Я долго пробирался сквозь подсолнуховый лес. Твари злобно зыркали исподлобья, бодались иссохшими головами, цеплялись за ноги, скрипя «чужой, чужой». С курса я сбился два дня назад, когда пропил компас, обменял его на полулитровую пластиковую бутылку воды у безногого человеческого обрубка, торчавшего из норы, в глубине которой был родник. Вода закончилась.
Земля колебалась. Местами валялись черепа и кости заблудших людей и других животных. Счастливые двуглавые перепёлки маленькими группами сновали среди стеблей. Чирикая, вспархивали пугливые стайки воробышков. Ползли змеи. Кишел мир насекомых.
Солнце скрылось за тучей, сверкнула молния, прогремел гром, я вышел на поляну, в центре которой росла старая конопляная ель. От веса дум голова её склонилась до самой земли, выгнув тело в дугу. Я погладил ель по спине, заметил, что испачкал ладонь смолой. Зная о пользе елового масла, собрал с дерева всю смолу и скатал в большой шар.
Начался дождь. Я отщипнул кусочек от шара и присел под дерево. Разломил кусочек пополам, одну половину съел, из другой слепил чашу и выставил под дождь.
Наступила ночь. Я напился, наполнил бутылку и промок. Небо очистилось, луна размазала по миру свой вязкий мягкий свет, доверчиво перемигивались звёзды. Я отломил от шара ещё кусок смолы, откусил, лёг под дерево и стал лепить модель идеального общества на базе вечного двигателя.
Тут я задумался. Мне захотелось сказать кому-нибудь умное слово с приставкой мета-, но я не мог его вспомнить, да и говорить было некому. Тогда я встал и пошёл дальше, толкая перед собой шар. Шёл всю ночь и весь день до следующей ночи. Иногда мне казалось, что шар это планета, иногда, что это камень Сизифа, а иногда видел себя жуком-навозником.
Издалека послышался неясный звук, он приближался. Подсолнухи забеспокоились, зашелестели-захрустели. Они дрожали, извивались, скручивались, это была паника, истерика. Дул ветер, падали звёзды. Я вскарабкался на шар и стал смотреть и слушать мир вокруг.
Это был звук двигателя, нечто большое ехало по лесу, громыхая светящимся облаком пыли. Комбайн, понял я. Вскоре можно было видеть, как скрежещущая чёрная машина сноровисто режет тела визжащих подсолнухов пополам и деловито пожирает.
Комбайн остановился и заглушил двигатель. Из кабины выпрыгнула маленькая девочка в красивой серой робе с буквами «Евразруда», я слез с шара. Ты кто, – спросила меня девочка. Я рассказал, как ехал по трассе, остановился поссать, вышел на обочину и заблудился, что зовут меня Егорка и что дома меня ждут вот такая же маленькая девочка, её старший брат, и их мама.
– Евдокия, – представилась девочка и крепко пожала мне руку, – я шахтёр из Сибири. Руду добывала, тоска под землёй, ни солнца, ни птиц, ни цветов. Только шахтёры и крысы. Решила я однажды копать не туда, где руда, а туда, куда душа зовёт, и докопалась до сюда. Тоже по лесу блуждала долго, пока комбайн не угнала. Теперь на юг еду. К морю.
– Не жалко тебе подсолнухов, Евдокия? – спросил я.
– Жалко, но комбайн не едет, если не ест. А когда не ест, то теряет смысл существования, чахнет и умирает. Видишь, наш комбайн, – она указала мне на борт, где было клеймо «Евразруда», – из нашей руды сделан. Я добывала руду, чтобы из неё сделали инструмент для добычи руды и комбайн. Мне надо ехать, могу подвезти, я на юг еду, к морю.
– А что ты будешь делать на море?
– Буду писать натюрморты.
– Пейзажи?
– Нет, натюрморты.
– И всё?
– А разве этого мало? Вот ты, чем занимаешься?
– Я делаю подшипники на заводе «Евразруда».
– Какие подшипники, для чего?
– Не знаю, разные подшипники, большие и маленькие.
– Ты даже не знаешь, для чего ты их делаешь.
Я задумался. Шахтёр добывает руду, из которой делают инструмент для шахтёра, комбайн и подшипники. Водитель управляет комбайном, своевременно выводит его на пастбище, ухаживает за ним. Я делаю подшипники для, например, комбайна. За это нам платят деньги. Подумал, и сказал вслух: Как же заебала вся эта хуйня.
Девчонка расхохоталась. Я сказал, – Поехали. И мы поехали.
В кабине кассетный магнитофон жевал Цоя. Мы проезжали под двумя трубами большого диаметра. Они тянулись над лесом неизвестно откуда и куда.
– Ты знаешь, что это за трубы? – спросила Евдокия.
– Нет, – ответил я.
– Они идут от электростанции, которая находится далеко на Урале. По этим трубам транспортируется зола, оставшаяся от сжигания каменного угля в котлах электростанции.
– Куда транспортируется?
– На зольник. Берётся территория, где живут ненужные люди и обносится дамбой. Потом эта котловина заполняется золой. Потом на золе вырастает лес. Таким образом восполняются лесные и почвенные ресурсы, а электростанция освещает и обогревает жизнь нужных людей. Тех, которые добывают уголь для электростанции, или которые делают подшипники для, например, комбайна.
Я вспомнил, что телевизионные передачи про ненужных людей никогда не имеют продолжения. Покажут городок, в котором закрылась шахта и услуги людей стали не нужны. Людей ненужных покажут, детишек их, холод и голод. А потом всё, больше этот городок не показывают. Труба дело, не иначе. 
– Откуда ты всё это знаешь? – спросил я.
– Я так вижу, – ответила девочка, – и видеть этого больше не хочу. Поэтому еду на юг, к морю. Буду писать натюрморты. Это будут красивые картины. Там будет закат на море и скалы. На этом фоне – дощатый стол с живыми цветами и мёртвой рыбой. Рядом со столом – мольберт с картиной, на которой изображены закат на море и скалы, на фоне которых стоит стол с цветами и рыбой. А рядом со столом и мольбертом – зеркало, в котором отражаются закат, стол, мольберт, и маленькая девочка в стороне…
– А в руках у девочки большой подшипник, – сказал я, – и цветы на столе – подсолнухи.
Евдокия резко остановила комбайн.
– Выходи, – спокойно сказала она, – вон трассу видно, дойдёшь. Катись вместе со своим шаром, Егорка, делай подшипники.
– Мне детей кормить надо, семью обеспечивать, – сказал я, стоя на земле.
– Всё верно, и позаботься об их правильном образовании, чтобы не руду добывали, и не комбайн пасли, а занимались подсчётами поставок инструмента в шахту, или изобретали новую модель подшипника, или планировали затопление очередного города ненужных людей.
Она уехала.
Я двинулся в направлении звуков трассы и вскоре вышел из леса прямо к своей машине. Погрузил шар на крышу, сел за руль, завёл, закурил, тронулся. Я ехал в город, домой. Подвывал левый ступичный подшипник. Над горизонтом всплыла привычная заставка: Спонсор восхода Солнца – Концерн Евразруда.

Tweet