, что председатель знает, о чем говорит.
- Жить будете в этом доме, – говорит Николай Александрович и указывает на какой-то сарай. – На внешний вид не смотрите. Внутри все есть. Вот только постельные принадлежности выдам завтра, так что ночь придется поспать на матрасах.
- Переживем, - отмахивается Касим.
Проповедник и председатель уходят в сторону и что-то долго, напряженно обсуждают. До нас доносятся лишь обрывки фраз: «…ебал…», «…добро…», «…в жопу…». Затем председатель заходит в свой дом, а проповедник, не попрощавшись, садится в машину и уезжает. Мы стоим посреди грунтовой дороги и наблюдаем за тем, как вечер плавно превращается в ночь.
- Видимо, инструкций больше не будут, - говорю я Касиму.
- Видимо, - соглашается Касим, - надо поспать.
***
Половина домов в «Садоводе» не видит своих хозяев уже много лет. Окна выбиты, двери заколочены. В остальных хибарах обитают пенсионеры, решившие прожить остаток жизни в теплых краях и в гармонии с природой. Впрочем, гармонией здесь и не пахнет – официальные представители природы шакалы и еноты, еженощно совершают набеги на то, что плохо, но вкусно лежит. Местное население старается не оставаться в долгу, дачники изобретают различные ловушки, а некоторые, то ли на удачу, то ли в целях устрашения шмаляют в темноту.
Сегодня у нас с Касимом первый трудовой день. Мы собираем малину. На завтрак малина, на обед малина. Здесь есть ларек неподалеку, но стянуть из него что-либо довольно проблематично, поэтому ужинать придется, скорее всего, тоже малиной.
- Приличные люди не могут засаживать все малиной, - говорю я, - это не целесообразно.
- Нужно пойти поискать другую пищу, меня уже воротит от этого говна, - заявляет Касим.
Мой друг продирается сквозь кусты и перелезает через забор, отгораживающий соседний участок. Я остаюсь один на один с мерзкой ягодой, однако через некоторое время компанию мне решает составить председатель.
- Ну, что? Как идут дела? – улыбается он.
- Все под контролем, - отвечаю я, - Переходим ко второму ящику.
- Молодцы. А где второй?
- Ящик?
- Да нет. Друг твой.
- А. Отошел в туалет.
- В туалет? – радостно улыбается председатель, - Понимаю. Это с непривычки. Малина она такая. Много есть нельзя.
- Наверное, - соглашаюсь я, - Кстати, вы бы не могли нам одолжить немного денег.
- О нет, - отмахивается председатель, - Не подумайте, я не жадный. Просто принципы.
Председатель делает грустное лицо, но морщины на его лбу складываются в подобие улыбок.
- Когда кто-то просит одолжить денег, я всегда вспоминаю своего брата, - поясняет он, - Всякий раз, занимая у меня деньги, Сережа божился, что вернет все до копейки, называл меня самым прекрасным человеком на свете, а в качестве компенсации, когда все утрясется, подарит коня. Представляете? Коня? Знал, на что давить, гад.
- Вы любите коней?
- Я? Очень. А ты разве не любишь?
- Наверное, люблю, - отвечаю я, - Всего сто рублей.
- Что?
- Всего сто рублей. Мы купим кое-какие продукты и продолжим собирать малину с новыми силами.
- Нет-нет, - председатель категоричен, - Это Вадим может отдать последнее, а у меня другие принципы. Предельная экономия. Именно благодаря экономии, я сумел всего этого достичь.
Председатель обводит рукой дачи и щурит глаза, будто солнечный свет, отражаясь от призрачного богатства, слепит его.
- А что, ваш брат так и не отдал деньги?
- Деньги? Кто такому займет. В последние месяцы жизни он выглядел не лучше бомжа. Не знаю, кому понадобилось убивать его.
- Вашего брата убили?
- Да. Кто-то повесил его в парке. Возможно школьники.
- Школьники?
- Ага. В округе орудует банда каких-то подростков. Вы разве не знали?
- Нет.
