Разговоры с Верой приводят всегда к одному: рано или поздно она начнет рассказывать о своих страхах по поводу неизбежности смерти, ну и все в таком духе. Если проговорить с Оксаной хоть пару минут, непременно выедешь на тему отношений мужчины и женщины, причем женщины всегда будут жертвами, а мужчины окажутся негодяями. Разговоры с Ракиным зеркальны, в его интерпретации жертвы - мужчины. Беседуя с Алиной можно узнать, насколько тяжело ей жить в этом мире. Павлик будет болтать о машинах, а Катя - разглагольствовать на тему кармы и прочего буддистского дерьма.

ВЕЛИКИЙ ПОНЕДЕЛЬНИК

Ученые РАН рекомендуют рабочую неделю начинать с уроков духовности. Самый простой вариант для ленивых - глоток «Иордана», скромный вклад в строительство очередной церкви. Впрочем, и такие вложения порой приносят дивиденды - этикетка на бутылке с православной кислотой напомнила, что у меня еще есть время сбежать от всего этого.

«Выиграйте путевку на двоих в церковь Святого Михаила.

Напишите короткую исповедь, признайтесь в самом страшном грехе из всех содеянных вами и, быть может, именно вашу историю жюри посчитает наиболее трогательной.

Акция действительна до 01.08.2018 г.».

Я принялся вспоминать, что же мне удалось совершить такого подлого за тридцать четыре года. На ум пришел старый хер, которому я подложил жвачку в техникуме. Но это было слишком мелко, даже несмотря на огромную жопу, от которой к стулу тянулась белая нить. Белая нить со вкусом вишни. Love is…

Любовь есть…. Вот оно, едва уловимое в отражении уже подзабытых глаз, то самое время. Время, когда об этом можно было говорить уверенно. Нежно обняв дога, оно все еще висит на странице календаря за две тысячи шестой год.

Света-Света, ты могла бы выиграть этот конкурс.

- Яр, ты ведь сегодня придешь ко мне вечером?

В дверном проеме стояла лысая вегетарианка, Катя. Подол ее юбки всегда в пыли, а в плеере нет ничего кроме звуков природы. Подмышкой Катя держала огромную кеглю - нашу новая разработку себестоимостью в двадцать центов. Ей еще предстоит пройти испытания, но мы уже уверены, что через полгода на рынке весь комплект будет стоить не меньше тридцатки.

-Что-то случилось? – спросил я.

- Вообще-то у меня сегодня вечеринка. Я же тебе говорила. Буду прощаться со своим старым корытом.

- Ты о своем муже?

- Дурак.

- Я шучу.

- В мэрии, наконец, подписали документы на утилизацию. Если завтра у наших ворот увидишь новенький ё, знай – это мой.

- Поздравляю. Во сколько собираетесь?

- В девять.

- Постараюсь быть.

- Я на тебя надеюсь, - улыбнулась она и добавила, - помни о карме.

Идти в дом к вегетарианцам было сущим безумием. Поэтому овощному рагу и мятному сиропу я предпочел поход в «Гавана-холл». Смыть неприятный осадок от начала недели должен был алкоголь, а приглушенный голос Фиделя из динамиков, неустанно вещающий о революции, настроить на позитивный лад.

- Здорово, Яр. А ты что к Кате не пошел?

Не узнать голос Ракина было невозможно. Его истории о женском фашизме я слышал слишком часто.

- Что-то не в настроении.

- Ну да, - кивнул Ракин, - Меня тоже тошнит от ее соусов.

Не спрашивая разрешения, он сел рядом.

- Я знал, что встречу тебя здесь, можно сказать, я только и пришел сюда, чтобы поговорить с тобой.

- Мог бы и позвонить, - сухо ответил я.

- Ну да. А то я тебя не знаю, - рассмеялся коллега, - ты или трубку не возьмешь, или скажешь, что занят.

- Ну, это еще не факт… - начал я, но Ракин перебил.

