Был бы умнее – бил бы первым. Не стал бы уши развешивать, не зевнул бы, вот и не пришлось бы сюда ехать. Место, к слову – то еще, гаже только инфекционка Боткина. Выпрыгнул из кареты скорой помощи и идешь к дверям по обхарканному со всех сторон асфальту. Рядом колонна обосанная, это в пяти метрах от входа – блядь, и какой только пидор додумался.

В одной из частей приемного отделения – у площадки, где врачи проводят первичный осмотр, расположен филиал кунсткамеры. Клетки с пьяными, буйными и прочими проблемными узниками. Я таких клеток вживую и не видел никогда, только слышал о них. Маман моя, когда в Мариинской больнице трудилась, рассказывала:

«Привезли в невнемозе мужичка, набедокурил там чего-то. Одет был прилично, очки хорошие и дорогие. Директором элитной школы оказался. Ну его к бомжам и сгрузили в отстойник этот. Мужик сначала радостно сидел, все обещал каждого из них человеком сделать и поляну накрыть шире вселенной, как отпустят их. А потом протрезвел чуть-чуть – так угомонить не могли. Все вопил умоляюще: - Въебите мне морфина сто кубов, чтобы я этот позор навсегда забыл!»

Часом раньше из такой клетки, через дырку в двери, смешно и громко выпал весьма колоритный персонаж. Настоящий говнарь в полной люкс-комплектации: грива, что месяц мыла не знала, и рваные заблеванные брюки-карго. Охранник с сержантом полиции затолкали говнаря обратно в ту же дырку - говнарь снова громко шлепнулся об пол и взвыл. Мне его в тот момент даже жалко стало, ведь мы познакомились, пока я ждал осмотра.
- Пссс, братишка, - подозвал меня говнарь. – Позвони моей жене и скажи, что меня какие-то пидоры где-то закрыли.
- А номер у нее какой? - спросил я. – Откуда у тебя вообще жена взялась и зачем?
- Да я хуй его помнит, - замялся говнарь. – Блядь, ну! Чего-то там билайн, две тройки, еще цифры. Не зная я нихуя.
- Ладно, я ей все равно позвоню, - соврал я. – Ты только веди себя тихо и культурно.
- Да хули, это я могу, - соврал и он. – Базара нет.

Говнаря я тогда попросил вести себя тихо, потому что он тут всех уже заебал. Только при мне трижды лаялся с пациентами. Пройдет кто-то мимо, а тот возьми и доебись с какой-нибудь идиотской чепухой. Кто поспокойнее, а с кем и слово за слово. Вот и сейчас какой-то очкарик с перевязанной рукой сдуру вляпался.
- Я-то - алкаш, - вопит ему говнарь. - А ты - нарк ебаный. Сидишь на игле, как на хую. Вон, дырень из вены тухлой торчит, ты же – бля, мразь свежевторченная!
- Придурок, заткнись, - кричит в ответ очкарик. – Какая тухлая вена, у меня только что кровь забирали, олень ты тупорогий, и ты это видел!
- Иди сюда, сука, нарк, – не унимается говнарь. – Я тебе, блядь, вторую клешню поломаю!
- Тьфу, ну какой идиот! – хватается за голову очкарик.

Этот спектакль быстро становится утомительным. Я встаю со скамейки и иду в сторону ординаторской, где потише, подожду своего врача там. Когда я прохожу мимо говнаря, тот снова подзывает меня:
- Пссс, братишка, - шепчет он. – Будь начеку, кругом мудаки!

У ординаторской знакомлюсь с Маркусом. Маркус – как он представился – единственный бразилец, который ненавидит футбол, и единственный негр, который раздаст деньги сиротам, когда разбогатеет, а не купит себе огромный джип с хромированными дисками и не поставит золотые зубы. Маркус отлично говорит по-русски, имеет радикальную гражданскую позицию и  четко шарит в этнической преступности. Каждый раз, к каждому новому повороту моего рассказа, он настойчиво пытается уточнить одну и ту же деталь.
- А в БМВ хачи ехали? - спрашивает он.
- Типа славяне, - отвечаю ему.
Маркус разочарованно качает головой. Через минуту перебивает меня.
- Вспомни, - говорит  он. – Может, все-таки хачи?
- Точно не хачи.
- А другие люди, - не унимается Маркус. – Которые никакого внимания не обратили, даже не подошли. Они-то все - хачи были?
- Вроде нет, да я и не смотрел особо.
И, дослушав меня до конца, Маркус предлагает новую идею.
- Я вот что думаю, - говорит он. – Если бэха тонированная в ноль, ты же всех пассажиров не видел.
- Всех не видел, - соглашаюсь я.
- Короче, - уже радостнее продолжает Маркус. – По-любому, хоть один-то ебаный хач там сидел!  Это он во всей хуйне и виноват!
- А с тобой что случилось, - спрашиваю я.
- Да меня в бильярдной хачи отпиздили, - рассказывает Маркус. – Охуеть, да?
- Да, охуеть, - отвечаю я, еле сдерживая себя от смеха.