- Сначала они вешали мелких домашних животных, а затем перешли к крупному рогатому скоту. Представляете? Мне кажется, мой брат был переходным звеном. Не знаю, почему нельзя было воспользоваться ослом.
- Ослом?
- Именно. Сережа был довольно крупным человеком.
- Вероятно, раздобыть осла в наше время не так-то просто, - предполагаю я.
- Тут ты прав.
- И что преступников до сих пор не нашли?
- Шутишь? Их никто и не искал. Полицейские посчитали, что это самоубийство, несмотря на то, что руки брата были связаны. 
- Разве связанные руки не указывают на насилие?
- В полиции этому не придали значения. Сказали, что такое иногда случается.
По всей видимости, денег мне не видать, поэтому беру банку и продолжаю собирать малину. Председатель, молча, наблюдает за мной.
- Ну, да ладно, - говорит он, расстроенный тем, что я больше не интересуюсь его жизнью, - Продолжайте работать. Если закончатся ящики, я вам дам еще.
Председатель уходит. Бросаю банку, сажусь на землю и наблюдаю за брачными играми улиток. Через некоторое время из-за забора показывается голова Касима. Мой друг пытается перелезть через ограждение, но старые доски не выдерживают и Касим падает в кусты вместе с секцией забора. Несмотря на падение Касим выглядит вполне довольным. В руках он держит вырванный с корнем куст конопли. 
- Смотри, что я нашел.
***
 - Лучше этой ночью не выключать свет, - говорю я.
Выпрыгнувшая из хаоса подсказка от всевышнего. С таким не принято шутить.
- Скоро проверим, - отвечает Касим и опускает голову к ведру.
Там над водой, запертый в обрезанную бутылку, остывает туман. Говорят, в тумане нет ничего интересного, но если любишь искать ответы, то в тумане их предостаточно.
- Никогда тьма еще не была так опасна, - выдыхает мой друг.
За окнами чистое небо, на часах половина пятого. Кому-то может показаться, что думать о тьме еще рано, но я предпочитаю согласиться с Касимом.
На случай выхода из строя трансформатора на столе лежит несколько свечей и спички. Во всех комнатах горят лампочки.
Тьма притаилась где-то рядом, нет сомнений, что это именно она смотрит на нас из щелей. Скрываться бесполезно, самое время занять себя чем-нибудь.
Убегая из библиотеки, я стащил старый школьный фотоальбом, подборка выпусков шестидесятых. Удивительно, прошло всего несколько десятилетий, но кажется, что подобные физиономии уже и не встретишь на улице.  Будто кто-то очень жадный распылил ядовитый аэрозоль и закрыл люк, ведущий в прошлое.
Каждый раз, перелистывая толстые картонные страницы, и всматриваясь в серые лица, думаешь, дошел ли ты до края, и пришло ли время ломиться обратно в нору. Эти странные лица смотрят на меня из прямоугольного прошлого и требуют, чтобы я рыдал. Если хочешь вернуться домой, без слез не обойтись, говорят они. Но я слишком хорошо помню, как было на самом деле…
Отец хотел сделать из меня спекулянта, превратив мое детство в бесконечные игры с деньгами.
- Купи у меня по двадцать и продай маме в два раза дороже. Понимаешь, о чем я?
Всякий раз, подсовывая очередной блок жвачек, он внимательно смотрел в мои глаза, надеясь, что однажды в них вспыхнет звезда Давида. Но золотой огонь все никак не разгорался, хотя папа продолжал уверять всех, что в их семье растет второй Джон Ло.
Мама же пыталась гнуть свою линию. Когда я пытался ей что-нибудь толкнуть, она говорила об отсутствии спроса на рынке, обрекая всю партию товара на утилизацию. Мать мечтала, что я стану известным пианистом, заставляла меня долбить по клавишам до усера.
- Еще разок этюд и перейдем к сонате, - говорила она в тот момент, когда мои пальцы уже переставали что-либо чувствовать.
Однажды меня даже стошнило во время исполнения марша Ковалевского. Прямо на экзамене.