- Да нет-нет я тебя не обвиняю. Я все понимаю, ты не очень любишь разговаривать. Но мне кажется, только ты и можешь помочь.

- Помочь? – насторожился я.

- Ну да. Может, закажем себе что-нибудь, если ты не против?

Я нехотя подозвал официанта. Пока мы копались в меню, официант изучал нас, пытаясь понять, стоит ли ожидать чаевых или лучше сразу внести наш столик в конец очереди.

- Понимаешь, я хотел бы попробовать себя в новом деле. Мне кажется, то, чем я занимаюсь – не мое, - начал Ракин.

- Ты хочешь уволиться?

- Ну, я еще не решил, - замялся коллега, - но я думаю, не вечно же торчать на одном месте. Эта работа она не плохая, я знаю, многие были бы счастливы работать у нас. Но мне кажется, я могу достичь большего.

Мне захотелось обнять его, перекрестить и отправить куда подальше, так как слушать бесконечные брюзжания с каждым днем становилось все невыносимее и невыносимее.

- Я думаю, ты должен попробовать, - сказал я как можно более дружелюбно, - Ты опытный сотрудник, и наверняка без труда найдешь работу по своему вкусу.

- Да-да, - закивал он, - я тоже так думаю, но все-таки не могу решиться. Иногда мне кажется, что я хочу сделать это только для того, чтобы забыться. Ты ведь наверняка знаешь, что мы расстались с Наташей. Не знаю, что я делал не так...

Вечер был испорчен. Что произойдет дальше, я прекрасно представлял.

- Слушай, и почему бабы вечно думают, что все должны носить их на руках? – продолжил коллега, - Нет, я не против романтики, но не каждый же день.

- Смена обстановки неплохое оружие против душевных страданий, - сказал я, - так или иначе ты должен попробовать что-то поменять, - я попытался вернуть разговор в прежнее русло, но Ракин явно намеривался рассказать все, что накипело.

- Но в этом-то и проблема. Я не хочу быть заложником ситуации. Понимаешь? Я не хочу, чтобы она руководила моей жизнью и что если я действительно хочу уйти только из-за нее, то тогда мне нужно отказаться от этой затеи, потому что в таком случае я пойду у нее на поводу...

Дальше я уже не слушал его. Мне приходилось только изредка кивать и говорить что-нибудь вроде «это да» или «может быть и так».

Под конец застолья Ракин вызвался подвезти меня, но я сказал, что мне нужно прогуляться. Он не стал возражать.

Ночь – лучшее время для размышлений, но в последние годы голова тянет все больше вниз.

ВЕЛИКИЙ ВТОРНИК

- Яр, ты выбрал краску для испытаний?

- Извини, Оксан, но еще не подписан ни один из образцов. Я бы попытался ускорить это дело, но ты же знаешь, как там наверху относятся к выскочкам…

- Ты это должен был сделать еще в пятницу! – запищала она. Ей было плевать на мои аргументы, - Что мне теперь прикажешь делать? У меня целый цех из-за тебя простаивает. Все вы мужчины одинаковые! Думаете только о себе! - она хлопнула дверью.

- Как придет подтверждение, так сразу! – крикнул я в закрытую дверь.

Несмотря на то, что ее истерики явление частое, в списке раздражителей она занимает последнее место. Наше общение - предельный концентрат. Как правило, хватает нескольких фраз, чтобы потом не подходить друг к другу весь день. Впрочем, ее возмущение было понятным: образцы краски подписали еще вчера, но весь этот хлам я по привычке закинул в стол. Пусть полежат денек-другой. Если делать свою работу быстро, то тебя так же быстро завалят новой. Проблемы нужно держать на расстоянии.

Вторую половину дня я проторчал в интернете, пытаясь разобраться с кубиком Рубика. От занятия отвлек рев турбин, а затем звук разбитого стекла. Военные самолеты в последнее время стали летать слишком близко к городу.

- Твари! – донеслось из соседнего кабинета.