Врач задерживается. Я спрашиваю у Маркуса, знает ли он, что такое синонимы. Маркус кивает. Я прошу смеха ради назвать сходу пять синонимов к слову хач.
- Чурка, чуркобес, - загибает два пальца на руке Маркус. Мне приходится его перебить.
- Это за один считается.
- Пусть считается за два,- просит Маркус и продолжает. – Овцееб, дикарь.
Я хочу услышать только одно слово. Мне интересно, произнесет он его или нет.
- Черножопый, - говорит Маркус. – Все, готово.
С восхищением смотрю на него.
- Тебе диплом магистра русского языка вручить можно, - говорю ему. – Заодно и орден Третьего Рейха.
- Но-но, - возмущается Маркус. Лоб его морщится, ноздри раздуваются, и я начинаю чувствовать себя совсем неуютно. – Фашизм – это очень и очень плохо.
Маркус недовольно смотрит на меня.
- Но не так плохо, как ебаные хачи, - после паузы выпаливает он и заливается смехом. – А, дай пять! Ты мне нравишься, веселый мужик!

Ржу почему-то, как конь просто ржу. Я и в армии такого не видел, а ведь армия – не только хорошему человеку – мать родная - но и всему абсурдному. Наконец  к нам выходит мой врач.
- Вы бы не смеялись так – швы разойдутся, - говорит она строго.
- А вы, - обращается к Маркусу. – Я вас на снимок отправила, сделали?
- Уже иду, - встает Маркус и машет мне рукой. – Не раскисай, белый брат.

Врач отдает выписные листы и объясняет, что делать нужно, а чем заниматься пока нельзя. Мимо проходит фельдшер из бригады, которая сюда меня доставила.
- Хорошо вам бровь зашили? - спрашивает он.
- Высший класс, - отвечаю я. – Мне не врач попался, а бриллиант настоящий. Если бы не обстоятельства, судьбу благодарил бы за знакомство.
Девушка-врач стоит рядом, смущенно краснеет.
- С черными БМВ, наверное, - снова спрашивает парень. - Бодаться больше не будете?
- А ничего не изменилось, - говорю я. – Швы снимут, синяки уйдут, а принципы так и остались.
- Через неделю уже будете похожи на себя, - обещает мне девушка-врач.
- И к чему эта принципиальность, - не унимается парень. – Вот в следующий раз вам в лицо, не дай Бог, выстрелят уже, и вообще тогда все.
- Спасибо вам большое за помощь, - говорю. – Пойду я.

Выхожу из здания больницы – харчков на асфальте за те два часа, что я тут проторчал, стало еще больше. Что за люди такие – их что, волки воспитывали? Бригада скорой на каталке везет девочку, та без сознания, голова ее перебинтована. Рядом с каталкой идет гражданский – отец девчонки, должно быть. Встречаемся взглядами с ним – пиздец, сколько же беспомощной грусти в глазах. Хочется сказать ему:
- Ты не переживай, отец, все с твоей крошкой будет в полном порядке.
Да не мое это дело, так и прошел мимо молча. Может и зря.

Отзваниваюсь лейтенанту, он у меня заявление принимал в участке. Интересно мне, нашли этот ебаный БМВ уже или нет.
- Давайте не будем торопить события, - говорит лейтенант. – Работаем, с вами свяжемся.
Работы там не сильно много. По базе номер пробить на четыре региона. Но есть надежда, что не придется все самому делать, лейтенант вроде мужик правильный, у него бы дело и оставить.
Когда я написал заявление и объяснительную, он ко мне из дежурки вышел.
- Куришь? – спрашивает. – Пойдем, закурим по одной.
- А теперь подробно мне расскажи, что там у тебя случилось.
- Я понимаю, - говорю я. – Как это со стороны может показаться. Два водителя закусились, один другого на хуй послал, второй ему в табло и сработал.
- Будь так, - продолжаю. – Я и не побеспокоил бы никого.