Многие имели виды на мое будущее. Брат наставлял меня затрещинами и поджопниками, давая, таким образом, возможность подготовиться к взрослой жизни. В восьмом классе химик хотел доказать всем, что может учить даже дибилов. Бедняга четыре года запихивал в мою черепушку всякие моли, валентности и прочий бред. Естественно все это сразу же вываливалось, поскольку голова была забита компьютерными играми, но старпер не унимался. Говорят, его загрызла собственная собака, которую он пытался заставить танцевать вприсядку.
Этот мир наполнен условностями. Каждый идиот считает себя вправе учить жизни другого, предлагает сожрать итог, начисто забывая о доказательной части. Математики на таких плюют, но реальная жизнь прекрасно обходится без математиков.
Конструктор под елкой – подарок пузатого старика, тройка по русскому - плохо, двойка ужасна вдвойне. Слышишь разговор о том, что воровать и убивать не хорошо и соглашаешься с этим, хотя никогда ни у кого не крал и тем более не отнимал жизнь. Кто знает, может оно и к лучшему, но иногда кажется, что стоило бы проверить.
Поставщики веры не задумываются о товаре. Большинство из них даже не знают что под упаковкой, впрочем, я их не обвиняю.
Согласно официальным источникам за моими делами наблюдает какая-то сомнительная троица и фасует поступки по разным коробкам.
- Тебя ждет печальное будущее, грешник, - говорит самый молодой из них.  Ты заглядываешь в изодранную ветром картонку, находишь там огрызок добродетели и пытаешься возразить, но кто-то забыл дать котелку отбой. Он варит и варит слюни, мутная слизь наполняет баки в башке, обволакивает мозг и, наконец, выливается на грязное крыльцо магазина.
Прохожие никогда не вспомнят твоего лица. Тот, кто продал тебе эту дрянь, никогда не вспомнит твоего имени. Нужно быть готовым к тому, что последние люди в твоей жизни окажутся совершенно чужими.
- Грчх… бффф…
Если не умеешь правильно звать на помощь – не берись. Жалкое бульканье и рисование пеной на асфальте это не то, что нужно правильным людям. Таким как ты не помогают на улице, об тебя разве что не вытирают ноги. Беспощадная энтропия уже рвется в бой, готова распотрошить и раскидать по вселенной очередную тушку, но кто-то, похоже, выклянчил у начальника неба последний шанс, для тебя, молодого и перспективного.
Очухавшись на больничной койке, бросаешь в сторону белого халата «спасибо» и стыдливого отворачиваешься, потому как прекрасно знаешь, что, в конце концов, проебешь все без остатка.
Перелистываю последнюю страницу. Раздается щелчок, электрический свет гаснет, слышно, как в тишине растворяется звук глохнущего холодильника.
Вспоминаешь о спичках, но в этот момент что-то врезается в затылок.
***
Я открываю глаза и вижу темноту, противостоять которой пытается тусклое пламя свечи. Голова раскалывается. Пытаюсь встать, но не получается.
- Вы совсем ахуели? - раздается враждебный голос председателя. Голос идет из-за спины, но обернуться нет сил.
- В чем дело? – спрашиваю.
- Вы совсем ахуели?
- Может, поясните?
- Вы время видели? – орет председатель. Он выходит из-за моей спины и тычет мне в лицо наручные часы.
- Если бы вы их чуть отодвинули немного, возможно я бы что-нибудь и увидел, - говорю я обиженно.
- А я тебе сам скажу. Семь часов вечера! Вы что слепые кроты? Вы что слепые кроты, я вас спрашиваю! Нахуя вы врубили везде свет?
- Так проблема в свете?
- А в чем блять еще! Ты что Рокфеллер? Кто будет платить за электричество? Экономия блять! Я же тебе рассказывал сегодня, тупый ты идиот!
- А где мой друг?
- Здесь твой друг. Чтобы больше такой хуйни не было! Одна свеча на неделю!
- А как же добро?
- С этим говном можете идти к Вадиму! А у меня здесь свои правила.