Самолет навел на мысли о вечере. Мне бы тоже не помешало куда-нибудь приземлиться. Лишние дни необходимо растворять в алкоголе. Почему-то это правило никогда не требовало особых доказательств.

На часах было почти пять, оставшиеся минуты вряд ли могли что-то решить. Но просто уйти не получилось - во дворе уже толкалась куча народу. Меня сразу же атаковала Катя.

- Не, ну ты представляешь? Кем она был в прошлой жизни, что заслужил такое?

- Что? О чем ты?

- Отгадай, у кого разбилось окно? – спросила она.

- У кого? – отгадал я.

- Ну, вон посмотри, кто с совком ползает.

Я устало перевел взгляд на неврастеничку с совком. Это была Алина. Она недовольно пыхтела и причитала о всякого рода несправедливостях.

- Ну, почему опять я? – время от времени спрашивал она у своего отражения в осколках.

- Что-то они разлетались в последнее время, - Катя делала вид, что изучает небо.

- Наверное, опять керосин дали, - предположил я.

- Ты вчера так и не пришел, - она перевела тему.

- Да… дела были.

- Слушай, - Катя схватила меня за руку и потащила в сторону, - я тебя раздражаю, да?

- Да нет, что ты.

- Скажи честно, я же вижу, что что-то не так.

- Тебе кажется, - я скинул с себя ее руку, - мне надо идти.

ВЕЛИКАЯ СРЕДА

Середина недели. Властелины мира устало наблюдают за тем, как гоблины несут в их замки руду и золото. Баланс сил. Каждый занимается своим делом.

Казалось, что испортить день ни что не в силах, но из ничто вышла Вера и все испортила. Она прицепилась ко мне на парковке, когда победа была совсем рядом.

- Ты уже домой? – спросила Вера.

- Ну, вроде, - я внимательно разглядывал ее лицо, пытаясь раскусить подвох.

- Подбросишь меня?

- Садись.

Поначалу все шло неплохо - разговор о работе, о новых кеглях и их перспективах на рынке. Но в какой-то момент ей стало все это не интересно, она скорчила грустное лицо, и я понял, что пора поддать газу. Вера явно ожидала, что я спрошу ее:

- Что случилось? Почему ты грустишь?

После чего последовала бы еще одна интерпретация монолога, который я слышал сотни раз. Люди любят нравиться кому-то. Но в ее случае все было слишком запущено.

Вера смотрела в окно и тяжело вздыхала. Я знал ее слишком хорошо, чтобы совершить ошибку. Впрочем, главного учесть не удалось: мое молчание не помешало ей начать разговор самостоятельно.

- Я вчера была на похоронах…

Началось, подумал я. У этой женщины постоянно кто-то умирает. На вершине хит-парада историй – аварии на дороге: как, кого и куда заворачивали. Кто на этот раз?

- Это было так ужасно. И самое грустное я смотрела на лица тех людей, которые стояли рядом с покойником. И знаешь, что я там увидела?

- Что? – спросил я раздраженно.

- Ничего.

Вера произнесла это так театрально, что мне захотелось плюнуть ей в рожу.

- Ахуенный рассказ, - пробормотал я.

- Что? – спросила она.

- Ничего. Приехали.

- Так быстро? Я и не заметила, - Вера открыла дверь и высунула на улицу ногу, но вдруг остановилась, - слушай, а что ты делаешь завтра вечером?

- Пока не знаю. Буду стараться не умереть.

- Здорово, – она вылупила глаза, - может, попробуем сделать это вместе?

- Это я шучу так. Ты извини, но я жду других гостей, - я сделал ударение на других, исключительно чтобы задеть ее.

Вера хотела что-то ответить, но ее челюсть неожиданно затряслась, лицо покрылось пятнами, что вызвало во мне приятное чувство превосходства.

- Не стоит ждать от меня чудес, - смягчил тон я.