БМВ этот выбешивать стал еще на проспекте Славы. Старое корыто мечется из ряда в ряд, как в жопу ужаленный, а толку ноль. Упирается в светофор и все по новой. На съезде с Володарского потерял его из виду, нашелся он перед Дальневосточной. Стояли себе все спокойно, впереди плотно. Этот справа продирается вплотную ко мне и морду запихивает к машине, что впереди, выкидывая меня с полосы. Как поехали, я газу поддал, да и вырезал его нахуй, оттеснив к бордюру – вернулся, в общем, на свое место. Без истерик, без сигналов дальше поехали. Вроде и все, никто не обижен, а через километр на светофоре встали, цирк и начался.
Сначала у него пассажирская дверь открылась, и какой-то лупень высунулся. Стоит у своей машины и лает чего-то в мою сторону. Дальше из водительской двери пацанчик выскакивает и ко мне галопом. Уже и лет 40 мужику, а сам - как персонаж из низкопробного сериала про бандитов. Думал, и нет таких уже – либо закопаны давно, либо в тюрьмах гниют, либо в региональных думах о судьбе народа переживают. А тут живой, как Ленин. Я окошко открыл узнать, чего ему вообще надо.
Диалог как-то сразу напряженно и диструктивно пошел: «чотакойдерзкий, ктопожизни, чтоб так исполнять». Я, ей-Богу, нахуй и впизду никого не посылал – предельно вежливо объяснил – дескать, отец, ты же меня сам с полосы чуть не выкинул, как будто не так было, совесть имей. Уже и хотел доброжелательно задвинуть, что все мы торопимся, ну-ну. Ты если и подлез, ну так  поворотником покажись, я пропущу, мне несложно, моргнешь в ответ аварийкой, и все счастливы.
Один удар в бровь, и следом еще один в глаз прилетает. Мне и дернуться некуда было, я же пристегнутый сидел. Дурак – дураком, а бить хорошо умеет. Полброви разом разнес, сука, как молотом, и чуть без глаза не оставил, теперь точно зашивать надо. Схватился я за биту, хотел выскочить, да только хер там был. Нокдаун и глаз кровью заливает, так и остался сидеть пристегнутый. Экипаж БМВ в свое корыто и по съебам, вот и вся история. Номер грязью залеплен был частично. Цифры и буквы на сто процентов отчетливо видел, а вот регион пробивать надо – то ли 98, то ли 198. Или 78, или 178. Тут всего-то четыре варианта – найти несложно.

Пока рассказывал, даже не заметил, как к нам еще один сотрудник полиции подошел. Женщина лет 30, тоже лейтенант.
- А не надо было окно открывать, - говорит она. – Вообще с такими лучше не связываться.
- И курить тут нельзя, - продолжает. – Надо дальше отсюда отходить, если потерпеть не можете.
Вот, думаю, не допусти же Господь, чтобы к такой даме мое дело попало.

И через два дня, в понедельник, звонит мне именно такая дама.
- Денис, послушайте, - и дальше представляется мне. Нудно, подробно, о наградах каких-то рассказала даже.
- По вашему делу, - говорит она. – Что-то пока не можем машину с такими номерами найти по 98 региону.
- А по другим питерским регионам били, - спрашиваю.
- Но мы ищем, - будто не слышит меня.
- Так, били? – еще раз настойчиво спрашиваю. – 78, 178, 198 пробовали?
- Денис, поймите, - так и не отвечает она. – Найти машину в такой ситуации будет очень сложно, практически нереально.
И трубку повесила, пообещав сообщать по мере продвижения о деле.

Машину я на следующий вечер нашел. Сорок минут потребовалось походить по сайтам продажи бэушных авто. Как и любой идиот, вписавшийся в обладание двадцатилетним ушатанным некогда премиумом, этот мечтал свое корыто как-нибудь выгодно скинуть. Позвонил следователю сообщить, что появился и гос.знак машины полный, и номер телефона владельца – а тут оказалось, что дело мое за каким-то бесом уже в ГИБДД спихнуть успели. Теперь с ними все вопросы отрабатывать.
- Вы только самостоятельно ничего не предпринимайте, - советует следовать. – Не надо.
- Я и не буду, - обещаю ей.
А сам думаю, что заебись – идея.

Tweet