Оказалось, что для садового товарищества тема электричества была очень больной. Кто-то воровал свет, причем воровал в чудовищных объемах. Долги естественно раскидывали на всех дачников. Погашалась задолженность с ссорами и угрозами разоблачить всех и каждого, однако найти вора никому так и не удалось.
На даче мы жили уже две недели и за это время сильно похудели. Касим нашел место, где можно было безболезненно воровать яблоки, но скоро и яблоки стали вызывать отвращение.
- Нам надо поймать енота, - говорит Касим, - ты не знаешь, можно ли есть енотов?
- Не знаю, но я бы не стал.
- Почему?
- В детстве я очень любил мультфильм про енота.
- Да, - мнется Касим, - но мы бы не стали есть маленького енота.
- Возможно, если поймать того, кто ворует электричество, - предположил я, - местные могли бы отблагодарить нас.
- Это очень хорошая идея, - говорит Касим, - только как нам его найти.
- Мы можем обвинить всех. Я буду говорить, что это именно он ворует свет, а ты будешь изучать их лица.
На то, чтобы обойти все дома, ушло два дня. За это время мы обвинили всех дачников, и заподозрили в краже света почти каждого. Из круга подозреваемых выпали лишь глухой ветеран и сумасшедшая старуха, державшая нас на расстоянии своей клюки. Неожиданно для местных мы стали врагами. Шансов, реабилитироваться за нанесенные оскорбления, было мало. Ситуация усугубилась еще тем, что под занавес месяца кончились яблоки.
- Яблок больше нет, - говорит Касим и протягивает пустые руки. Мой друг, как и я, сильно изменился. Теперь даже отросшая борода не может скрыть его впалые щеки.
- Этой ночью будем ловить енота, - решительно заявляю я.
Как ловить енота никто не знал, поэтому мы решили просто идти на звук и надеяться на удачу. Касим вооружился ломом, а я лопатой.
- Если бы здесь горели фонари, ловить енота было бы легче, - говорит Касим.
- Если бы здесь горели фонари, то председатель уже давно разбил их, - отвечаю я.
- Это верно.
Мы идем по крайней улице, логично предположив, что еноты пройдут именно через нее.
- Слышишь? – шепчет Касим, - какая-то возня. Посмотри туда… кажется, там кто-то есть.
- Может это собака?
- Это дом ветерана. У него нет собаки. Пойду на разведку.
Касим просовывает руку в щель забора и откидывает задвижку калитки, затем идет в направлении пристройки. Я остаюсь на улице с занесенной лопатой, на тот случай если енот побежит на меня. Однако воспользоваться своим  оружием не суждено. Раздается треск, Касим истошно мычит, двор ветерана освещает огромный бенгальский огонь, центром которого является мой друг.
В эту ночь мы так и не поймали енота, зато я узнал, кто ворует электричество. Не знаю, успел ли подумать об этом Касим.
***
Воровать продукты без напарника было сложно. Тем не менее, обойдя несколько магазинов, мне удалось собрать небольшой пакет и остаться при этом незамеченным.
Я возвращался домой, не зная, примут ли меня обратно.
«Если хочешь вернуться домой, без слез не обойтись…», - вспомнил я.
В моей сумке по-прежнему болтался старый фотоальбом, и мне на секунду показалось, что где-то на его страницах есть и я, такой же выцветший и заблудившийся во времени.
Я подошел к родной двери и застыл, не в силах коснуться ручки. Я просто стоял и плакал.
Наконец дверь открылась. Через стекла очков меня удивленно разглядывали уставшие глаза. За время нашего с Касимом отсутствия библиотекарь сильно похудел. Мне вдруг подумалось, что все это время он был рядом с нами и был вынужден так же питаться яблоками и малиной.
Не зная, что сказать, я просто протянул ему пакет с едой. Очкарик широко улыбнулся, то ли мне, то ли пакету и жестом пригласил войти.
Я распылил ядовитый аэрозоль, переступил через порог и захлопнул за собой крышку люка.

Tweet