ВЕЛИКИЙ ЧЕТВЕРГ

Покупая новый календарь, с отвращением расправляешься со старым. Ссыпаешь дни в корзины с табличками «хорошие» и «плохие» и ужасаешься, как первую еще не унесло ветром. Убогое естество давит на педаль «мне надо» и «без этого никак», мимо пролетают пиздатые остановки, но у этой клячи бензина на сотню таких как я. Где я прокололся? Где оставил тормоза? Кажется, их выбросила какая-то блядь еще в институте. Она нацепила на меня беличьи ушки и загнала в огромное колесо, а я все думал о том, как бы не проебать счастье.

Рядом со мной лежит женщина, о которой невозможно мечтать. Я трахаю ее из чувства сострадания, можно сказать в дань памяти бывшей красоте. Алина трет костяшки на правой руке и нервно улыбается, простынь натянута по сиськи, с дивана свисают холодные пятки. Заканчивается четвертый день недели, самый честный и настоящий.

- Мне, наверное, пора? – спрашивает Алина.

- Да. Пожалуй, - отвечаю, - тебе надо успеть добраться до дома. Не думаю, что будет правильно прийти на работу вместе.

- Да, конечно, - робко шепчет она.

Иду на балкон и даю ей время собраться. Ночное небо завешено бледным людским светом. Едва ли можно различить хоть несколько звезд. Но даже эта желтая гадость не может спрятать бездну. Бесконечный конструктор в отражении расслабленных зрачков, бесконечное множество похожих друг на друга планет, солнечных систем и галактик, людей, живущих секунда в секунду с нами, с малиновыми усами и жабрами карася в ночь с пятого на шестое апреля плавают в уставших глазах и с сожалением напоминают мне, что я оказался не в том мире.

- Я все, – реальность приветствует голосом женщины, у которой не все в порядке с головой.

Алина – одна из самых удобных женщин, которых я когда-либо знал. Она сколько угодно может болтать о своих проблемах, но никогда не попросит о помощи. Это ее главный плюс.

- Не знаю, как буду добираться, - тоскливо мычит она, - в прошлый раз на меня хотели напасть собаки... представляешь? Обступили и стали лаять. Я шла вперед, закрыв глаза, и все ждала, когда кто-нибудь из них вцепится в меня сзади. Было очень страшно. - Алина потирает виски, затем бессильно опускает руки и вновь глубоко вздыхает, - Я так устала от всего этого.

- Почему не взяла такси?

- Ты же знаешь, все уходит на мать. Ей и так лекарств не хватает. Ты - моя единственная отдушина. Я бы хотела...

Ее очередное признание пресекает телефонный звонок. Кусок пластмассы противно дребезжит и двигается к краю тумбы.

- Алло.

- Спишь?

- А сама как думаешь?

- Ты не забыл, что у ребенка завтра концерт? Не забудь прийти.

- Не забуду.

- Вот и хорошо. В двенадцать.

Бывшая вешает трубку и я понимаю, что не хочу никуда идти. Смотреть на кривляния сына и еще десяток таких же клоунов невыносимо.

- Тебе действительно пора, - говорю я Алине, продолжая рассматривать экран телефона.

Я слышу, как шуршит ее пояс, как трутся о паркет каблуки и как с мерзким скрипом закрывается входная дверь. Словно и не было никого.

ВЕЛИКАЯ ПЯТНИЦА

Я сидел в зале окруженный счастливыми родителями. Их было человек сто, и все они пялились на сцену, ожидая выступления своих чад, поочередно выходящих на деревянный помост. Приговоренные демонстрировали то, чему они научились за целый год у людей, называющих себя хореографами и педагогами по вокалу. Кто-то из детей, пытаясь скрыть ужас, неуклюже топтался под звуки дешевого синтезатора, кто-то надрывал глотку, рассказывая стишок о самой лучшей маме, кто-то выл в микрофон, не заботясь о том, чтобы попасть в тональность. Мой сын вышел в середине концерта, и я не сразу понял, что это именно он. Вместо моего Ильи на сцене стоял какой-то мальчик, одетый в костюм гусара. В такт песни мальчик нелепо дрыгал ножками. Затем наступила очередь ручек, которые пытались делать что-то в стиле лезгинки. Все это продолжалось минуты три, после чего мальчик поклонился, а люди в зрительном зале стали хлопать. Я подумал, что действие происходит неверно, что кто-нибудь встанет сейчас и разоблачит весь этот обман. Но все оставалось как есть. Люди с невозмутимыми лицами продолжали смотреть концерт. Я попытался испытать гордость за сына, но на душе было гадко. В красных ласинах он больше походил на малолетнего педика, нежели на искусного танцора. И на это уходят мои алименты?

Я прошел за кулисы. Найти розовощекого гусара в толпе фей было не трудно. Пытаясь скрыть брезгливость, я обнял сына, сказал ему, что он молодец и все в таком духе. Ребенок засмущался и что-то промямлил в ответ. Я похлопал его по плечу, сказал, что мне пора идти и выскочил из зала.

- Ярослав Викторович, уже уходите? - окликнула директриса.

- Извините, работа, дела, понимаете...

- Ваш сын выступил сегодня просто отлично.

- Да-да, конечно... спасибо.

Возвращаться на работу не имело смысла. Я стоял один посреди города, страстно желающий понять, что же все-таки нужно делать.

- Хотите выиграть?

- Что?

Я обернулся. Передо мной стоял человек в рваном домашнем халате - странного вида бомж, вероятно выживший из ума.

- Вы шутите?

- Нет, - искренне удивился он, - одолжите незнакомцу горстку монет и сегодня вам улыбнется удача.

Мне захотелось огреть его чем-нибудь тяжелым, но я зачем-то полез в карман и выудил немного мелочи.

- На, вот, возьми.

- Спасибо, большое. И помните! Сегодня! Обязательно!

Слова идиота вселили надежду. От этого на душе стало еще хуже. Отключив телефон, я побрел к магазину, чтобы взять пива, но у входа столкнулся с Павликом - сыном управляющего отделом. Сомнительная должность курьера позволяла ему проебываться всю неделю.

- О, братан! Здорова. А ты че не на работе? - спросил Павлик.

- Наверное, по той же причине, что и ты.

- Ладно, - расслабился он, - Смотри че себе взял.

Павлик указал на синий пластмассовый кабриолет-Ё припаркованный на месте для инвалидов. Установившаяся в последнее время мода на все отечественное настораживала.

- Катя купила уже такой, - устало кивнул я.

- Да ты че! У нее ж базовая, а эта под заказ. В единственном экземпляре. Наворот на навороте. Ферари сосет.

- Что-то мне хуево, Павлик.

- Понял, - тут же отреагировал он, - садись, поехали.

- Куда?

- Тебе не все ли равно?

- Да в общем-то...

- Ну вот.

Из-за чрезмерного количества блестящих деталей в салоне было неуютно. К тому же ощущение дорогой машины портил резиновый Илья Муромец, свисающий с зеркальца и испускающий почему-то запах сосны. Все коврики и кресла были раскрашены под флаг России, а на клаксоне красовался двуглавый орел.

- Щас покажу, что она может, - гордо сказал Павлик и поддал газу. Но продемонстрировать все достоинства автомобиля было не суждено. Кабриолет наскочил на люк, мой коллега от испуга дернул руль вправо, машина въехала на клумбу и воткнулась в елку.

- О бля, - сказал Павлик.

- Вот баран, - прошептал я.

С трудом отстегнув ремень, я вышел из машины. Из-под ботинка выглядывали лепестки тюльпана, со своего постамента на вандалов укоризненно смотрел Ленин. Павлик обошел машину кругом, подергал бампер и подытожил:

- Хуйня! Передок поменять и все!

Я подумал, что было бы неплохо свалить отсюда, но в тоже время оставлять коллегу одного было не хорошо.

- Что будем делать? - пытаясь добавить участливости голосу спросил я.

- Да ты иди, разберусь, - разрешил мою дилему Павлик.

- Ну, ладно. Если что, звони.

- Ага, - полностью поглощенный поломкой, ответил он.

Я поплелся обратно к парковке, на которой оставил свою машину несколько часов назад. Я думал о словах сумасшедшего, об обещанной удаче. Придя домой, я развалился на диване и стал ждать чуда. Пиво постепенно таяло, а чудо все не наступало. Стрелка часов перевалила за полночь.

- Наебал... - подытожил день я и выключил свет.

ВЕЛИКАЯ СУББОТА

Радости от выходных не было. Из телевизора летели кривляния комиков и пиздеж политиков, но чувство великого опустошения не проходило. Необходимо было встряхнуться.

Бомж стоял на все том же месте и в своей привычной манере клянчил у прохожих мелочь.

- Ну и где обещанная удача? - спросил я, когда его рука опустила в стаканчик очередные монеты.

- Эээ... что? - насторожился он.

- Вчера я купил у тебя удачу. Но, по всей видимости, что-то стряслось с доставкой.

- Вы что серьезно поверили? - стал оправдываться он, - Это просто удачный ход.

- Ход?

- Ну, вы же понимаете, что люди охотнее расстаются с деньгами, когда им кажется, что они совершают хорошую сделку. Где еще вы можете купить удачу всего за десять или двадцать рублей?

- Возвращай мои деньги.

- Конечно, конечно. Сколько там было? Десять? Пятнадцать?

- Я дал тебе две тысячи.

- Ну, знаете, - замотал головой жулик, - это не серьезно. Я даю вам пятьдесят рублей и то только потому, что вы мешаете мне работать.

Я осмотрелся по сторонам и отвесил нищеброду затрещину.

- Вы в своем уме? - заверещал бомж.

Он не походил на полоумного. Скорее всего, спившийся актер или музыкант. Таким даже в радость корчить из себя клоунов.

- Деньги, - повторил я.

- Хорошо, - выдохнул бомж и протянул мне стаканчик с медью.

Я ударил его по руке, монеты подпрыгнули и ударились о каменные плиты.

- Ну все, гад! - закричал бомж и неуклюже изогнувшись влепил мне в ухо. Я ударил в ответ, но промахнулся и пролетел мимо. Затем он схватил меня сзади и начал душить.

- Что ж ты делаешь-то? - раздался женский голос.

Бомж решил не испытывать судьбу, оттолкнул меня, схватил свою сумку и побежал прочь. Я хотел найти камень и кинуть ему вдогонку, но вокруг как назло не было ничего подходящего. Тогда я зачем-то достал мобилу и попытался попасть ею нищеброду в голову. Телефон не долетел метра три и, ударившись о землю, разлетелся на несколько частей.

- За что это он вас так? - ко мне подошла неопрятного вида женщина. Короткая прическа и длинная улыбка из складок кожи придавали ей схожесть с гиеной. Животное нагло рассматривало мою шею и противно жевало губами.

- Он бомжу мелочь рассыпал, - сказал кто-то неподалеку, - я все видел. Сам первый и начал.

- Да он людей обманывал... - начал зачем-то оправдываться я, но, махнув рукой, поплелся к останкам телефона.

Задняя панель раскололась. Все остальное на первый взгляд было в порядке, телефон включился. Не успел я положить его в карман, как вдруг раздался звонок. На экране загорелась надпись "Вера смерть".

- Да, я слушаю.

- прфшххххх... - донеслось из динамика.

- Я не слышу! Наверное, у меня телефон сломался! - радостно закричал я.

- чщщщщщщпшшшшш...

- Не слышно, говорю!

Вера повесила трубку. Я мысленно поблагодарил нищеброда за то, что он избавил меня от необходимости слушать очередной треп.

Звуки улиц слились в одну сплошную рекламу предстоящей пьянки. Из своих нор повыползали немытые китайцы. Тьма, пришедшая с востока, накрыла ненавидимый город.

Я вытащил сим-карту и выбросил телефон в канаву. Идти в торговый комплекс не хотелось, казалось, что стоит пересечь порог, как на тебя тут же наденут шутовской колпак. И все же это было единственное место, где работали магазины.

- Дайте самый хуевый телефон, - заявил я первому попавшемуся консультанту.

Парень в желтой футболке неодобрительно посмотрел на меня и лениво произнес:

- Значит самсунг, - после чего тихо добавил, - и вообще-то у нас не матерятся.

Мне дали коробку, размером с кирпич, и я пошел домой, вспоминая всех этих людей, вынужденных проебывать вечера в надежде добыть лишний кусок денег. Где-то среди них затерялся и я, двадцатилетний и, в общем-то, довольный жизнью, переполненный уверенностью, что ответ на все вопросы по-прежнему заключается в одном простом слове "завтра".

ПАСХА

Воскресное утро также не принесло радости. Противные гудки допотопного телефона одновременно убили желания спать и просыпаться. Пока я разбирался в кнопках, динамики исторгли еще один мерзкий звук. Первое сообщение было слишком неоднозначным.

Вера повесилась.

Так и не определившись в своих чувствах, я прочитал второе СМС, которое оказалось таким же коротким, но более жизнеутверждающим.

Христос воскрес.

Первое, что пришло в голову, почему повесилась? Человечество придумало множество способов свести счеты с жизнью, но повешение казалось одним из самых сложных и требующих должной подготовки. Впрочем, от Веры можно было ожидать чего угодно. Ее голова давно перестала принадлежать ей самой.

Телефон снова завибрировал.

- Алло, Яр?

- Да.

- Ты уже знаешь?

- Ага. Воистину воскрес.

- Да нет. Вера, с работы которая... вчера это... повесилась.

- Да знаю. Это я шучу так.

- Шутишь?

- Забей.

- Хуево, да? - спросил он, пытаясь найти поддержку тезиса, что даже не своя смерть - это тоже хуево.

- Ну, да.

- Ты что-нибудь дарить будешь?

- Дарить?

- Бля... в смысле покупать. Ну, там венок или цветы ж надо.

- Наверное, - сказал я.

- Давай я за тобой заеду, выберем что-нибудь. Я хэзэ че покупают в таких случаях.

- Хорошо.

Павлик подъехал на грязном форде, из-под которого, не смотря на полдень, мерцал зеленый неон.

- Она что-нибудь оставила перед смертью? Какую-нибудь записку? Готов поспорить, Вера насочиняла целую поэму, - моя фраза вышла излишне злой, но Павлик этого не заметил.

- Всего два слова, - на автомате ответил он.

- Два? - удивился я.

- Что-то вроде счастливо оставаться.

- И все?

- Кажется, да.

Все время, пока мы ехали к магазину цветов, Павлик высказывал свои догадки, почему Вера сделала то, что сделала. Я же пытался разобраться в своих чувствах. Мне вспомнился и вчерашний звонок и последняя наша с ней встреча, но внутри было по-прежнему пусто.

- Купи за меня, - Павлик заглушил мотор и неловко протянул мне красную купюру, - Хорошо?

- Хорошо, - не стал возражать я.

В цветочном магазине пахло почему-то не цветами, а пирожками. У вазы с крокусами стояла мрачная женщина и внимательно разглядывала вошедшего, то есть меня.

- Почем те гвоздики? - спросил я.

- Вам для девушки? - улыбнулась продавщица. В ее улыбке не было ничего дружелюбного. По всей видимости, она просто представила, как избавляется от какого-нибудь залежалого товара. Я хотел ответить, что это не должно ее волновать, но подумал, что цветы после такого ответа могут сразу же подскочить в цене.

- Для коллеги.

- Молодая?

- Молодая.

- Тогда возьмите розы. Ей должны понравиться, особенно в такой праздник.

Мне вдруг подумалось, что даже если бы я притащил на похороны мертвого слона утыканного розами, Вере было бы все равно.

- Вы извините, но мне нужны гвоздики.

- Ну, как знаете, - обиделась продавщица, - сто рублей одна штука.

- Дайте штук двенадцать, - не стал торговаться я.

- Двенадцать? Четное? - подняла бровь женщина.

- Вы очень догадливы, - ответил я.

- Ой, простите, - сразу же изменилась в лице цветочница.

Я испытал одновременно чувства радости и стыда. Продавщица оказалось не такой черствой, как я думал. Она, несомненно, должна была отправиться на похороны вместо меня: рыдать, успокаивать, соболезновать. А я бы остался здесь. Мне представилось, как на моих пальцах раскрываются раны от уколов шипов, а куртка пропитывается запахами сотен цветов.

- Что это? - спросил Павлик, разглядывая гвоздики на заднем сидении.

- Цветы.

- Выглядят ужасно, - скривился он, - ты уверен, что это то, что нужно?

- Сто раз так делал, - сказал я.

- Ну, ладно, - с сомнением ответил он и завел мотор.

На кладбище, как и положено, было тоскливо. Павлик стыдливо прятал за спиной гвоздики и озирался на красивые букеты роз, нервно раскачивающиеся в руках других сочувствующих. Оказалось, что у Веры не было ни родственников, ни друзей, так что у могилы стояли совершенно далекие от трагедии люди: Оксана, Ракин, Алина, Катя, Павлик, я, несколько ребят из соседнего отдела, да четверо грузчиков, которых приспособили для того, чтобы таскать гроб.

Мне вспомнился наш последний разговор с покойницей о пустоте лиц. Я оглядел всех собравшихся и возможно понял, что Вера тогда имела в виду. Но это откровение не вызвало эмоций достаточных даже для удивления. Мало того ограниченность Вериной натуры открылась еще ясней и от этого стало совсем грустно.

Деревянный ящик опустили на дно могилы, грузчики стали яростно раздирать лопатами сухую землю. Я наблюдал за тем, как прячется от нас наше будущее, и думал, что мой шанс на просветление также останется погребенным здесь.

Рядом со мной стояла Катя, она терлась о мое плечо, делая вид, что ее кто-то толкает. Нарочно пришедшая на похороны во всем белом Катя старалась казаться жизнерадостной, но увиденное несомненно пугало ее.

Я попытался отвлечься от происходящего и посмотрел на небо. Лев Толстой многого не знал о небе. Если бы ему рассказали, из чего оно состоит, монолог Болконского выглядел бы совершенно иначе.

- Не печалься, - попыталась успокоить себя Катя, - это нормальное явление.

Иногда я тоже подумывал о буддизме. Но убожество в длинной юбке отбивало желание осваивать даже азы. Как ни крути, но залежалый товар на полке признак дурного маркетинга, а лучшая антиреклама продукта - его потребитель.

После того, как грузчики покончили со своей миссией, собравшиеся забросали земляной горб цветами. Павлик подошел последним и всунул свои гвоздики меж роз. Видимо из всей церемонии он усвоил лишь одно: не стоит доверять свои дела кому-то другому, особенно, если этот кто-то другой - я.

Традицию помянуть проигнорировали. С бывшей коллегой коллектив простился сдержано, даже не удосужившись обсудить все подробности столь неожиданной кончины. Каждый торопился по своим делам. У меня же дел не было, и я отправился домой. Казалось, что мне лет восемь, за спиной висит портфель, который безуспешно тянет назад. Уроки закончились, школу снесли, а каникулы основательно затянулись. Великий поток не дал мне опомниться, он двигал меня бездумно вперед, к пропасти, подавляя всякую мысль о благополучном исходе. Все было слишком определенным, чтобы прятаться в домике. От всего нового пахло плесенью за километр, а за каждой поучительной историей скрывалось чье-то отчаяние. Я стоял посреди прихожей, обутый и растерянный, более не желающий принимать бесконечное завтра. Реальность выжидающе смотрела на меня. Я не хотел проигрывать.

Не зная что делать, я отодрал кусок обоев и облизал стену.

Tweet